Безумство мудрецов
…Пока среди вас существуют зависть и споры, вы остаётесь
прежними людьми и ведёте себя так, как люди этого мира.
Никто не обольщай самого себя. Если кто из вас думает
быть мудрым в веке сём, тот будь безумным, чтобы быть
мудрым. Ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом,
как написано: уловляет мудрых в лукавстве их. И ещё:
Господь знает умствования мудрецов, что они суетны…
Апостол Павел
В 1-м послании апостола Павла Коринфянам сказано: «Никто не обольщай самого себя. Если кто из вас думает быть мудрым в веке сём, тот будь безумным…». Были люди, которые понимали эти слова в самом точном смысле слова и, желая быть мудрыми во Христе, мудрыми в очах Божиих, становились безумными в глазах мира: они представлялись безумными. Они бегали по городу в одной рубахе, босиком, они вытворяли странные штуки, вызывая насмешки. Гонялись за ними толпы мальчишек, которые издевались над ними и бросали в них камни. Подвергались они преследованиям, гонениям, насмешкам, и никто не знал, как проводили они ночи. Обычно они проводили ночи на паперти церковной в непрестанной молитве.
«Но почему, с какой стати? Зачем так уничижается главное достоинство человека - его ум?» - спросит современник, который трактует это суждение как кощунство Библии. Ведь подлинная мудрость не только просвещает ум, но преображает всего человека, потому что она чистая, мирная, скромная, послушливая, полна милосердия и добрых плодов, беспристрастная и нелицемерная. А надежда позволяет человеку верить в себя и стремиться к лучшему.
А может быть апостол хотел сказать, что Мыслительный процесс в Уме выражается в порядке рассуждений человека и их можно проследить в сознании. Рассуждения начинаются с каких-то начальных истин, которые ясны человеку на тот момент, и заканчиваются выводом. «Область», где эти понятия формируются, находится над сознанием человека, а разумная составляющая - Разум. Причём Ум он внутри сознания, а Разум «над ним». Мудрость находится выше составляющей Разума и не совсем относится к человеку, а скорее к Разуму Мира (Бог, Всевышний и т. д.) Но в каком-то смысле касается также человека. Саму Мудрость невозможно не только увидеть в сознании, но и осознать вообще. Это в каком-то смысле неограниченный источник знания. Причём не как набор знаний, а как нечто бесконечное и неделимое.
Мудрость не из чего не состоит, но включает в себя всё. Разум - это такая система ограничений, которая ставит границы на неограниченную и бесконечную Мудрость и тем самым выделяет из неё маленькую частицу знания в виде каких-то постулатов, правил и понятий. Как сосуд, который вмещает в себя только часть всего того, что есть вне него. Некоторые из этих знаний Разум помещает внутрь сознания - в Ум, как начальные принципы и правила мышления, чтобы тот мог делать рассуждения и прийти к выводам. Причём правила мышления включают также способности пользоваться этими правилами. И вот эти способности мышления можно назвать Интеллектом.
Но многие ли интересовались посланием апостола Павла и пытались его понять? И что вообще сейчас читают? Некоторое время, находясь в депрессии, я перешла на детективы, и не заметила, как прочитала все книги Татьяны Степановой. То, что её имя не доносится из каждой электрической розетки - это всего лишь неумение грамотно информировать читателя о лучших современных беллетристах, то есть вопиющий недостаток издательского пиара. Потому что книги этого автора с полным основанием могут быть рекомендованы для чтения всем, кто любит детективы высшего качества - безоговорочную классику жанра.
Залог неувядающей любви массового читателя к детективам состоит в простой вещи: он, читатель, не любит, чтобы его держали за дурака. И если в любовном романе, например, риск такого к читателю отношения весьма велик именно в силу особенностей этого жанра, то детектив, опять же именно как жанр, требует соблюдения таких правил, которые гарантируют признание за читателем ума. И, соответственно, требуют наличия умного автора. В самом деле - детектив, как минимум, подразумевает закрученную интригу. Поди-ка без ума её придумай! Истинный любитель детективов хочет также, чтобы и остальной, не относящийся непосредственно к интриге антураж тоже был рассчитан на умного читателя. Чтобы у героев были незаурядные характеры и психология. Чтобы они читали книжки, смотрели фильмы, разбирались в живописи и музыке, и чтобы всё это очевидным образом влияло на их повседневное поведение. Именно такими предстают персонажи Татьяны Степановой.
Нет, не волнуйтесь, ни её главная героиня, сотрудник милицейской пресс-службы Катя Петровская, ни все восхитительные мужчины, которые героиню окружают, не пересказывают своими словами содержание книг и не напевают оперные арии, дабы показать, какие они умные. Они просто участвуют в разгадке таких загадок, которые без интеллекта не разгадаешь. Тонкостей - исторических, литературных, художественных - в книгах Степановой немало. Но все они отмечены общим качеством: ни одна из них не приводит к занудству. Наоборот, каждая является выразительной частью повествовательной динамики, которая отличает романы этого автора. Например, параллель между византийской историей и тем, что происходит в её романе «Прощай, Византия!», проводится естественным образом. Современность за счёт этого углубляется и расцвечивается множеством новых красок - мрачных красок, учитывая кровавую историю древней византийской династии.
Степанова умеет нагнетать атмосферу - не случайно жанр её произведений обозначен как детектив-триллер. В ранних романах эта особенность творчества была у неё даже преувеличена: они были слишком мрачными даже для триллера, да и маньяки, которые их в обязательном порядке населяли, становились уже слишком привычной, а потому надоевшей сюжетной составляющей. Но в более поздних романах этот недостаток преодолён полностью. Их мрачность не подавляет, а будоражит воображение. Преодолён автором и ещё один органичный недостаток, который, как ни парадоксально, был связан с уникальностью Татьяны Степановой в сонме современных детективщиков: с её профессиональной осведомлённостью о деятельности милиции. Обычно, когда автор детективов выбирает себе сквозного героя, он вынужден исключать самую естественную кандидатуру на эту роль - сотрудника милиции. Просто потому, что не знает специфики его работы и, главное, не представляет себе его сознания в такой степени, чтобы предлагать читателю картину мира, увиденную его глазами.
Степанова эту специфику знает; придраться к действиям её майора Никиты Колосова и его коллег невозможно. Но в ранних романах она просто захлёбывалась от множества историй, связанных именно с деятельностью милиции. Эти истории сообщал читателю едва ли не каждый персонаж, хотя бы на мгновенье появляющийся на страницах. Теперь же Степанова, наконец, нашла ту меру, в которой подробности милицейской работы создают ощущение достоверности, а не выплёскиваются на читателя все разом с непонятной целью. Да и просто чрезвычайно они обаятельны, её герои. В мужа Кати, Вадима Кравченко, должны влюбляться поголовно все читательницы - меркнут перед ним герои всех современных криминальных мелодрам! А как Степановой это удаётся - без лишних слов, без душещипательных описаний - загадка. Может быть, самая увлекательная загадка её умных книг.
Детектив «Пейзаж с чудовищем» потрясает воображение с первых страниц. В его основе - картина Юлия Юльевича фон Клевера «Забытое кладбище». Это была фантазия художника, его «сочинение на вольную тему», иллюстрация баллады Гёте. Степанова воспользовалась картиной для мистической подоплёки современных событий, как фоном.
