Как становятся All Blacks: регбийная династия Новой Зеландии (ч.2)
начало -
http://krnr.livejournal.com/266071.html Мой район, моя игра, мои друзья, моя школа
Для многих новозеландцев Окленд - это как Лондон для англичан или Москва для русских - город сам по себе. Через неделю пришло время двигаться на Юг, в Веллингтон, в особенности в штаб-квартиру Новозеландского регбийного союза (NZRU). Здесь я должен встретиться с Брентом Андерсеном, по прозвищу Бак, главным менеджером местного и провинциального регби. 195 см и 120 кг. Он был хорошим игроком и добился права сыграть один матч за All Blacks в 1986-м. С 2001 он часть команды управленцев NZRU.
Разговаривая с Андерсоном, я вспоминаю слова Джона Дэниела: “Франсуа Трюфо как-то сказал: Все французы считают, что у них две работы - своя собственная и работа кинокритика. В Новой Зеландии у людей есть своя работа и роль менеджера All Blacks.” Андерсон толстокожий, флегматичный человек. Это полезно, потому что все в Новой Зеландии знают, что и как должен делать его департамент.
- Тут живет четыре миллиона новозеландцев, - говорит он. - И каждый знает, что правильно, а что нет.
В Новой Зеландии организованно играют в регби с 5 лет. По крайней мере должны.
- Я не настолько наивен, - говорит Андерсон. - Я знаю, что многим детям года четыре или три.
Прямо как внуку Брайана Уильямса. В этом возрасте они играют в игру “дерни-регби” (rippa rugby), которая нам известна как тач-регби: по семь человек в команде, и вместо захватов надо дернуть ленточку с шорт соперника. “Весь смысл только ловить, пасовать и бежать”. Андерсон считает “дерни-регби” - одной из лучших вещей, которую когда-либо сделал NZRU. Это простая безопасная версия игры, и ее просто устроить, даже если вы ничего не знаете об этом виде спорта.
В возрасте 8-10 лет детей начинают учить захватам, а потом схваткам без давления и коридорам. Команды расширяют до 10 человек. Примерно в 11 лет они начинают вводить команды из 15 человек и схватки с сопротивлением. В это время начинается учеба в средней школе, и клубы теряют своих юных игроков. Но в этом есть и плюсы: дети не играют слишком много. В Англии, например, мальчик может играть сегодня за школу, а завтра за клуб.
Как сказал Грэм Генри: “Мальчик в самой лучшей форме может сыграть 20 матчей в год, в крайнем случае 25. А когда я жил в Уэльсе, мальчики там играли по 80, 90 игр в год!”
Проводя параллели с школьными командами, есть еще сборные команды. Лучших игроков вызывают в команды своих провинций по возрастам. “Некоторые провинции собираются заводить команды до 13 лет”, - говорит Андерсон. “Но мы сомневаемся в такой необходимости. Шансы отыскать талант в команде до 13 очень малы”. А ведь есть еще академии. Обычно они начинали поиск талантов, как только мальчики закончат школу. Но сейчас этот процесс, по словам Андерсона, идет на матчах первых школьных команд. “И речь идет не только о союзах провинций, франшизы Супер Регби тоже начинают заглядывать, т.к. они не хотят, чтобы другая франшиза перехватила игрока.”
Талантливого 18-летнего парня будут рвать на части в разных направлениях: его школа, региональная регбийная федерация, его клуб и местная франшиза Супер Регби. Это напрягает. Но что примечательно, NZRU похоже больше заботится о молодежи, которая не попала в этот круговорот, чем о тех, кто находится под прессом. Основная цель NZRU на этом уровне “оставить как можно больше детей в системе, дать им играть, продвигая по возрастным группам”. У них в Новой Зеландии не такая уж большая база игроков, и союз нацелен максимизировать ее.
Идея состоит в том, что чем дольше вы удерживаете подростка в игре, тем выше вероятность того, что он вырастет в отличного игрока. А многие из тех, кто не добьется этого, по меньшей мере выработают в себе любовь к игре, что означает: “они смотрят регби по ТВ, покупают подписку канала Sky, вступают в провинциальные федерации и самое главное - через поколение они приведут своих детей в регби”.
