Про жару, знаете ли...
Вот вы, друзья мои, все на жару жалуетесь... Головой я вас понимаю, конечно, хотя душа моя хочет солнышка, устав от вечного дождя в прохладных ирландских болотах.
И вот восставший из отдыхающих и вернувшийся в славные ряды труженников жж сэр Макс Сумеречный пинками и колотушками вдохновил меня на создание совместного шедевра - чтоб непременно про жару. Так что вот вам новое совместное творчество:
Сказка про славного Хомку, крикливых чаек, далёкую Шотландию, а главное - про жару!
На Балтийском побережье царило адское пекло. Прибрежные воды кишмя кишели уже готовыми шпротами (тем более что недавно здесь разбился танкер с грузом машинного масла), имевшая неосторожность выпрыгнуть из воды селёдка вялилась в одно мгновение, а креветки плавали уже варёные и вылезшие из панциря.
Тостеры этим летом были никому не нужны. Достаточно было несколько секунд подержать ломтик хлеба на солнце. Пчёлы настолько потели в своих мохнатых шкурках, что не могли летать. Но упрямо ползли за нектаром несколько километров до ближайшего цветущего луга. Яблоки поспевали на ветках сразу печеными, с вкуснющей карамельной корочкой, а вяло пасущиеся на солнцепёке овечки отчетливо пахли шашлыком.
С раскалённых крыш нежно капал рубероид, к вечеру застывая чёрными блестящими сосульками…
Но самое главное - плавился янтарь, из которого, как всем известно, на девяносто девять процентов состоят прибрежные балтийские дюны.
Предупреждали ведь Хомку - не садись на песочек! Нет, сел. Прямо в своём неизменном килте, который после той памятной поездки в Шотландию он носил не снимая. Завистники поговаривали, что Хомка в килте даже ходит в ванную и спит в нём же.
Да. Так вот, килт, разумеется, приклеился к расплавленному янтарному песку. И отрываться не желал.
Хомка, стыдливо прикрываясь лапками, бегал вокруг килта и характеризовал его в цветистых выражениях, которых он, к сожалению, нахватался у сэра Макса и Музика:
- Ты, клетчатое отродье корявого ткацкого станка! Слышишь, нет? Я ж тебя щас на детский паззл порву! Возомнивший о себе носовой платок-переросток! Ветошь в собственном соку! Отлепись от песка, скотина, кому говорю! Мне домой надо!
Килт, как и подобает любому славному шотландскому килту, хранил презрительное молчание и в переговоры с Хомкой не вступал.
Короче, Хомке пришлось дождаться темноты и бежать к дому кружным путём через сосновый лесочек, напоминающий эвкалиптовый, так как сосны из-за жары бесстыдно и развратно посбрасывали кору. Будучи раздетым, Хомка прекрасно с ними гармонировал. Впрочем, настроения ему это не улучшало.
Про килт Хомка не забыл. Но, к сожалению, на следующий же день ему надо было срочно уезжать на симпозиум по мировому плюшковедению. Разумеется, Хомкин доклад был признан одним из лучших, да и в целом неделя прошла прекрасно.
Вернувшись из поездки, Хомка первым делом вытащил из сарая ломик и отправился на дюны.
Выковырять из янтарного песка вплавленный в него килт оказалось делом нелёгким. Но когда это Хомка отступал перед трудностями? Промучившись часа три, он всё-таки победил проклятую тряпку, несмотря на то, что та сопротивлялась с истинно шотландским упрямством.
Пыхтя и обливаясь потом, Хомка дотащил изрядно потяжелевший и принявший странную форму килт до дома. А втащив его в нору, задумался… Надежды отстирать или по-другому очистить килт от янтаря явно не было, так что килт стал совершенно непригодным для носки. Но выбросить его за просто так не позволяла хомячья жадность гордость. Кроме того, Хомка не знал, что будет, если об испорченном килте узнает глава клана Мак-Мерфи… И узнавать не хотел. Так что, критически осмотрев нору, Хомка решил пристроить килт у окошка, из которого открывался замечательный вид на гавань. «А фто, если накидать подушек… и еще, пожалуй, клетчатый пледик… получиться очень даже уютная сидушка!» И Хомка, кивнув сам себе, принялся деловито обустраивать новую деталь интерьера. А обустроив, притащил с кухни свежих плюшек и аккуратно уселся в новое кресло - подкрепиться перед обедом плюшкой-другой и насладиться дуновениями морского ветерка… Но тут же подскочил, громко вереща, как будто уселся на гвоздь! Впрочем, правда оказалась еще страшнее - в складках килта обнаружился вовсе даже не гвоздь. А яйцо! Огромное яйцо. Судя по крапинкам - серебристой чайки… Хомка, со всех сторон оглядел находку и, чертыхнувшись, задумался.