В «Царстве Флоры» тоже преступление задумано и совершено в точности по одноимённой картине Пуссена, на которой изображены герои античных мифов. И когда героиня книги Катя Петровская это понимает, её догадка не выглядит натяжкой, так как способность обратить внимание на незаурядную картину является естественной частью Катиного сознания. А мне вспомнилось, как я ещё до прочтения книги с увлечением интересовалась этой картиной Никола Пуссена и самим художником.
Диего Веласкес, например, был придворным художником. Он жил во дворце Филиппа IV, рисовал королевскую семью, позволял себе, выкраивая время, создавать картины по собственному желанию. И существовал довольно спокойно. Совсем не такая жизнь была у его современника Никола Пуссена. Внешне-то тоже особых катаклизмов не было: родился в Нормандии, пожил в Париже, обосновался на долгие годы в Риме. Но… есть одно существенное «но» - он относился к когорте «свободных художников». Это, надо сказать, было нелёгким делом в те времена для небогатых молодых дарований. Сначала нужно было найти покровителя, чтобы обеспечить себе место проживания и питания, платя за это полным подчинением прихотям хозяина. Затем приходилось самому искать заказчиков, по большей своей части требовательных и капризных, исполнять заказанный сюжет, докладывать о количестве и расположении фигур на полотне, укладываться в заданные сроки. Так что «свобода» оборачивалась тяжкой зависимостью. Всего этого вдоволь «хлебнул» Пуссен.
Наша жизнь, как говорят, полосата. Так вот, самая чёрная полоса, как ни удивительно, приходится у Никола на пик славы художника, когда его призвал ко двору король Франции Людовик XIII, когда вельможные заказчики сыпались как из рога изобилия, когда о великом Пуссене слагали стихи французские поэты. Славы-то Пуссен как раз и не искал. Он, создавая картины на библейские и античные сюжеты, изучал прежде библейские сказания, мифологию, историю, зарисовывал предметы быта тех времён, одежду, оружие, жертвенный инвентарь, архитектуру, то есть выступал как художник-учёный, с головой уходивший в искусство, литературу, поэзию и чуравшийся суеты - спутника славы.
Яркий представитель классицизма в изобразительном искусстве, он отличался тем, что воспевал достоинство и силу человеческого духа. И сам таким был. В его письмах есть слова о том, что человек должен оставаться твёрдым и непоколебимым перед натиском безумной и слепой судьбы, опираясь на добродетель и мудрость. Я склоняю голову перед этим человеком, перед его умом, энергией, духовной силой, благородством. Если о Веласкесе не осталось практически никаких воспоминаний, то о Пуссене много писали современники, сохранилась переписка художника с заказчиками - к великому сожалению тогда, в XVII веке, не ценили и не хранили личную, интимную корреспонденцию. Но и на то, что осталось, можно опереться, чтобы представить себе этого прекрасного человека.
О детстве и отрочестве Пуссен не любил вспоминать, поэтому этот период его жизни как бы закрыт занавесом. Такой же занавес на своих ранних картинах художник непременно развешивал, чтобы приковать взгляд зрителя к главным событиям. В восемнадцать лет нормандец Никола, обуянный жаждой творчества, приезжает в Париж. Он находит себе покровителя в лице некоего вельможи. Ищет себе учителя живописи, находит, разочаровывается, снова находит, снова бросает. Жизнь юного художника не балует. Покровитель вывозит подопечного в своё поместье, где вельможная родительница заваливает его делами по дому так истово, что Никола бросает всё и пешком уходит в Париж. С новым покровителем ему чрезвычайно повезло: им оказался известный поэт Марино, который с удовольствием беседует с любознательным юношей, вводит его в круг своих просвещённых друзей, позволяет всласть заниматься живописью, анатомией, теорией искусств, чтением.
И надо же! - Пуссен потихоньку, полегоньку становится популярным. Парижский архиепископ предлагает ему написать «Успение Богородицы» для собора Парижской Богоматери, королева Мария Медичи делает ему заказы для Люксембургского дворца. Казалось бы, радуйся, твори, коли само в руки идёт. Но нет! Молодой художник жаждет не славы, а мастерства и знаний. Париж ему «тесен». В XVII веке Париж был совсем не таким, каким мы его знаем, искусство там ещё баюкалось в колыбели. Италия - вот то, что нужно. Все художники рвались туда, шли паломниками, устраивались наёмными солдатами, слугами, терпели лишения и нужду. Тридцатилетний Никола Пуссен уезжает из Парижа в Рим, как оказалось, навсегда. Марино находит ему покровителя, которому пишет в письме: «Вы увидите юношу дьявольской энергии».
Рим. Бурливая котловина искусства. Маньеризм, караваджизм, барокко - всё смешивается там в это время. Пуссен поселяется во французской колонии и погружается в новый мир, работает, не покладая рук. Посмотрим, что о нём говорят современники: «Он был высокого роста, хорошо сложен, наделён редким темпераментом, кожа его имела смуглый тон, чёрные волосы. Глаза были небесно-голубого оттенка, нос тонкий, а высокий лоб придавал благородство его скромному облику. Человек благородного облика и манер, и, что особенно важно, способный благодаря литературной эрудиции постичь любой исторический, легендарный или поэтический сюжет и умеющий затем успешно воплотить его с помощью кисти». Пуссен рисовал, читал, занимался анатомией у известного хирурга, изучал Рим и его окрестности. Он повсюду ходил с папкой или альбомом, чтобы зарисовывать понравившиеся позы, пейзажи, руины.
автопортрет
Однажды на тёмных римских улицах на него напали. Оружием защиты художника была лишь папка с рисунками, которой пришлось отчаянно отбиваться. Разбойники сильно поранили ему правую руку, что, увы, имело печальные последствия. Пуссен становится известным. Ему, к примеру, заказывают алтарные росписи для собора Святого Петра - чрезвычайно почётное предложение. Во Франции им гордятся, называют королём художников. В списке заказчиков выступает сам всесильный кардинал Ришелье. Король Людовик XIII шлёт письмо с пожеланием видеть известного мастера королевским живописцем. Пуссен не смеет отказать, но колеблется, находится в смятении: «С той минуты, как я решил ехать, я до сих пор очень редко нахожусь в состоянии душевного покоя, но напротив того, пребываю постоянно как бы в возбуждении, ежедневно думая о тысяче вещей, которые могут произойти. Я чувствую, что допустил большое безрассудство, дав обещание и обязавшись, несмотря на нездоровье и в такое время, когда мне необходим покой, нежели новые утомления. Оставить тишину и уют моего домика ради воображаемых благ, которые, быть может, обернутся для меня совсем другой стороной».
Он пытается отказаться, но не тут-то было. Французский посланник в Риме получает письмо от сюринтенданта королевских строений, в котором тот просит передать Пуссену: «…у королей очень длинные руки и будет очень трудно помешать столь великому королю, как наш, почувствовать себя оскорблённым по вине человека, который рождён его поданным и нарушает данное ему слово». Понятно, о чём тут говорится? Ни много, ни мало, как о возможности засылки наёмного убийцы. Ну, что ж, Пуссен едет в Париж, предусмотрительно оставив в Риме свою жену. Ему сорок шесть лет. Приехал. Обласкан: сулит золотые горы сюринтендант, приём у кардинала Ришелье, получасовая аудиенция у короля, в Тюильрийском саду его ждёт дом, похожий на маленький дворец, должность первого Ординарного живописца короля делает его главой французской художественной школы, стоимость его картин ошеломительна.