Есть три способа удержания игроков. Первый - подбор по весу. В городах, где игроков обычно много, у детей есть возможность играть в командах, подобранных по весу, а не по возрасту.
Мальчик может играть за команду “до 15 лет”, а может “до 55 кг”. Подобранные по весу команды - эта форма регби на сегодня развивается быстрее других в Новой Зеландии. Особенно среди взрослых. Некоторые клубы сейчас выставляют команды “до 80 кг”.
Во мне 185 см и где-то 80 кг. Андерсон оглядывает меня с ног до головы:
- Если ты выступаешь в соревнованиях мужских команд, то в конце концов ты выйдешь против кого-то моего размера. А во мне 195 см и 120 кг. Или можешь выбрать команду, где все примерно твоего размера.
Я смотрю как он смеряет меня взглядом, и второе предложение выглядит весьма привлекательным.
Второй способ более неоднозначный. Он называется “правило второго тайма”. В матчах юношеских команд, если одна из команд выигрывает к перерыву 30 очков и более, два тренера обязаны (!) собраться и обсудить, что они могут сделать, чтобы выровнять игру. Выигрывающая команда может решить убрать своих лучших игроков или перевести их на другие позиции.
Третий способ наименее популярный. На всех уровнях ниже школьных соревнований первых команд тренеры обязаны в день игры давать каждому игроку, заявленному в состав, как минимум один тайм игры.
- Нам приходят электронные письма “Что это за чушь?”, “Политкорректность вас с ума свела”, - признается Андерсон, - но мы также получаем и письма от родителей в духе: “Спасибо вам, мой ребенок уже собирался бросать, потому что не получает игрового времени”.
Эти инновации не популярны среди тренеров, но если бы не дети, их бы не было.
- Наши клиенты в основном подростки и дети. У нас 28 тысяч взрослых игроков, 44 тысячи юношей и 80 тысяч детей до 13 лет, - говорит Андерсон. - Риск в том, что мы принимаем слишком много решений, смотря на регби взглядом тренера.
Много усилий и времени тратится на исследование юных игроков. В одном из последних исследований NZRU просило участников определить, что для них значит регби.
- Для тренеров, родителей и школьных руководителей смысл в результате, в победе, быть лучше всех остальных, - говорит Андерсон. - Для детей смысл немного другой. Для них это чувство битвы и чувство собственности. Это “мой район, моя игра, мои друзья, моя школа”. Ну и самое главное для них - это получать наслаждение.
Старшая школа Крайстчерча выпустила 12 All Blacks за последние 15 лет. Фото: CBHS
Это у них в душе
Вечером я лечу в Крайстчерч, который всё еще отстраивается после землетрясения 2011 года. Местная франшиза Супер Регби, “Крузейдерс”, самая успешная команда за истрию соревнований. И если средняя школа Окленда и произвела больше всего All Blacks, то старшая школа Крайстчерча (CBHS) ненамного отстает. Всего она выпустила 45, и 12 впервые надели на себя регбийки в последние 15 лет. Что бы в этой школе ни делали - это работает.
CBHS тоже государственная школа, но это не бросается в глаза. Здания здесь поскромнее, чем в Окленде, но сама школа проще относится ко всему. Когда я приехал, примерно 200 детей играют на полях перед школой: кто-то бьет мешки для захватов, кто-то бегает и пасуется, кто-то отрабатывает коридор. Я прохожу через них к главному игровому полю со своей небольшой трибуной. Там только что закончила свою тренировку первая команда школы.
Один из ее тренеров англичанин Данни Порт. Он переехал сюда два года назад. Раньше он работал в колледже Айвибридж в Дэвоне, который также является академией Экзетер Чифс и одной из лучших регбийных школ в Британии.
- Разница между школами разительная, - говорит он. - И главное - в числе детей, которые хотят играть, и как страстно они хотят этого.
