Ноополе и поэзия Блока
Природа художественного творчества, природа художнического дара, таланта, гениальности изучалась и изучается представителями многих научных дисциплин. Этим занимались и занимаются философы, теологи, искусствоведы, психологи и социальные психологи, социологи, медики и пр. Тем не менее, нельзя сказать, что природа эта сколь-нибудь глубоко раскрыта. Скорее следует сказать, что она до сих пор остается загадкой, одной из величайших и влекущих тайн. Раньше в связи с ней говорили о Божьем даре. Божественном глаголе, мировом духе, мировой душе, мировом оркестре, музыке сфер и т.п. Но современному человеку эти определения кажутся недостаточно конкретными, недостаточно научно обоснованными, скорее поэтическими метафорами, чем серьезными объяснениями явления.
Сейчас вошли или входят в научный обиход новые понятия, которые можно соотнести с вышеуказанными и которыми занимаются некоторые представители современной серьезной науки, научные коллективы. Это такие понятия, как информационное поле (не имеет отношения к компьютерной технике), неополе (не то, что ноосфера Вернадского), коллективное сознание (не имеет отношения к психологическому насилию над массами, манипулированию сознанием, «зомбированию»). Речь идет о некоем поле, сформированном интеллектуальной и душевной работой человека, людей. Информация в нем содержится, конечно, в неязыковом виде. Это поле должно быть более плотным на территориях древних цивилизаций и менее плотным там, где, например, сельва или тайга.
По существу, информационное поле образно можно назвать мировым оркестром и даже мировой душей. Отец Александр Мень говорил о некоем поле, являющемся первым уровнем реальности, стоящей за материальной реальностью, которую мы можем взвесить и изучить с помощью приборов. Но это отнюдь не Царство Божие и не «тот свет». Это первый и ближайший к нам пласт бытия нематериальной природы, если считать, что мы знаем, что есть материальное, а что нематериальное. Это поле воздействует на человека (см.: Отец Александр Мень отвечает на вопросы. - М.: Фонд им. Александра Меня, 1999 г.). Иными словами: существует поле земного происхождения, которое содержит информацию и может воздействовать на сознание человека. На наш взгляд, протоиерей Александр Мень говорил именно об информационном поле, которое и мы имеем в виду.
Люди в процессе своей интеллектуальной и духовной жизни создают это поле, но и могут получать информацию из (от) него, неосознанно (потому что не на вербальном уровне) или почти неосознанно. Способность чувствовать информационное поле и черпать из него информацию у разных людей различна, так же, как и все другие способности и чувства - слух, зрение (говорят, что Л.Н. Толстой видел инфракрасные лучи, которые обычный человек не видит), интеллект. Некоторые люди более чувствительны к воздействию неополя, некоторые менее или почти не чувствительны, и, конечно, возможны феномены особой чувствительности, много превосходящей среднюю норму. Группа американских ученых сделала сообщение, что ею сконструирован прибор, названный «Мелографом», который регистрирует информационное поле. Прибор был испытан на территории Древнего Египта на древнеегипетских и додревнеегипетских памятниках, с удивительными результатами. Сообщение об этом было в теленовостях, чего, конечно недостаточно, чтобы судить о работе и ее результатах, но, во всяком случае, мы можем принять феномен информационного поля как гипотезу и в свете этой гипотезы прочесть стихотворение А.Блока «Художник», в котором поэт со свойственной ему гениальностью описал процесс создания художественного произведения. Юрий Михайлович Лотман в книге «Культура и взрыв» (М. Прогресс: Гнозис, 1992) приводит это стихотворение целиком как описание процесса перевода «с неязыка на язык». Это удовлетворяющее Ю.Лотмана как ученого описание мыслительного процесса, который полнее и лучше нигде описан не был, перекликается с тем, что говорится здесь. Для нас стихотворение «Художник» - это описание творческого процесса, причем всех его стадий. А первая из них, по словам самого А.Блока, «освобождение звуков из родной безначальной стихии, в которой они пребывают», т.е., другими словами, перевод «с неязыка на язык». Вот это стихотворение:
1 В жаркое лето и в зиму метельную,
I 2 В дни ваших свадеб, торжеств, похорон,
3 Жду, чтоб спугнул мою скуку смертельную
4 Легкий, доселе неслышанный звон.
1 Вот он - возник. И с холодным вниманием
II 2 Жду, чтоб понять, закрепить и убить.
3 И перед зорким моим ожиданием
4 Тянет он еле приметную нить.
1 С моря ли вихрь? Или сирины райские
III 2 В листьях поют? Или время стоит?
3 Или осыпали яблони майские
4 Снежный свой цвет? Или ангел летит?
1 Длятся часы, мировое несущие.
IV 2 Ширятся звуки, движенье и свет.
3 Прошлое страстно глядится в грядущее.
4 Нет настоящего. Жалкого нет.