Но, при всём при этом, Пуссен в полной мере ощутил «горький вкус славы». Вот как он сам пишет об этом: «Без малейшего перерыва я работаю то над одной вещью, то над другой. Я охотно выносил бы эти тяготы, если бы не необходимость срочно выполнять работы, требующие много времени. Если я надолго останусь в этой стране, мне придётся превратиться в мазилку, подобно другим, находящимся здесь. Для меня невозможно взяться и за книжные фронтисписы, и за Мадонну, и за картину для конгрегации св. Людовика, и за все рисунки для галереи, и за исполнение картин для королевской ковровой мануфактуры. У меня только одна рука и одна слабая голова». Галерея, которую упоминает в письме Пуссен и которую он должен был расписать, это Большая галерея Лувра, соединявшая два дворца - Лувр и Тюильри, имевшая в длину более 400 метров. Представляете, какой фронт работ требовался для одной только галереи?! Конечно, в подчинении у Пуссена были все художники Парижа и полчище подмастерьев, но эскизы для картин и лепнины он должен был делать сам.
Мастер так и не закончил роспись галереи и позже всё, что он сделал, было уничтожено. Можно себе представить, в какой ситуации оказался художник, привыкший работать вдумчиво и неторопливо. «Мне кажется, что я делаю много, если за день успеваю написать одну голову так, чтобы она производила должное впечатление». Но так он мог творить в Риме, а не в Париже. Два года варился Пуссен в этом аду. И сбежал под предлогом поездки за женой. Вскоре Людовик XIII умер, и «протягивать длинные руки» никто уже не пытался. Двадцать три года после этой двухлетней поездки в Париж прожил Пуссен в Риме. И трудился так, как привык. Получив заказ, несколько вечеров читал, ища подробности сюжета в литературной первооснове, просматривал наброски одежды, соответствующей атрибутики. Как исторический живописец, Пуссен считал необходимым узнавать всё, что относилось к быту и нравам прошлого. Говорил: «Читайте историю и картину, чтобы узнать, насколько каждая вещь соответствует сюжету». Затем делал эскизы.
Следующим этапом была «работа с ящиком». Он лепил из воска 11-сантиметровые фигурки будущих героев, закреплял их на доске, создавая нужную композицию, одевал их в одежды из мокрой бумаги или лёгкой ткани, придавая концом палочки требуемую форму драпировке. Всё это накрывалось кубическим или продолговатым, в зависимости от формы картины, ящиком. В его стенках просверливались дырочки, в которые художник смотрел, определяя расположение светотени. Если была заказана алтарная картина, то дырочки строго соответствовали расположению и количеству окон в той церкви, в которой она должна была висеть. Только после таких длительных подготовительных действий художник приступал собственно к живописному её воплощению.
Пуссен никогда не был точным копировальщиком сюжетного первоисточника. Он пунктуален в деталях и свободен в выражении идеи, для чего нередко приходилось отступать от литературной первоосновы. Коротко эту главную, лейтмотивную идею можно определить как «воспевание совершенного человека». Со временем у Пуссена начала трястись правая рука - давала знать старая травма. Трагедия, сродни глухоте Бетховена. Но оба титана, разделённые веками и объединённые могучим духом, не сдались и продолжали творить. Хотя говорят, что его дрожащая рука не делает более его произведения столь прекрасными, это всего лишь злословие, и он работает лучше и увереннее, чем когда бы то ни было. В одном из писем Пуссен пишет о лебеде, который «поёт особенно нежно, чувствуя приближение смерти». Умерла любимая жена, а через год после её смерти, прожив семьдесят один год, ушёл из жизни Никола Пуссен. Великий и скромный Никола Пуссен. Мастеру было шестьдесят три года, когда ему предложили возглавить римскую Академию св. Луки. Он деликатно отказался. В посмертной описи имущества перечисляется жалкий скарб бедняка.
Если всмотреться, «вчитаться» в его картины, можно понять, чем велик Никола Пуссен. Существует множество легенд о том, как появился тот или иной цветок. Одна из интереснейших книг о превращении людей в цветы представляет собой труд Овидия «Метаморфозы», написанная в первые годы нашей эры. Древнеримский поэт Публий Овидий Назон в этой поэме собрал сюжеты о превращениях из греческой и римской мифологии, фольклора и исторических легенд. Через полторы тысячи лет Никола Пуссен, вдохновлённый произведением Овидия, создал полотно «Царство Флоры», которую можно назвать поэтической поэмой художника.
фото кликабельно
Прежде, чем начинать вглядываться в картину, надо знать, что репродукции сильно меняют цвет изображённого, и со временем краски картин Пуссена потемнели. По воспоминаниям современников она буквально излучала свет. Хотя и без этого напоминания видно, что воздух напоён светом, коли сам Феб (Аполлон) мчится по облакам, разливая по миру солнечное сияние. Его колесница с квадригой белоснежных коней смело проносится сквозь кольцо Зодиака, ставшее золотым и неопасным в присутствии солнечного бога. Бог-Солнце - единственная фигура на картине полная силы и животворной энергии.
Эта картина интересна тем, что, в отличии многих других полотен, имеет точную датировку. Пуссен написал картину по заказу некоего мошенника, занимающегося изготовлением фальшивых бриллиантов. Во время суда над ним художник давал показания и сообщил, что в начале 1631 года продал ему картину. Сама площадка действия, сад Флоры, обрамлена террасой из вьючных растений - перголой, типичным атрибутом сада того времени. Но более точно указывает на сад статуя Приапа - бога, охраняющего сады, бога плодородия и чувственных наслаждений. Она размещена на картине слева у фонтана.
Именно такие гермы (четырёхгранная колонна, увенчанная изображением головы или бюстом) ставили в давние времена. Она отсылает к поэме Овидия «Фасты», где, собственно, и описан сад Флоры. Отличительной чертой Приапа является чрезмерно развитый половой член, находящийся в состоянии вечной эрекции.
На картине Пуссена он увит зеленью
Рядом с Приапом Аякс с мечом, всаженным рукоятью во влажную землю, прорастающую семенами. Разящее лезвие направлено прямо в грудь. Мука боли на лице, кровавая рана.
Могучий и бесстрашный герой Троянской войны, второй по силе после Ахилла. После гибели Ахилла он спорил с Одиссеем за право владеть его оружием. И когда оружие досталось Одиссею, Аякс впал в безумие. В порыве безумия, насланного на него Афиной Палладой, изрубил стадо быков, думая, что бьётся с греками, оскорбившими его. Придя в себя, увидев растерзанные тела быков, Аякс не вынес позора и покончил с собой, бросившись на острие меча. Пуссен создал загадку для исследователей, поскольку из крови Аякса проросла бледно-розовая гвоздика, не соответствующая первоисточнику. Но гвоздика с тех пор самый мужской, воинский цветок, потому-то их и дарят на 23 февраля.
Рядом с ним Нарцисс, любующийся на своё отражение, и нимфа Эхо, придерживающая руками амфору.
Согласно мифу, сын речного бога Нарцисс увидел в реке своё отражение и влюбился в него. Он не отходил от зеркальных вод ни на шаг, пока смерть не закрыла его глаза. У Пуссена терпеливая, покорная Эхо, безответно влюблённая в Нарцисса, привела его в сад Флоры, использовав для этого сосуд, наполненный водой. Из-за его влажно блестящего бока выглядывает букетик нарциссов, почитавшихся греками цветами смерти, такие же холодные и надменные. За ними сидит Клития, одетая в жёлтые одежды. В отчаянии вскинув руку, смотрит вслед летящему по небу Фебу.