Когда Порт был в Айвибридже, там было примерно столько же мальчиков, сколько и в Крайстчерче. В Айвибридже было 7 регбийных команд, в CBHS - 22.
- Если я скажу: “Так, у нас игра в обеденный перерыв, мне нужно 30 парней” - мы наберем их через 30 секунд. Желающие будут отовсюду.
Когда Порт только приехал, он тренировал аж шестую команду школы:
- И все равно у меня было 20-25 человек на каждой тренировке, отрабатывали два раза в неделю и играли по выходным. И все умели ловить, пасовать и играть ногой. В этом разница. В Британии мы часто находим здорового парня и делаем из него регбиста. А здесь играют все. Это у них в душе.
Есть интересная статистика школы CBHS, которую любит приводить NZRU. Почти половина игроков первой команды школы не попадала в основной состав младших возрастов, когда начинала играть в школе. Порт говорит, что этим мальчишкам “пришлось сражаться за свое место, но они созрели позднее и не перегорели, и их не перетренировали”. Например, Оуэн Франкс. Когда он учился в школе, Франкс был хилым, и ему сказали, что он слишком мал для основной команды. Он начал таскать с собой свой набор еды в школу, и с той поры всё, что о нём помнят одноклассники - это он постоянно ел. С тех пор Франкс 69 раз выходил на поле за All Blacks. Столбом.
Я спрашиваю у Порта, принимают ли его мальчишки ледяные ванны после матчей. Он смеется. В школе только обычный тренажерный зал, два раза в неделю. Больше ничего.
- Наш ресурс - это наши дети, - говорит он. - Сотни и сотни крепких ребят.
Аэросъемка матча в мае 2015 между высшей школой Крайстчерча и колледжем Христа на Стрэйвен Роуд. Игра вписала новую главу в книге рекордов ежегодного матча колледжей: CBHS победили 80-0. Фото: CBHS
Мальчики в основной команде CBHS не такие большие, как те, что играют за Окленд. Но, как говорит Порт, они крепкие. Директор школы Ник Хилл говорит, что такими их растят:
- Возьмите землетрясение, если бы оно случилось в другой провинции, справились бы они с этим так же, как мы? Если оно и должно было где-то случиться, то хорошо, что это произошло здесь, потому что именно здесь есть эта стойкость, несгибаемость, и мы видим это в нашем спорте.
Тем же днем я еду в Саутбридж, родной город самого знаменитого воспитанника CBHS - Дэна Картера. Я хочу взглянуть на местность, почувствовать, что же особенного в месте, которе дает детям “эту стойкость, эту несгибаемость”. Саутбридж лежит где-то в часе езды по Кентерберийской равнине. Но я зря поехал по навигатору. Он завел меня по пустынным грязным дорогам в глушь, где везде одни только поля, куда ни кинь взгляд.
Начался дождь, и я нагнал пару грузовиков, груженых камнями и битым кирпичом. Из под их колес летит гравий и грязь. К тому времени, что я прибыл на место, прокатная машина была похожа на развалину.
Перед домом семьи Картеров на дороге сидит петух. После ливня вокруг больше ничего живого. Дом легко узнать по регбийным воротам в саду. Их построил еще отец Картера, чтобы мальчик мог всегда тренировать свои удары. Я стучу, но дома никого нет. Через пару полей местный регбийный клуб, но там пусто. Я остановился у гаража, чтобы спросить дорогу.
Хозяин сказал, что к дому Картера постоянно течет струйка туристов. Родители Дэна однажды приехали домой и увидели японскую семью, которая устроила пикник на их лужайке прямо под воротами.
Больше в Саутбридже ничего нет. Магазин алкоголя, мясная лавка, боулинг, пара кафе. Последние несколько дней я читаю пьесу Грэга Мак-Ги “Foreskin’s Lament” (“Горе Фоскина”), когда-то игравшего за молодежную сборную страны. Книгу дал мне Джон Дэниел, и она потрясающая: про регбийный клуб из маленького городка в 80-х. Мне приходит на ум одна строчка: "Город и есть команда, - говорит старый тренер. - Когда играет команда - на кону честь города. Видит Бог, больше у этого города ничего нет.
