15 декабря - огоньки вокруг
Зимой, если зашторить окна сразу, как садится солнце, непонятно, который час. Темно и темно.
Выходишь на улицу - ночь-полночь, никого нигде. Проходишь мимо кафешки или ресторана какого - а он полон, люди только ужинать сели; то есть сейчас - никак не позже восьми вечера.
Ночью очень много света в виде огоньков и темноты во всех видах, а листвы совсем нет - город открывается пространствами, подсвечивает их огоньками, ходи и смотри, запоминай на лето, где какая лесенка, где какая тропинка.
Хочешь - сейчас иди, никого нет вокруг, темно, да и дождь вроде начинается; так что никто не помешает поиграть в погулять по незнакомым переулкам в хорошо знакомом квартале.
Пять лет. Шестая зима. Не приедается.
Выхожу в город - вывожу себя силой, уговорами выманиваю, как каждый день зимой, когда кажется, что сдвинешься с места - озябнешь ещё сильнее; одеваюсь, выхожу - первый вдох совсем не холодного уличного воздуха, - и через триста метров уже не вспоминаю о том, что мёрзла.
Потому что там свет и темнота и всё, что между ними.
Набережная подсвечена, украшена, увешана в три слоя дискотечными огнями, гирляндами, фонарями - очень яркая очень узкая лента; за ней - чёрное море под очень тёмным небом; посреди тёмного - гигантская баржа, вся в оранжевых огнях, как новогодняя ёлка Посейдона. В заведениях - камины, газовые фонари, обогреватели; тепло, тепло и шумно, и света ещё больше.
Шаг влево, шаг вправо - сумерки пребезлюднейшие таинственные, украсившие себя то ли туманом, то ли рассеянным светом; за ними - темнота, перед ними - чёрные плоские деревья, прямо поверх света, тени, всего, всего.
Кстати, дорогой друг северный ветер, тебе привет. Когда я в октябре закрывала сезон, огонёк маяка-на-покое был зелёным и не мигал.
Выходишь на улицу - ночь-полночь, никого нигде. Проходишь мимо кафешки или ресторана какого - а он полон, люди только ужинать сели; то есть сейчас - никак не позже восьми вечера.
Ночью очень много света в виде огоньков и темноты во всех видах, а листвы совсем нет - город открывается пространствами, подсвечивает их огоньками, ходи и смотри, запоминай на лето, где какая лесенка, где какая тропинка.
Хочешь - сейчас иди, никого нет вокруг, темно, да и дождь вроде начинается; так что никто не помешает поиграть в погулять по незнакомым переулкам в хорошо знакомом квартале.
Пять лет. Шестая зима. Не приедается.
Выхожу в город - вывожу себя силой, уговорами выманиваю, как каждый день зимой, когда кажется, что сдвинешься с места - озябнешь ещё сильнее; одеваюсь, выхожу - первый вдох совсем не холодного уличного воздуха, - и через триста метров уже не вспоминаю о том, что мёрзла.
Потому что там свет и темнота и всё, что между ними.
Набережная подсвечена, украшена, увешана в три слоя дискотечными огнями, гирляндами, фонарями - очень яркая очень узкая лента; за ней - чёрное море под очень тёмным небом; посреди тёмного - гигантская баржа, вся в оранжевых огнях, как новогодняя ёлка Посейдона. В заведениях - камины, газовые фонари, обогреватели; тепло, тепло и шумно, и света ещё больше.
Шаг влево, шаг вправо - сумерки пребезлюднейшие таинственные, украсившие себя то ли туманом, то ли рассеянным светом; за ними - темнота, перед ними - чёрные плоские деревья, прямо поверх света, тени, всего, всего.
Кстати, дорогой друг северный ветер, тебе привет. Когда я в октябре закрывала сезон, огонёк маяка-на-покое был зелёным и не мигал.