Когда-то солнечный бог полюбил Левкофею, дочь повелителя Ахемении (Персии), а Клития, любившая его и жаждавшая его ласк, в порыве зависти и злобы выдала влюблённых её отцу. Прелюбодейку дочь разгневанный отец закопал в землю и насыпал на этом месте высокий холм. Обезумевшая Клития, отказавшись от еды и питья, много дней сидела на одном месте, постоянно поворачивая голову за солнцем, пока не вросла в землю, превратившись в цветок, который называют сейчас подсолнечником. За её спиной корзина с цветами.
Но иногда и боги отвечают на любовь смертных. Так случилось с Аполлоном, который полюбил смертного юношу Гиацинта.
Но зависть Зефира, бога ветра, погубила их любовь.
Однажды, когда влюблённые соревновались в метании диска, он сменил направление ветра, так как приревновал юношу к Аполлону, и диск попал Гиацинту в голову. Аполлон не смог спасти своего возлюбленного, и тот умер у него на руках.
Неутешный Аполлон превратил капли крови погибшего в цветы гиацинта, на лепестках которого можно прочесть знак восклицания «AI, AI», обозначавший предсмертный стон юноши либо горестный плач Аполлона.
На картине Гиацинт, меланхолично склонив голову, рассматривает цветы, названные в его честь. Благодаря «Метаморфозам» Овидия эта легенда проникла в европейскую культуру и в гомосексуальную субкультуру в частности.
Рядом с Гиацинтом ещё одна жертва любви богов. Великий охотник Адонис с копьём и собаками, которого полюбила богиня любви Афродита. Однажды на охоте Адонис был ранен в бедро диким кабаном, на которого охотился, и умер. На картине он внимательно, но спокойно рассматривает смертельную рану, нанесённую ему вепрем.
Афродита была убита горем и превратила его кровь в трепетный цветок анемона, невзрачный дичок.
И ещё одна пара, раскинувшаяся в ленивых позах среди травы и цветов, которой так и не удалось стать счастливой. В греческом мифе рассказывается о безответной любви смертного юноши Крокуса к нимфе Смилакс.
По правде сказать, нимфа была очень польщена вниманием красивого юноши, и она наслаждалась столь пристальным мужским ухаживанием в свой адрес. Но недолго продлилась её податливость к настырным и порой безумным проявлениям внимания влюблённого Крокуса. Однажды, когда юноша преследовал нимфу в лесу недалеко от Афин, та привела его к олимпийским богам. Смилакс попросила восседавших на белоснежных облаках богов, прекратить преследование Крокуса. Боги, услышав её просьбу, превратили юношу в красивый цветок с фиолетовыми лепестками с ярко-оранжевой сердцевиной. Этот цветок был назван в честь юноши - Крокус - как символ огненной любви мужчины к женщине.
А нимфу превратили во вьюнок смилакс.
В центре полотна - богиня весеннего цветения Флора в пеплосе цвета травы, с венком цветов на непокорных волосах, с весёлой улыбкой на нежном лице. Стройная ножка её поднята в танце. Грациозные движения богини повторяет хоровод амурчиков. Правой рукой Флора осыпает цветами гостей своего сада.
Если начать вглядываться в картину, то мурашки пробегают по коже. Покой, умиротворяющий покой вокруг. Сама Флора - владычица цветов, царица садов, и её странная свита. И над всем этим в облаках - солнечная колесница и бог - такой далёкий, желанный…Солнечный бог Аполлон - Гелиос, прекрасный, недоступный. И как жадно на него смотрит женщина из-под руки. Запрокинув голову, смотрит на солнечного возницу снизу с земли с тоской и жадностью, с грустью сердечной. Клития, влюбившаяся в самый недоступный объект желания, в солнечного бога, она всегда смотрит только на него, на него одного, и видит только его, и любит только его. Но не повезло бедной нимфе с таким бойфрендом.
Танцующая Флора, дождь лепестков, поляна, усеянная цветами, место полуденного отдыха в тени шпалер, увитых дикими розами. Нарцисс, зачахший от любви к собственному отражению в воде, нимфа Эхо, безответно влюблённая в него. Адонис, опирающийся на копьё, охотник со сворой гончих, убитый вепрем - этот античный мачо, любимец дам. Он ещё на ногах, опирается на древко, но вот-вот рухнет, уткнувшись лицом в эти цветы, в эти чёртовы душные бутоны, в эту жирную, ненасытную землю. Гиацинт и его убийца там, наверху. Случайно пришиб парня, а до этого они дружили, были неразлейвода. И этот вот… этот ужасный воин в шлеме с перьями, который вот-вот покончит с собой в этом цветочном раю, напоровшись на собственный меч, воткнутый рукояткой в мягкий дёрн - зачем они здесь? Полдюйма, не более, вот сейчас это произойдёт, он разрежет себе сердце остриём. Капли крови превращаются в цветы.
Свет, излучаемый картиной, светлые краски без резких теней на одеждах героев, цветы, разбросанные повсюду, танцующая с амурчиками Флора наводят на мысль, то ли о счастливом пробуждении жизни, то ли о том, что жизнь на земле вечна, пока светит солнце. Картина-элегия. Элегические герои окутаны солнечными лучами и радостной улыбкой Флоры. Их печали скоро растают, скоро они снова смогут радоваться жизни. Кони в облаках и их неистовый возничий, наклон, поворот, изгиб, пластика, как в балете. Знатоки рассказали бы нам о гармонии ритмов, о выверенности и согласованности движений и поз, о красочных переливах. Мы, не знатоки, просто любуемся чудесным творением чудесного художника. Но на одну детальку всё-таки обратим внимание, так как она является маленьким ключиком к разгадке идеи. Главная героиня сюжета, конечно, Флора. И, как и положено главной героине, она занимает место в центре композиции. Но только, если быть точным, не совсем в центре - её фигура слегка сдвинута вправо. А вот в самой-самой серединке находится… рука Флоры, рука, роняющая цветы, символизирующие дар возрождения к новой жизни после смерти.
Смерть… Это то, что случается потом, после жизни. Это что-то вроде моментальной смены декораций, причудливой метеморфозы, запечатлённой на картине. Той самой картине, что с вами везде и всегда - дома, в офисе… Солнечные пятна на траве. Покой и отдых, и все такие знакомые, узнаваемые лица, беззаботный смех. И вдруг разом - словно вспышка мгновенной ночной молнии. Ослепляющая, лишающая воли, парализующая страхом… нет, тем гиблым первобытным страхом неизвестного. Мгновенная страшная метаморфоза. И знакомые лица уже не узнать. Вместо улыбки - мёртвый оскал. Струйка запёкшейся крови, зелёная мясная муха, кружащаяся над зияющей раной. Кровь на траве, на нежных бутонах, прорастающих сквозь тлен и прах, сквозь то, что когда-то было живым. Когда-то было живым… Все герои на картине уже мертвы, но они ещё не знают об этом…Вот сколько интересных историй содержит всего лишь одна картина Никола Пуссена, которая сейчас хранится в Дрезденской художественной галерее.
Картина «Триумф Флоры» - это первое обращение Пуссена к теме, которую он разовьёт в картине «Царство Флоры». Там те же персонажи, но они ещё живы и вполне счастливы. Картина находится в Лувре.
Пока живы...
Использованы материалы с сайтов: proza.ru, zen.yandex.ru, википедии и из книги Татьяны Степановой «Царство Флоры», фото из открытых источников
прежними людьми и ведёте себя так, как люди этого мира.