Помните, откуда вы
Тем вечером я смотрю новый документальный фильм “The Ground We Won” (“Земля, которую мы отстояли”). Он о сезоне в жизни деревенской команды в Репороа. Отличный фильм, очень красиво снят. Я пишу режиссеру письмо. Его зовут Кристофер Прайор.
- Мы отправились исследовать жизнь и подвиг деревенской регбийной команды, - говорит Прайор, - узнать, почему игра так сильно важна не только для людей, которе в нее играют, но, говоря шире, для нашей культуы в целом.
Прайор и его команда провели год в Репороа.
- Мы обнаружили, что в деревнях есть особое чувство общности, которое трудно воспроизвести в больших городах. Местный регбийный клуб находится в самом сердце общины.
“The Ground We Won” напоминает мне слова Брайана Уильямса: “Нельзя понять новозеландское регби, не окунувшись в эту страну.”
После поездки к Картерам, я решаю позвонить, прежде чем нанести следующий визит. Кевин Баррет отвечает, уже неплохо:
- Хотите поговорить со мной? - пауза. - Окей.
“The Ground We Won”:
отрывок из фильма.
Баррет был хорошим регбистом, не больше. Он 13 лет отыграл за свою провинцию - Таранаки. Потом играл два года в “Харрикейнс”, когда игра стала профессиональной. У него также пятеро детей. Старший - Кейн - играет фланкером за Блюз.
Или играл. Он довольно надолго выбыл из строя из-за сотрясения мозга. Дальше, 24-летний Боден, который уже 30 раз выходил за All Blacks. Потом Скотт - замок, который недавно подписал контракт с “Крузейдерс”. Ну и, наконец, Блейк и Джорди, которые оба пока еще слишком юны, чтобы играть на профессиональном уровне, но мечтают об этом.
Баррет живет на краю Раоту, в часе езды на юг от Нью-Плимута. Еще один перелет. Еще одна машина напрокат. Еще одна строчка из “Горя Фоскина”: “Это сердце и потроха страны, слишком грязные и вонючие, из-за чего мы опускаемся до букетов, подарков или слов.”
Раоту заставляет Саутбридж крутиться. Рядом выступают из земли скалы мыса Эгмонт со своим маяком, самая западная точка Новой Зеландии. Баррет работает на улице в ожидании меня. Его рукопожатие заставило меня поморщиться, но улыбка располагает к себе. Он управляет молочной фермой, которую унаследовал от отца. “Мы тут родились и выросли, видишь”, - говорит он.
Он начал работать здесь сразу после окончания школы, когда ему было 16. Уже тогда он играл на клубном уровне.
- На побережье всё живет регби. Мы только этим и занимаемся. Когда я впервые вышел за Таранаки в 1986-м, мы играли ради любви к игре. И большинство из нас - если не все - были фермерами. Так что мы вставали в 4:30, доили коров, делали дневную работу, а потом шли на тренировку. И так же в день игр.
На пике славы Таранаки собирало до 20 000 зрителей в городе с численностью едва больше 100 000.
- Мне не суждено было быть олл-блэком, но мне всё равно. Я играл в свое удовольстве перед двадцатью тысячами человек. Это было потрясающе.
Кевин Баррет из Таранаки играет против Манукау в первом дивизионе NPC. Фото: Ross Setford/Getty Images
Примерно в то же время молочные фабрики стали закрываться. Когда это началось, община поредела, регбийные клубы стали бороться за выживание. Баррет смог убедить три соперничавших команды - Опунаке, Окато и Раоту - слиться в один новый клуб: Костал (“Побережье”).
Поначалу было очень трудно, потому что каждый был привязан по уши к своим традициям, но мы видели в этом выгоду для наших детей. И вот они мы теперь, 20 лет спустя! (Три года назад “Костал” выиграл первый чемпионат)
Позади дома Баррета находится поле, которое называется Баррет Крикет Граунд (BCG). Именно здесь его дети играли каждый день друг с другом и соседями.