С одной стороны, чаячий птенец, заключенный в яйце, был явно не виноват в том, что его родители не нашли ничего умнее, как устроить гнездо в Хомкином килте. Придумали, тоже мне, место для гнездования! С другой стороны, а чем Хомка мог ему помочь? Он же не чайка! И даже не курица… И высиживать яйца не умеет. Хотя…
«Всё равно ведь жара», - подумал Хомка. «Может, приспособить солнышко к благородному делу спасения пернатых?»
Хомка решительно положил крапчатое яйцо на освещённый подоконник и столь же решительно убрал его оттуда. На подоконнике яйцо могло разве что изжариться.
А в норе было довольно прохладно. Выхода не было.
Кряхтя и бормоча под нос страшные ругательства, Хомка устроил яйцо поудобнее и попробовал примоститься на нём. «Не пропадать же теперь птичке…»
- Нет, это просто смешно! - бурчал себе под нос Хомка, пытаясь тем не менее аккуратно пристроиться на яйце. - Хомяки, к вашему сведению - не яйцекладущие!!! Кошмар! До чего я дожил! Кто всучил мне должность Великого Инкубатора? Я поражаюсь, как профессиональные наседки ухитряются на этом сидеть? Это же эквилибристика какая-то, извините за выражение! Видел бы меня мой славный прадедушка - со стыда бы облысел! Ой, а не дай бог в клане Мак-Мерфи узнают, чем я тут занимаюсь?
И всё-таки Хомка, как всегда, победил. Проклятое яйцо было обогрето по всем правилам, а для Хомки наступила довольно хлопотливая жизнь.
Так прошло несколько дней. И вот как-то вечером Хомке понадобилось отлучиться. Ну да, на кухню, за плюшками. Вернувшись в комнату, Хомка совсем уж было изготовился снова вскарабкаться на свой насест - но с удивлением обнаружил, что никакого яйца в попорченном килте уже нет, а на его месте копошится птенец серебристой чайки. Но не простой!
- Упс… - только и сказал Хомка, собственными вытаращенными глазами наблюдая необычной расцветки птенца.
В яркую шотландскую клеточку!
Птенец раззявил жадный клюв и курлыкнул что-то чрезвычайно похожее на «Папа?»
- Ни в коем разе!!!! - завопил Хомка.
Птенец курлыкнул ещё раз и на интернациональном младенческом сленге дал понять всему миру, что хочет жрать.
- Чем же его кормить-то? - задумался Хомка.
Он почесал в затылке и достал из буфета банку шпрот.
Вскормленный шпротами клетчатый птиц (как будет самец чайки? Чай? Чайник?) был неотразим, блестящ и великолепен. Кстати, как только он встал на крыло, проблема с питанием отпала. Каждое утро он улетал на море за рыбой, где и пропадал весь день. Впрочем, интересовался он не только едой. Через девять месяцев всё побережье заполонили клетчатые чайки самых невероятных цветовых сочетаний. Даже великий Мак-Мерфи не смог бы определить их точную принадлежность к определённому клану. И крики этих чаек тоже были несколько непохожи на обычные. Более всего они напоминали… Догадываетесь, что?
Славного Хомку его клетчатый приёмыш не забыл, даже не надейтесь. Каждый вечер он прилетал в нору ночевать, причём спать укладывался исключительно в заслуженный покорёженный килт. Впрочем, поклянчить у Хомки баночку-другую шпрот он тоже не забывал.