Никто не обольщай самого себя. Если кто из вас думает
быть мудрым в веке сём, тот будь безумным, чтобы быть
мудрым. Ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом,
как написано: уловляет мудрых в лукавстве их. И ещё:
Господь знает умствования мудрецов, что они суетны…
Апостол Павел
В 1-м послании апостола Павла Коринфянам сказано: «Никто не обольщай самого себя. Если кто из вас думает быть мудрым в веке сём, тот будь безумным…». Были люди, которые понимали эти слова в самом точном смысле слова и, желая быть мудрыми во Христе, мудрыми в очах Божиих, становились безумными в глазах мира: они представлялись безумными. Они бегали по городу в одной рубахе, босиком, они вытворяли странные штуки, вызывая насмешки. Гонялись за ними толпы мальчишек, которые издевались над ними и бросали в них камни. Подвергались они преследованиям, гонениям, насмешкам, и никто не знал, как проводили они ночи. Обычно они проводили ночи на паперти церковной в непрестанной молитве.
«Но почему, с какой стати? Зачем так уничижается главное достоинство человека - его ум?» - спросит современник, который трактует это суждение как кощунство Библии. Ведь подлинная мудрость не только просвещает ум, но преображает всего человека, потому что она чистая, мирная, скромная, послушливая, полна милосердия и добрых плодов, беспристрастная и нелицемерная. А надежда позволяет человеку верить в себя и стремиться к лучшему.
А может быть апостол хотел сказать, что Мыслительный процесс в Уме выражается в порядке рассуждений человека и их можно проследить в сознании. Рассуждения начинаются с каких-то начальных истин, которые ясны человеку на тот момент, и заканчиваются выводом. «Область», где эти понятия формируются, находится над сознанием человека, а разумная составляющая - Разум. Причём Ум он внутри сознания, а Разум «над ним». Мудрость находится выше составляющей Разума и не совсем относится к человеку, а скорее к Разуму Мира (Бог, Всевышний и т. д.) Но в каком-то смысле касается также человека. Саму Мудрость невозможно не только увидеть в сознании, но и осознать вообще. Это в каком-то смысле неограниченный источник знания. Причём не как набор знаний, а как нечто бесконечное и неделимое.
Мудрость не из чего не состоит, но включает в себя всё. Разум - это такая система ограничений, которая ставит границы на неограниченную и бесконечную Мудрость и тем самым выделяет из неё маленькую частицу знания в виде каких-то постулатов, правил и понятий. Как сосуд, который вмещает в себя только часть всего того, что есть вне него. Некоторые из этих знаний Разум помещает внутрь сознания - в Ум, как начальные принципы и правила мышления, чтобы тот мог делать рассуждения и прийти к выводам. Причём правила мышления включают также способности пользоваться этими правилами. И вот эти способности мышления можно назвать Интеллектом.
Но многие ли интересовались посланием апостола Павла и пытались его понять? И что вообще сейчас читают? Некоторое время, находясь в депрессии, я перешла на детективы, и не заметила, как прочитала все книги Татьяны Степановой. То, что её имя не доносится из каждой электрической розетки - это всего лишь неумение грамотно информировать читателя о лучших современных беллетристах, то есть вопиющий недостаток издательского пиара. Потому что книги этого автора с полным основанием могут быть рекомендованы для чтения всем, кто любит детективы высшего качества - безоговорочную классику жанра.
Залог неувядающей любви массового читателя к детективам состоит в простой вещи: он, читатель, не любит, чтобы его держали за дурака. И если в любовном романе, например, риск такого к читателю отношения весьма велик именно в силу особенностей этого жанра, то детектив, опять же именно как жанр, требует соблюдения таких правил, которые гарантируют признание за читателем ума. И, соответственно, требуют наличия умного автора. В самом деле - детектив, как минимум, подразумевает закрученную интригу. Поди-ка без ума её придумай! Истинный любитель детективов хочет также, чтобы и остальной, не относящийся непосредственно к интриге антураж тоже был рассчитан на умного читателя. Чтобы у героев были незаурядные характеры и психология. Чтобы они читали книжки, смотрели фильмы, разбирались в живописи и музыке, и чтобы всё это очевидным образом влияло на их повседневное поведение. Именно такими предстают персонажи Татьяны Степановой.
Нет, не волнуйтесь, ни её главная героиня, сотрудник милицейской пресс-службы Катя Петровская, ни все восхитительные мужчины, которые героиню окружают, не пересказывают своими словами содержание книг и не напевают оперные арии, дабы показать, какие они умные. Они просто участвуют в разгадке таких загадок, которые без интеллекта не разгадаешь. Тонкостей - исторических, литературных, художественных - в книгах Степановой немало. Но все они отмечены общим качеством: ни одна из них не приводит к занудству. Наоборот, каждая является выразительной частью повествовательной динамики, которая отличает романы этого автора. Например, параллель между византийской историей и тем, что происходит в её романе «Прощай, Византия!», проводится естественным образом. Современность за счёт этого углубляется и расцвечивается множеством новых красок - мрачных красок, учитывая кровавую историю древней византийской династии.
Степанова умеет нагнетать атмосферу - не случайно жанр её произведений обозначен как детектив-триллер. В ранних романах эта особенность творчества была у неё даже преувеличена: они были слишком мрачными даже для триллера, да и маньяки, которые их в обязательном порядке населяли, становились уже слишком привычной, а потому надоевшей сюжетной составляющей. Но в более поздних романах этот недостаток преодолён полностью. Их мрачность не подавляет, а будоражит воображение. Преодолён автором и ещё один органичный недостаток, который, как ни парадоксально, был связан с уникальностью Татьяны Степановой в сонме современных детективщиков: с её профессиональной осведомлённостью о деятельности милиции. Обычно, когда автор детективов выбирает себе сквозного героя, он вынужден исключать самую естественную кандидатуру на эту роль - сотрудника милиции. Просто потому, что не знает специфики его работы и, главное, не представляет себе его сознания в такой степени, чтобы предлагать читателю картину мира, увиденную его глазами.
Степанова эту специфику знает; придраться к действиям её майора Никиты Колосова и его коллег невозможно. Но в ранних романах она просто захлёбывалась от множества историй, связанных именно с деятельностью милиции. Эти истории сообщал читателю едва ли не каждый персонаж, хотя бы на мгновенье появляющийся на страницах. Теперь же Степанова, наконец, нашла ту меру, в которой подробности милицейской работы создают ощущение достоверности, а не выплёскиваются на читателя все разом с непонятной целью. Да и просто чрезвычайно они обаятельны, её герои. В мужа Кати, Вадима Кравченко, должны влюбляться поголовно все читательницы - меркнут перед ним герои всех современных криминальных мелодрам! А как Степановой это удаётся - без лишних слов, без душещипательных описаний - загадка. Может быть, самая увлекательная загадка её умных книг.
Детектив «Пейзаж с чудовищем» потрясает воображение с первых страниц. В его основе - картина Юлия Юльевича фон Клевера «Забытое кладбище». Это была фантазия художника, его «сочинение на вольную тему», иллюстрация баллады Гёте. Степанова воспользовалась картиной для мистической подоплёки современных событий, как фоном.