- Детей приводили на лужайку, и наши мальчики росли здесь. У меня пятеро сыновей и три дочери. Через дорогу у семьи два сына и дочка, у соседа двое детей. Они все приходили сюда и играли матчи.
Баррет их немного тренировал. Он научил их тому, что считает основными навыками: “бить с обеих ног, пасовать в обе стороны, уметь читать игру”. В Англии обычно только одаренный игрок веера умеет делать это. Но Баррет считает, что каждый игрок должен обладать таким запасом навыков. Позиция на поле - это только дело размера, и столб должен мочь убрать с дороги вингера хорошим пасом не хуже полузащитника.
Когда мальчики подросли, отец преподнес им еще более важный урок:
- Вот, что я сказал им: “Регби - особенное дело: вы надеваете джерси и выходите играть за провинцию или попадаете в состав сборной и надеваете форму All Blacks - это огромная честь. Но всегда помните кто вы и откуда и не зарывайтесь в небеса. Потому что настанет день, когда вы снимете джерси и станете одним из нас.”
Прочнее узы
Последний раз в Окленде в ожидании перелета домой. Но сначала еще один визит: в Роторуа, в районе залива Пленти, навстречу Тики Эдвардсу. Он менеджер NZRU по делам маори. Примерно четверть зарегистрированных игроков в Новой Зеландии маори. Они играют в регби столько же, сколько и европейские поселенцы и их потомки - “пакеа” на маори. Самая первая команда Новой Зеландии, которая отправилась в тур по Британии в 1888-89, именовалась “местные”. Также они первыми исполнили хаку и носили черные джерси.
Я еду на машине всю ночь в сильный ливень. Похоже в Новой Зеландии еще больше видов дождя, чем в Англии.
Тики также воплощение силы природы: большой словоохотливый человек, всегда в шаге от того, чтобы взорваться смехом. Мы договорились встретиться в аэропорту Роторуа. “Ты узнаешь меня, как увидишь, бро”. Так и вышло.
Он влетает как ветер и сдувает меня в свою машину. Мы едем за город - в Каверау - чтобы посетить старшую школу Таравера. Говорит он еще быстрее, чем водит.
Район Каверау расположен в очень красивом месте, но тут трудно расти. Город построен возле бумажной фабрики. В 2012-м половина рабочих мест была закрыта, и население с тех пор неуклонно сокращается. Примерно в то же время в городе за 18 месяцев случилось 13 самоубийств: большинство из них юноши маори в возрасте между 16 и 21 годом.
Тики говорит про “П”: “Преступность. Помойка. Плюхи. Потасовки. Предки. Пирсы. И Пи.” “Пи” - местный слэнг для метамфетамина. “Всё, что может нагадить ребенку.”
Сонни Билл Уильямс в старшей школе Таравера. Фото: Courtesy of NZRU
У школы Таравера дела обстоят лучше. Та, прежняя, была закрыта в 2012-м и вместо нее открыли новую. Ян Парата - менеджер по среднему образованию округа Залив Пленти:
- Это была такая школа, что вы бы не дали и цента, чтобы сыграть с ними, - говорит он. - Она была ужасна, приятель, там были натурально бандиты.
Парата однажды приезжал сюда вместе с командой “до 14”. Мальчиков пришлось выводить из раздевалов на игру в сопровождении взрослых. В 2014-м Парата вернулся со своей командой.
- Я сказал моим ребятам: “Эти парни головорезы, они играют в ужасный регби”, и мы приехали - и это была одна из лучших и самых чистых игр, что я видел.
- Регби здесь для того, чтобы делать позитивные перемены в жизни детей, - продолжает он. - Дисциплина, порядок, честность.
Вместе с Тики они организовали сюрприз для школьников - приезд звезды новозеландского регби Сонни Билла Уильямса. Детали обсуждали с тренером главной школьной команды Энтони Причардом. Как и Дэнни Порт он англичанин, переехавший в Новую Зеландию. Он вспоминает как на одну из первых игр он должен был поехать с командой утром на восьмичасовом автобусе:
- Некоторые из детей пришли с коробками жареной курицы и чипсами на завтрак.