1 И, наконец, у предела зачатия
V 2 Новой души, неизведанных сил, -
3 Душу сражает, как громом, проклятие:
4 Творческий разум осилил - убил.
1 И замыкаю я в клетку холодную
VI 2 Легкую, добрую птицу свободную,
3 Птицу, хотевшую смерть унести,
4 Птицу, летевшую душу спасти.
1 Вот моя клетка - стальная, тяжелая,
VII 2 Как золотая в вечернем огне.
3 Вот моя птица, когда-то веселая,
4 Обруч качает, поет на окне.
1 Крылья подрезаны, песни заучены.
VIII 2 Любите вы под окном постоять?
3 Песни вам нравятся. Я же, измученный,
4 Нового жду - и скучаю опять.
Мы пронумеровали строфы и стихи не совсем так, как это делается в восточной поэзии или в Библии, а так, чтобы было удобней о них говорить. Разберем стихотворение по строфам и отдельным стихам, стараясь как можно глубже проникнуть в их смысл, хотя со стихами это почти так же невозможно, как с музыкой.
Итак
I. Находясь рядом с людьми, справляющими свои праздники и тризны, поэт испытывает смертельную скуку и ждет, чтобы эту скуку отогнал «...легкий, доселе неслышанный звон». Здесь интересно то, что звон «доселе неслышанный».
II. 1 и 2. « Вот он - возник (как замечательно, что между подлежащим и сказуемым здесь стоит тире). И с холодным вниманием жду, чтоб понять, закрепить и убить». Значит, звон этот недостаточно услышать, его нужно понять (о «закрепить и убить» речь будет ниже). Если бы этот звон был только толчок, творческий импульс, энергия вдохновения его не нужно было бы понимать, достаточно услышать.
III. С моря ли вихрь? Или сирины райские
В листьях поют? Или время стоит?
Или осыпали яблони майские
Снежный свой цвет? Или ангел летит?»
Значит, этот звон не просто творческий импульс и несет не только порыв вдохновения. В нем заключается также и объект, предмет искусства, вот потому-то он всякий раз другой, «доселе неслышанный».
Сначала он возникает как некий многоголосный шум, множество обрывков различных мелодий, из него трудно вычленить одну тему, и поэт ждет, «чтоб понять». Каково же при этом его состояние, его ощущения? В третьей строфе они выражены словами «или время стоит». Эти слова ведь не из «звона», как сирины или яблони, или ангел. Они о себе. И дальше...
IV. 1 «Длятся часы, мировое несущие.» Что же такое это «мировое»9
В Пушкинской речи («О назначении поэта. Речь, прочитанная в Доме литераторов на торжественном собрании в 84-ю годовщину Пушкина») А.Блок сказал: «На бездонных глубинах духа, где человек перестает быть человеком... .катятся звуковые волны, подобные волнам эфира, объемлющим вселенную... Эта глубина духа заслонена явлениями внешнего мира... Первое дело, которого требует от поэта его служение... открыть глубину. (Интересно, что Блок всегда говорит о глубинах духа, никогда о вершинах пли высоте. Где же, как он чувствует, помещается дух? Ведь дух не душа человеческая с ее глубинами. Но, несомненно, Блоку известно об этом больше, чем нам). В поэзии поэт, тем более гениальный, ошибаться не может, но в теоретических рассуждениях может быть и неточен, и недостаточно компетентен. Ведь если бы волны, о которых он говорит, действительно были звуковыми, их регистрировали бы соответствующие приборы. Значит природа этих волн, этой среды, этого поля какая-то другая. И, если следовать нашей гипотезе, то у нас есть все основания полагать, что «мировое», в потоке которого в данный момент существует поэт, это - информационное поле, хотя Блок всегда воспринимал внешние воздействия на себя как звуки, говорил: «Слушайте музыку!». И после революции жаловался, что «музыки не стало» и перестал писать стихи сразу и навсегда. (Стихотворение «Имя Пушкинского дома» к поэзии Блока, к его поэтической стихии отношения уже не имеет).
Погрузившись в информационное поле, растворившись в нем на какое-то мгновение (неизвестно, на какое, ведь «время стоит» и в то же время «длятся часы») человек действительно на это мгновенье перестает быть человеком, а становится всеми и всем. И именно тогда, в этом состоянии, обогащаясь информационным полем и сверяясь с ним, поэт описывает случай из своей жизни, состояние своей души, свою тоску, свои страшные предчувствия так, что они становятся нашей жизнью, состоянием нашей души, нашей тоской, нашими страшными предчувствиями, т.е. фактом искусства. Натура, мастерство художника и содержание информационного поля - его составляющие. Поэтому «жизнь коротка - искусство вечно», поэтому, как говорит ЮМ. Лотман, «произведение искусства генерирует информацию». IV. 3. «Прошлое страстно глядится в грядущее».