В «Царстве Флоры» тоже преступление задумано и совершено в точности по одноимённой картине Пуссена, на которой изображены герои античных мифов. И когда героиня книги Катя Петровская это понимает, её догадка не выглядит натяжкой, так как способность обратить внимание на незаурядную картину является естественной частью Катиного сознания. А мне вспомнилось, как я ещё до прочтения книги с увлечением интересовалась этой картиной Никола Пуссена и самим художником.
Диего Веласкес, например, был придворным художником. Он жил во дворце Филиппа IV, рисовал королевскую семью, позволял себе, выкраивая время, создавать картины по собственному желанию. И существовал довольно спокойно. Совсем не такая жизнь была у его современника Никола Пуссена. Внешне-то тоже особых катаклизмов не было: родился в Нормандии, пожил в Париже, обосновался на долгие годы в Риме. Но… есть одно существенное «но» - он относился к когорте «свободных художников». Это, надо сказать, было нелёгким делом в те времена для небогатых молодых дарований. Сначала нужно было найти покровителя, чтобы обеспечить себе место проживания и питания, платя за это полным подчинением прихотям хозяина. Затем приходилось самому искать заказчиков, по большей своей части требовательных и капризных, исполнять заказанный сюжет, докладывать о количестве и расположении фигур на полотне, укладываться в заданные сроки. Так что «свобода» оборачивалась тяжкой зависимостью. Всего этого вдоволь «хлебнул» Пуссен.
Наша жизнь, как говорят, полосата. Так вот, самая чёрная полоса, как ни удивительно, приходится у Никола на пик славы художника, когда его призвал ко двору король Франции Людовик XIII, когда вельможные заказчики сыпались как из рога изобилия, когда о великом Пуссене слагали стихи французские поэты. Славы-то Пуссен как раз и не искал. Он, создавая картины на библейские и античные сюжеты, изучал прежде библейские сказания, мифологию, историю, зарисовывал предметы быта тех времён, одежду, оружие, жертвенный инвентарь, архитектуру, то есть выступал как художник-учёный, с головой уходивший в искусство, литературу, поэзию и чуравшийся суеты - спутника славы.
Яркий представитель классицизма в изобразительном искусстве, он отличался тем, что воспевал достоинство и силу человеческого духа. И сам таким был. В его письмах есть слова о том, что человек должен оставаться твёрдым и непоколебимым перед натиском безумной и слепой судьбы, опираясь на добродетель и мудрость. Я склоняю голову перед этим человеком, перед его умом, энергией, духовной силой, благородством. Если о Веласкесе не осталось практически никаких воспоминаний, то о Пуссене много писали современники, сохранилась переписка художника с заказчиками - к великому сожалению тогда, в XVII веке, не ценили и не хранили личную, интимную корреспонденцию. Но и на то, что осталось, можно опереться, чтобы представить себе этого прекрасного человека.
О детстве и отрочестве Пуссен не любил вспоминать, поэтому этот период его жизни как бы закрыт занавесом. Такой же занавес на своих ранних картинах художник непременно развешивал, чтобы приковать взгляд зрителя к главным событиям. В восемнадцать лет нормандец Никола, обуянный жаждой творчества, приезжает в Париж. Он находит себе покровителя в лице некоего вельможи. Ищет себе учителя живописи, находит, разочаровывается, снова находит, снова бросает. Жизнь юного художника не балует. Покровитель вывозит подопечного в своё поместье, где вельможная родительница заваливает его делами по дому так истово, что Никола бросает всё и пешком уходит в Париж. С новым покровителем ему чрезвычайно повезло: им оказался известный поэт Марино, который с удовольствием беседует с любознательным юношей, вводит его в круг своих просвещённых друзей, позволяет всласть заниматься живописью, анатомией, теорией искусств, чтением.
И надо же! - Пуссен потихоньку, полегоньку становится популярным. Парижский архиепископ предлагает ему написать «Успение Богородицы» для собора Парижской Богоматери, королева Мария Медичи делает ему заказы для Люксембургского дворца. Казалось бы, радуйся, твори, коли само в руки идёт. Но нет! Молодой художник жаждет не славы, а мастерства и знаний. Париж ему «тесен». В XVII веке Париж был совсем не таким, каким мы его знаем, искусство там ещё баюкалось в колыбели. Италия - вот то, что нужно. Все художники рвались туда, шли паломниками, устраивались наёмными солдатами, слугами, терпели лишения и нужду. Тридцатилетний Никола Пуссен уезжает из Парижа в Рим, как оказалось, навсегда. Марино находит ему покровителя, которому пишет в письме: «Вы увидите юношу дьявольской энергии».
Рим. Бурливая котловина искусства. Маньеризм, караваджизм, барокко - всё смешивается там в это время. Пуссен поселяется во французской колонии и погружается в новый мир, работает, не покладая рук. Посмотрим, что о нём говорят современники: «Он был высокого роста, хорошо сложен, наделён редким темпераментом, кожа его имела смуглый тон, чёрные волосы. Глаза были небесно-голубого оттенка, нос тонкий, а высокий лоб придавал благородство его скромному облику. Человек благородного облика и манер, и, что особенно важно, способный благодаря литературной эрудиции постичь любой исторический, легендарный или поэтический сюжет и умеющий затем успешно воплотить его с помощью кисти». Пуссен рисовал, читал, занимался анатомией у известного хирурга, изучал Рим и его окрестности. Он повсюду ходил с папкой или альбомом, чтобы зарисовывать понравившиеся позы, пейзажи, руины.
автопортрет
Однажды на тёмных римских улицах на него напали. Оружием защиты художника была лишь папка с рисунками, которой пришлось отчаянно отбиваться. Разбойники сильно поранили ему правую руку, что, увы, имело печальные последствия. Пуссен становится известным. Ему, к примеру, заказывают алтарные росписи для собора Святого Петра - чрезвычайно почётное предложение. Во Франции им гордятся, называют королём художников. В списке заказчиков выступает сам всесильный кардинал Ришелье. Король Людовик XIII шлёт письмо с пожеланием видеть известного мастера королевским живописцем. Пуссен не смеет отказать, но колеблется, находится в смятении: «С той минуты, как я решил ехать, я до сих пор очень редко нахожусь в состоянии душевного покоя, но напротив того, пребываю постоянно как бы в возбуждении, ежедневно думая о тысяче вещей, которые могут произойти. Я чувствую, что допустил большое безрассудство, дав обещание и обязавшись, несмотря на нездоровье и в такое время, когда мне необходим покой, нежели новые утомления. Оставить тишину и уют моего домика ради воображаемых благ, которые, быть может, обернутся для меня совсем другой стороной».
Он пытается отказаться, но не тут-то было. Французский посланник в Риме получает письмо от сюринтенданта королевских строений, в котором тот просит передать Пуссену: «…у королей очень длинные руки и будет очень трудно помешать столь великому королю, как наш, почувствовать себя оскорблённым по вине человека, который рождён его поданным и нарушает данное ему слово». Понятно, о чём тут говорится? Ни много, ни мало, как о возможности засылки наёмного убийцы. Ну, что ж, Пуссен едет в Париж, предусмотрительно оставив в Риме свою жену. Ему сорок шесть лет. Приехал. Обласкан: сулит золотые горы сюринтендант, приём у кардинала Ришелье, получасовая аудиенция у короля, в Тюильрийском саду его ждёт дом, похожий на маленький дворец, должность первого Ординарного живописца короля делает его главой французской художественной школы, стоимость его картин ошеломительна.