И по вечерам Хомка, сидя у камина, наслаждался протяжными криками собственной домашней чайки, удивительно напоминавшими звуки милой его сердцу волынки.
И вот восставший из отдыхающих и вернувшийся в славные ряды труженников жж сэр Макс Сумеречный пинками и колотушками вдохновил меня на создание совместного шедевра - чтоб непременно про жару. Так что вот вам новое совместное творчество:
Сказка про славного Хомку, крикливых чаек, далёкую Шотландию, а главное - про жару!
На Балтийском побережье царило адское пекло. Прибрежные воды кишмя кишели уже готовыми шпротами (тем более что недавно здесь разбился танкер с грузом машинного масла), имевшая неосторожность выпрыгнуть из воды селёдка вялилась в одно мгновение, а креветки плавали уже варёные и вылезшие из панциря.
Тостеры этим летом были никому не нужны. Достаточно было несколько секунд подержать ломтик хлеба на солнце. Пчёлы настолько потели в своих мохнатых шкурках, что не могли летать. Но упрямо ползли за нектаром несколько километров до ближайшего цветущего луга. Яблоки поспевали на ветках сразу печеными, с вкуснющей карамельной корочкой, а вяло пасущиеся на солнцепёке овечки отчетливо пахли шашлыком.
С раскалённых крыш нежно капал рубероид, к вечеру застывая чёрными блестящими сосульками…
Но самое главное - плавился янтарь, из которого, как всем известно, на девяносто девять процентов состоят прибрежные балтийские дюны.
Предупреждали ведь Хомку - не садись на песочек! Нет, сел. Прямо в своём неизменном килте, который после той памятной поездки в Шотландию он носил не снимая. Завистники поговаривали, что Хомка в килте даже ходит в ванную и спит в нём же.
Да. Так вот, килт, разумеется, приклеился к расплавленному янтарному песку. И отрываться не желал.
Хомка, стыдливо прикрываясь лапками, бегал вокруг килта и характеризовал его в цветистых выражениях, которых он, к сожалению, нахватался у сэра Макса и Музика:
- Ты, клетчатое отродье корявого ткацкого станка! Слышишь, нет? Я ж тебя щас на детский паззл порву! Возомнивший о себе носовой платок-переросток! Ветошь в собственном соку! Отлепись от песка, скотина, кому говорю! Мне домой надо!
Килт, как и подобает любому славному шотландскому килту, хранил презрительное молчание и в переговоры с Хомкой не вступал.
Короче, Хомке пришлось дождаться темноты и бежать к дому кружным путём через сосновый лесочек, напоминающий эвкалиптовый, так как сосны из-за жары бесстыдно и развратно посбрасывали кору. Будучи раздетым, Хомка прекрасно с ними гармонировал. Впрочем, настроения ему это не улучшало.
Про килт Хомка не забыл. Но, к сожалению, на следующий же день ему надо было срочно уезжать на симпозиум по мировому плюшковедению. Разумеется, Хомкин доклад был признан одним из лучших, да и в целом неделя прошла прекрасно.
Вернувшись из поездки, Хомка первым делом вытащил из сарая ломик и отправился на дюны.
Выковырять из янтарного песка вплавленный в него килт оказалось делом нелёгким. Но когда это Хомка отступал перед трудностями? Промучившись часа три, он всё-таки победил проклятую тряпку, несмотря на то, что та сопротивлялась с истинно шотландским упрямством.
Пыхтя и обливаясь потом, Хомка дотащил изрядно потяжелевший и принявший странную форму килт до дома. А втащив его в нору, задумался… Надежды отстирать или по-другому очистить килт от янтаря явно не было, так что килт стал совершенно непригодным для носки. Но выбросить его за просто так не позволяла хомячья жадность гордость. Кроме того, Хомка не знал, что будет, если об испорченном килте узнает глава клана Мак-Мерфи… И узнавать не хотел. Так что, критически осмотрев нору, Хомка решил пристроить килт у окошка, из которого открывался замечательный вид на гавань. «А фто, если накидать подушек… и еще, пожалуй, клетчатый пледик… получиться очень даже уютная сидушка!» И Хомка, кивнув сам себе, принялся деловито обустраивать новую деталь интерьера. А обустроив, притащил с кухни свежих плюшек и аккуратно уселся в новое кресло - подкрепиться перед обедом плюшкой-другой и насладиться дуновениями морского ветерка… Но тут же подскочил, громко вереща, как будто уселся на гвоздь! Впрочем, правда оказалась еще страшнее - в складках килта обнаружился вовсе даже не гвоздь. А яйцо! Огромное яйцо. Судя по крапинкам - серебристой чайки… Хомка, со всех сторон оглядел находку и, чертыхнувшись, задумался.