Еще один ученик спал под мачтой электроосвещения, т.к. это было самое теплое место, которое он смог найти.
Причард говорит, что в школе было 10-11 мальчиков, которые были “хорошими атлетами и легко могли бы попасть в команду”. Но они не хотели играть из-за других вопросов в жизни. Домашнее насилие. Наркотики. Уличные банды. В том районе особенно были сильны банды “Mongrel Mob” и “Black Power”. Всё это означало, что Тики нужно искать манишки разного цвета, т.к. дети не будут носить что-то с цветами чужой банды.
У старшеклассников Тараверы нет игрового поля, скорее поляна без какой-либо разметки. Пока все игры проходят на выезде. В школе есть шесть мешков для захватов. Но здесь есть несколько хороших игроков. Раньше их могли заметить и переманить школы побольше с хорошей инфраструктурой. Это может случиться и сейчас, но администраторы в Заливе Пленти хотят сделать так, чтобы хорошие игроки остались здесь, поэтому они работают на развитие местной регбийной общины.
- В каждой школе есть своя золотая руда, - говорит Парата. - Мы должны отыскать их, извлечь на свет божий и отполировать, чтобы превратить их в чистое золото.
По дороге назад в Роторуа Тики больше говорит о связях между людьми, их обществе, их земле. Он упоминает концепции маори: “вакапапа” (связь с предками), “венуа” (связь с землей), “ванау” (связь с семьей). Тики также говорит о хаке.
- Люди думают, что это вызов на бой, но чтобы быть честным, дружище, мы никогда не шли на бой, чтобы сказать, мол, вот мы здесь, чтобы сразиться с тобой. Мы шли убивать тебя. И смысл хаки не в послании врагу. Это послание нам. Это открывание себя нашим предкам, их духам, чувствовать их силы и дары. - Он делает паузу. - Это сложно объяснить, и, по правде говоря, большинство европейцев не понимает этого.
Капитан Новой Зеландии Уэйн Шелфорд заводит хаку перед матчем турам All Blacks Суонси - Новая Зеландия, 1989. Новая Зеландия выиграла матч 37-22. Фото: Russell Cheyne/Getty Images
Хака All Blacks не всегда была такой зрелищной как сейчас. Хотя ее исполняли всегда, чаще всего исполняли плохо. Только в 80-х два игрока-маори, Хика Рейд и Бак Шелфорд, постарались сделать всё, чтобы к ней относились посерьезнее. Они были “мана”, говорит Тики - людьми, за которыми идут другие.
Тики пытается объяснить по-другому:
- Люди говорят о давлении. Они говорят, что All Blacks чувствуют вес четырех миллионов человек; ношу, которую они должны нести. Для маори это выглядит иначе. Эти четыре миллиона подставляют нам свои плечи. Не мы их несем, а они нас.
Для него хака - это выражение связи между игроками и их людьми, их землей, их предками.
- Это настоящая сила для нас. Кто-то вроде Дэна Картера, они понимают мышление маори, но они никогда не могут быть переполненны им. Это идет из меня, бро. Это кто я есть, бро.
All Blacks вложили в свою философию большой пласт этого мышления маори. Тики до недавнего времени работал со сборной Новой Зеландии до 20 лет. Он научил их фразе: “Haumi e! Hui e! Tāiki e!”. Она означает “прочнее узы”, в буквальном и переносном смысле. Сейчас они используют это как командный клич. “Прочнее узы” в схватке, “прочнее узы” в защите.
- Изначально фраза пошла от привязывания себя к каноэ, - говорит Тики; маори называют свои лодки “вака”. - Когда ты в вака посреди океана, и налетает шторм, привяжи себя в каноэ. Теперь ты в полной завязке, бро, нельзя выбраться из каноэ в шторм.
Я отвечаю, что это далеко от ощущений в средней школе Окленда.
- Мы все привязаны к одной вака, бро, - отвечает Тики, - и мы все гребем в одном направлении.
Энди Булл, 11.09.2015