Но, при всём при этом, Пуссен в полной мере ощутил «горький вкус славы». Вот как он сам пишет об этом: «Без малейшего перерыва я работаю то над одной вещью, то над другой. Я охотно выносил бы эти тяготы, если бы не необходимость срочно выполнять работы, требующие много времени. Если я надолго останусь в этой стране, мне придётся превратиться в мазилку, подобно другим, находящимся здесь. Для меня невозможно взяться и за книжные фронтисписы, и за Мадонну, и за картину для конгрегации св. Людовика, и за все рисунки для галереи, и за исполнение картин для королевской ковровой мануфактуры. У меня только одна рука и одна слабая голова». Галерея, которую упоминает в письме Пуссен и которую он должен был расписать, это Большая галерея Лувра, соединявшая два дворца - Лувр и Тюильри, имевшая в длину более 400 метров. Представляете, какой фронт работ требовался для одной только галереи?! Конечно, в подчинении у Пуссена были все художники Парижа и полчище подмастерьев, но эскизы для картин и лепнины он должен был делать сам.
Мастер так и не закончил роспись галереи и позже всё, что он сделал, было уничтожено. Можно себе представить, в какой ситуации оказался художник, привыкший работать вдумчиво и неторопливо. «Мне кажется, что я делаю много, если за день успеваю написать одну голову так, чтобы она производила должное впечатление». Но так он мог творить в Риме, а не в Париже. Два года варился Пуссен в этом аду. И сбежал под предлогом поездки за женой. Вскоре Людовик XIII умер, и «протягивать длинные руки» никто уже не пытался. Двадцать три года после этой двухлетней поездки в Париж прожил Пуссен в Риме. И трудился так, как привык. Получив заказ, несколько вечеров читал, ища подробности сюжета в литературной первооснове, просматривал наброски одежды, соответствующей атрибутики. Как исторический живописец, Пуссен считал необходимым узнавать всё, что относилось к быту и нравам прошлого. Говорил: «Читайте историю и картину, чтобы узнать, насколько каждая вещь соответствует сюжету». Затем делал эскизы.
Следующим этапом была «работа с ящиком». Он лепил из воска 11-сантиметровые фигурки будущих героев, закреплял их на доске, создавая нужную композицию, одевал их в одежды из мокрой бумаги или лёгкой ткани, придавая концом палочки требуемую форму драпировке. Всё это накрывалось кубическим или продолговатым, в зависимости от формы картины, ящиком. В его стенках просверливались дырочки, в которые художник смотрел, определяя расположение светотени. Если была заказана алтарная картина, то дырочки строго соответствовали расположению и количеству окон в той церкви, в которой она должна была висеть. Только после таких длительных подготовительных действий художник приступал собственно к живописному её воплощению.
Пуссен никогда не был точным копировальщиком сюжетного первоисточника. Он пунктуален в деталях и свободен в выражении идеи, для чего нередко приходилось отступать от литературной первоосновы. Коротко эту главную, лейтмотивную идею можно определить как «воспевание совершенного человека». Со временем у Пуссена начала трястись правая рука - давала знать старая травма. Трагедия, сродни глухоте Бетховена. Но оба титана, разделённые веками и объединённые могучим духом, не сдались и продолжали творить. Хотя говорят, что его дрожащая рука не делает более его произведения столь прекрасными, это всего лишь злословие, и он работает лучше и увереннее, чем когда бы то ни было. В одном из писем Пуссен пишет о лебеде, который «поёт особенно нежно, чувствуя приближение смерти». Умерла любимая жена, а через год после её смерти, прожив семьдесят один год, ушёл из жизни Никола Пуссен. Великий и скромный Никола Пуссен. Мастеру было шестьдесят три года, когда ему предложили возглавить римскую Академию св. Луки. Он деликатно отказался. В посмертной описи имущества перечисляется жалкий скарб бедняка.
Если всмотреться, «вчитаться» в его картины, можно понять, чем велик Никола Пуссен. Существует множество легенд о том, как появился тот или иной цветок. Одна из интереснейших книг о превращении людей в цветы представляет собой труд Овидия «Метаморфозы», написанная в первые годы нашей эры. Древнеримский поэт Публий Овидий Назон в этой поэме собрал сюжеты о превращениях из греческой и римской мифологии, фольклора и исторических легенд. Через полторы тысячи лет Никола Пуссен, вдохновлённый произведением Овидия, создал полотно «Царство Флоры», которую можно назвать поэтической поэмой художника.
фото кликабельно
Прежде, чем начинать вглядываться в картину, надо знать, что репродукции сильно меняют цвет изображённого, и со временем краски картин Пуссена потемнели. По воспоминаниям современников она буквально излучала свет. Хотя и без этого напоминания видно, что воздух напоён светом, коли сам Феб (Аполлон) мчится по облакам, разливая по миру солнечное сияние. Его колесница с квадригой белоснежных коней смело проносится сквозь кольцо Зодиака, ставшее золотым и неопасным в присутствии солнечного бога. Бог-Солнце - единственная фигура на картине полная силы и животворной энергии.
Эта картина интересна тем, что, в отличии многих других полотен, имеет точную датировку. Пуссен написал картину по заказу некоего мошенника, занимающегося изготовлением фальшивых бриллиантов. Во время суда над ним художник давал показания и сообщил, что в начале 1631 года продал ему картину. Сама площадка действия, сад Флоры, обрамлена террасой из вьючных растений - перголой, типичным атрибутом сада того времени. Но более точно указывает на сад статуя Приапа - бога, охраняющего сады, бога плодородия и чувственных наслаждений. Она размещена на картине слева у фонтана.
Именно такие гермы (четырёхгранная колонна, увенчанная изображением головы или бюстом) ставили в давние времена. Она отсылает к поэме Овидия «Фасты», где, собственно, и описан сад Флоры. Отличительной чертой Приапа является чрезмерно развитый половой член, находящийся в состоянии вечной эрекции.
На картине Пуссена он увит зеленью
Рядом с Приапом Аякс с мечом, всаженным рукоятью во влажную землю, прорастающую семенами. Разящее лезвие направлено прямо в грудь. Мука боли на лице, кровавая рана.
Могучий и бесстрашный герой Троянской войны, второй по силе после Ахилла. После гибели Ахилла он спорил с Одиссеем за право владеть его оружием. И когда оружие досталось Одиссею, Аякс впал в безумие. В порыве безумия, насланного на него Афиной Палладой, изрубил стадо быков, думая, что бьётся с греками, оскорбившими его. Придя в себя, увидев растерзанные тела быков, Аякс не вынес позора и покончил с собой, бросившись на острие меча. Пуссен создал загадку для исследователей, поскольку из крови Аякса проросла бледно-розовая гвоздика, не соответствующая первоисточнику. Но гвоздика с тех пор самый мужской, воинский цветок, потому-то их и дарят на 23 февраля.
Рядом с ним Нарцисс, любующийся на своё отражение, и нимфа Эхо, придерживающая руками амфору.
Согласно мифу, сын речного бога Нарцисс увидел в реке своё отражение и влюбился в него. Он не отходил от зеркальных вод ни на шаг, пока смерть не закрыла его глаза. У Пуссена терпеливая, покорная Эхо, безответно влюблённая в Нарцисса, привела его в сад Флоры, использовав для этого сосуд, наполненный водой. Из-за его влажно блестящего бока выглядывает букетик нарциссов, почитавшихся греками цветами смерти, такие же холодные и надменные. За ними сидит Клития, одетая в жёлтые одежды. В отчаянии вскинув руку, смотрит вслед летящему по небу Фебу.