С одной стороны, чаячий птенец, заключенный в яйце, был явно не виноват в том, что его родители не нашли ничего умнее, как устроить гнездо в Хомкином килте. Придумали, тоже мне, место для гнездования! С другой стороны, а чем Хомка мог ему помочь? Он же не чайка! И даже не курица… И высиживать яйца не умеет. Хотя…
«Всё равно ведь жара», - подумал Хомка. «Может, приспособить солнышко к благородному делу спасения пернатых?»
Хомка решительно положил крапчатое яйцо на освещённый подоконник и столь же решительно убрал его оттуда. На подоконнике яйцо могло разве что изжариться.
А в норе было довольно прохладно. Выхода не было.
Кряхтя и бормоча под нос страшные ругательства, Хомка устроил яйцо поудобнее и попробовал примоститься на нём. «Не пропадать же теперь птичке…»
- Нет, это просто смешно! - бурчал себе под нос Хомка, пытаясь тем не менее аккуратно пристроиться на яйце. - Хомяки, к вашему сведению - не яйцекладущие!!! Кошмар! До чего я дожил! Кто всучил мне должность Великого Инкубатора? Я поражаюсь, как профессиональные наседки ухитряются на этом сидеть? Это же эквилибристика какая-то, извините за выражение! Видел бы меня мой славный прадедушка - со стыда бы облысел! Ой, а не дай бог в клане Мак-Мерфи узнают, чем я тут занимаюсь?
И всё-таки Хомка, как всегда, победил. Проклятое яйцо было обогрето по всем правилам, а для Хомки наступила довольно хлопотливая жизнь.
Так прошло несколько дней. И вот как-то вечером Хомке понадобилось отлучиться. Ну да, на кухню, за плюшками. Вернувшись в комнату, Хомка совсем уж было изготовился снова вскарабкаться на свой насест - но с удивлением обнаружил, что никакого яйца в попорченном килте уже нет, а на его месте копошится птенец серебристой чайки. Но не простой!
- Упс… - только и сказал Хомка, собственными вытаращенными глазами наблюдая необычной расцветки птенца.
В яркую шотландскую клеточку!
Птенец раззявил жадный клюв и курлыкнул что-то чрезвычайно похожее на «Папа?»
- Ни в коем разе!!!! - завопил Хомка.
Птенец курлыкнул ещё раз и на интернациональном младенческом сленге дал понять всему миру, что хочет жрать.
- Чем же его кормить-то? - задумался Хомка.
Он почесал в затылке и достал из буфета банку шпрот.
Вскормленный шпротами клетчатый птиц (как будет самец чайки? Чай? Чайник?) был неотразим, блестящ и великолепен. Кстати, как только он встал на крыло, проблема с питанием отпала. Каждое утро он улетал на море за рыбой, где и пропадал весь день. Впрочем, интересовался он не только едой. Через девять месяцев всё побережье заполонили клетчатые чайки самых невероятных цветовых сочетаний. Даже великий Мак-Мерфи не смог бы определить их точную принадлежность к определённому клану. И крики этих чаек тоже были несколько непохожи на обычные. Более всего они напоминали… Догадываетесь, что?
Славного Хомку его клетчатый приёмыш не забыл, даже не надейтесь. Каждый вечер он прилетал в нору ночевать, причём спать укладывался исключительно в заслуженный покорёженный килт. Впрочем, поклянчить у Хомки баночку-другую шпрот он тоже не забывал.
И по вечерам Хомка, сидя у камина, наслаждался протяжными криками собственной домашней чайки, удивительно напоминавшими звуки милой его сердцу волынки.