Когда-то солнечный бог полюбил Левкофею, дочь повелителя Ахемении (Персии), а Клития, любившая его и жаждавшая его ласк, в порыве зависти и злобы выдала влюблённых её отцу. Прелюбодейку дочь разгневанный отец закопал в землю и насыпал на этом месте высокий холм. Обезумевшая Клития, отказавшись от еды и питья, много дней сидела на одном месте, постоянно поворачивая голову за солнцем, пока не вросла в землю, превратившись в цветок, который называют сейчас подсолнечником. За её спиной корзина с цветами.
Но иногда и боги отвечают на любовь смертных. Так случилось с Аполлоном, который полюбил смертного юношу Гиацинта.
Но зависть Зефира, бога ветра, погубила их любовь.
Однажды, когда влюблённые соревновались в метании диска, он сменил направление ветра, так как приревновал юношу к Аполлону, и диск попал Гиацинту в голову. Аполлон не смог спасти своего возлюбленного, и тот умер у него на руках.
Неутешный Аполлон превратил капли крови погибшего в цветы гиацинта, на лепестках которого можно прочесть знак восклицания «AI, AI», обозначавший предсмертный стон юноши либо горестный плач Аполлона.
На картине Гиацинт, меланхолично склонив голову, рассматривает цветы, названные в его честь. Благодаря «Метаморфозам» Овидия эта легенда проникла в европейскую культуру и в гомосексуальную субкультуру в частности.
Рядом с Гиацинтом ещё одна жертва любви богов. Великий охотник Адонис с копьём и собаками, которого полюбила богиня любви Афродита. Однажды на охоте Адонис был ранен в бедро диким кабаном, на которого охотился, и умер. На картине он внимательно, но спокойно рассматривает смертельную рану, нанесённую ему вепрем.
Афродита была убита горем и превратила его кровь в трепетный цветок анемона, невзрачный дичок.
И ещё одна пара, раскинувшаяся в ленивых позах среди травы и цветов, которой так и не удалось стать счастливой. В греческом мифе рассказывается о безответной любви смертного юноши Крокуса к нимфе Смилакс.
По правде сказать, нимфа была очень польщена вниманием красивого юноши, и она наслаждалась столь пристальным мужским ухаживанием в свой адрес. Но недолго продлилась её податливость к настырным и порой безумным проявлениям внимания влюблённого Крокуса. Однажды, когда юноша преследовал нимфу в лесу недалеко от Афин, та привела его к олимпийским богам. Смилакс попросила восседавших на белоснежных облаках богов, прекратить преследование Крокуса. Боги, услышав её просьбу, превратили юношу в красивый цветок с фиолетовыми лепестками с ярко-оранжевой сердцевиной. Этот цветок был назван в честь юноши - Крокус - как символ огненной любви мужчины к женщине.
А нимфу превратили во вьюнок смилакс.
В центре полотна - богиня весеннего цветения Флора в пеплосе цвета травы, с венком цветов на непокорных волосах, с весёлой улыбкой на нежном лице. Стройная ножка её поднята в танце. Грациозные движения богини повторяет хоровод амурчиков. Правой рукой Флора осыпает цветами гостей своего сада.
Если начать вглядываться в картину, то мурашки пробегают по коже. Покой, умиротворяющий покой вокруг. Сама Флора - владычица цветов, царица садов, и её странная свита. И над всем этим в облаках - солнечная колесница и бог - такой далёкий, желанный…Солнечный бог Аполлон - Гелиос, прекрасный, недоступный. И как жадно на него смотрит женщина из-под руки. Запрокинув голову, смотрит на солнечного возницу снизу с земли с тоской и жадностью, с грустью сердечной. Клития, влюбившаяся в самый недоступный объект желания, в солнечного бога, она всегда смотрит только на него, на него одного, и видит только его, и любит только его. Но не повезло бедной нимфе с таким бойфрендом.
Танцующая Флора, дождь лепестков, поляна, усеянная цветами, место полуденного отдыха в тени шпалер, увитых дикими розами. Нарцисс, зачахший от любви к собственному отражению в воде, нимфа Эхо, безответно влюблённая в него. Адонис, опирающийся на копьё, охотник со сворой гончих, убитый вепрем - этот античный мачо, любимец дам. Он ещё на ногах, опирается на древко, но вот-вот рухнет, уткнувшись лицом в эти цветы, в эти чёртовы душные бутоны, в эту жирную, ненасытную землю. Гиацинт и его убийца там, наверху. Случайно пришиб парня, а до этого они дружили, были неразлейвода. И этот вот… этот ужасный воин в шлеме с перьями, который вот-вот покончит с собой в этом цветочном раю, напоровшись на собственный меч, воткнутый рукояткой в мягкий дёрн - зачем они здесь? Полдюйма, не более, вот сейчас это произойдёт, он разрежет себе сердце остриём. Капли крови превращаются в цветы.
Свет, излучаемый картиной, светлые краски без резких теней на одеждах героев, цветы, разбросанные повсюду, танцующая с амурчиками Флора наводят на мысль, то ли о счастливом пробуждении жизни, то ли о том, что жизнь на земле вечна, пока светит солнце. Картина-элегия. Элегические герои окутаны солнечными лучами и радостной улыбкой Флоры. Их печали скоро растают, скоро они снова смогут радоваться жизни. Кони в облаках и их неистовый возничий, наклон, поворот, изгиб, пластика, как в балете. Знатоки рассказали бы нам о гармонии ритмов, о выверенности и согласованности движений и поз, о красочных переливах. Мы, не знатоки, просто любуемся чудесным творением чудесного художника. Но на одну детальку всё-таки обратим внимание, так как она является маленьким ключиком к разгадке идеи. Главная героиня сюжета, конечно, Флора. И, как и положено главной героине, она занимает место в центре композиции. Но только, если быть точным, не совсем в центре - её фигура слегка сдвинута вправо. А вот в самой-самой серединке находится… рука Флоры, рука, роняющая цветы, символизирующие дар возрождения к новой жизни после смерти.
Смерть… Это то, что случается потом, после жизни. Это что-то вроде моментальной смены декораций, причудливой метеморфозы, запечатлённой на картине. Той самой картине, что с вами везде и всегда - дома, в офисе… Солнечные пятна на траве. Покой и отдых, и все такие знакомые, узнаваемые лица, беззаботный смех. И вдруг разом - словно вспышка мгновенной ночной молнии. Ослепляющая, лишающая воли, парализующая страхом… нет, тем гиблым первобытным страхом неизвестного. Мгновенная страшная метаморфоза. И знакомые лица уже не узнать. Вместо улыбки - мёртвый оскал. Струйка запёкшейся крови, зелёная мясная муха, кружащаяся над зияющей раной. Кровь на траве, на нежных бутонах, прорастающих сквозь тлен и прах, сквозь то, что когда-то было живым. Когда-то было живым… Все герои на картине уже мертвы, но они ещё не знают об этом…Вот сколько интересных историй содержит всего лишь одна картина Никола Пуссена, которая сейчас хранится в Дрезденской художественной галерее.
Картина «Триумф Флоры» - это первое обращение Пуссена к теме, которую он разовьёт в картине «Царство Флоры». Там те же персонажи, но они ещё живы и вполне счастливы. Картина находится в Лувре.
Пока живы...
Использованы материалы с сайтов: proza.ru, zen.yandex.ru, википедии и из книги Татьяны Степановой «Царство Флоры», фото из открытых источников