Только Блок - для которого и Россия не мать, как для всех нас, а жена - мог приписать абстрактному безличному понятию прошлого такое свойство, как страстность. А между тем это действительно так, хотя и звучит неожиданно и странно. Это так даже для каждого отдельного человека и, заглянув в себя, каждый это поймет. Поэт же в этой строке представляется стоящим в потоке времени и отражающим и прошлое, и грядущее, как двустороннее зеркало. (Образ позаимствован у Валентина Непомнящего, а, может быть, он и более раннего происхождения).
IV. 4. «Нет настоящего. Жалкого нет.»
Хотя перед «настоящего» и «жалкого» стоит точка, тем не менее, второе предложение читается как дополняющее первое: нет настоящего значит нет жалкого. Настоящее суть жалкое. Подтверждение такого прочтения можно найти в многочисленных высказываниях Блока в письмах, дневниках, записных книжках. Так, в дневнике от 24 марта 1912 г. Блок пишет: «В большинстве случаев люди живут настоящим, т.е. ничем не живут, а так - существуют. Жить можно только будущим». Из письма к А.И.Арсенишвили от 8 марта 1912 г.: «То чудесное сплетение противоречивых чувств, мыслей и воль, которое носит имя человеческой души, именно оттого носит это радостное... имя, что оно все обращено более к будущему, чем к прошедшему; к прошедшему тоже, - но поскольку в прошедшем заложено будущее. Человек есть будущее. Если в современной противоречивой и вялой жизни многое тонкое и высокое бессильно сказать нам о будущем, будем беречься его, будем даже любить более грубое и более низкое (в культурном, что ли, смысле), если там голос будущего громче... Последняя просьба к Вам: если Вы любите мои стихи, преодолейте их яд, прочтите в них о будущем».
Итак, жить настоящим значит жить ничем. Прошлое же как бы делится на две категории: то прошлое, которое остается в прошлом (и, значит, оно ничто) и то прошлое, в котором заложено будущее.
В связи с этими высказываниями Блока нельзя не вспомнить известное стихотворение Валерия Брюсова «Юному поэту» и первый из трех знаменитых советов, которые он в этом стихотворении юному поэту дает: Первый прими - не живи настоящим, Только грядущее область поэта...
Пренебрежение к настоящему, страстное ожидание грядущего при уважении к кое-чему в прошлом. Может быть, потому, что настоящее реально, прошлое же и будущее идеальны. Свойственно ли это только А.Блоку и В.Брюсову, или всему этому поэтическому направлению? А может быть это черта времени перелома. Или это проявление ментального национального свойства русских, которым всегда было как-то неинтересно заниматься благоустройством настоящего, а всегда нужна была великая и внеличная задача. Не радовало, что Москва - столица страны, а нужна была Москва - третий Рим. Ради такого будущего стоило терпеть и страдать, а за готовностью жертвовать в России дело не станет. И ведь создали Москву - третий Рим, пусть хоть на короткое время.
V. Строфа, вернее, два первых ее стиха наиболее трудны для интерпретации, написаны как-то темно. Но, благодаря следующим двум стихам, смысл ее все-таки ясен.
Душу сражает, как громом, проклятие:
Творческий разум осилил - убил.
Произошло то, о чем говорилось еще во II строфе: «Жду, чтоб понять, закрепить и убить». Борьба, борение между художником и натурой, объектом искусства кончилась победой художника. Дар его оказался достаточно силен для этой победы. И вот, в этот победный миг он воспринимает свой дар как проклятие, а победу как убийство. Результатом победы оказался, как кажется сейчас художнику, лишь мертвый слепок с натуры. Эта неудовлетворенность, свойственная истинному художнику - это действительно его проклятие, его трагедия. Побывать там, где «человек перестает быть человеком», испытать на своей шкуре теорию относительности Эйнштейна, пропустить через себя «мировое» и - создать мертвую птицу.
VI И замыкаю я в клетку холодную
Легкую, добрую птицу свободную,
Птицу, хотевшую смерть унести.
Птицу, летевшую душу спасти.
Птица, конечно, не убита, она как летела свободная, так и летит, а в клетке оказалось нечто, еще не бывшее в мире - новое произведение искусства.
VII и VIII строфы о том, как это произведение вносится в жизнь людей. Мы их процитируем частично:
VII. 2 Вот моя птица, когда-то веселая
3 Обруч качает, поет на окне
VIII. 1 Крылья подрезаны, песни заучены
2 Любите вы под окном постоять
3 Песни вам нравятся...
Хотя художник это «тот, кто отнимает аромат у цветка» и хотя, создав произведение, он совершил убийство, вокруг птицы почему-то любят собираться люди и наслаждаются ее песнями. А ведь живых, не убитых птиц сколько угодно летает с пением вокруг, и никто им вослед даже головы не поднимает. В чем же тут дело?
Об этом написаны тысячи томов. Но мне здесь хочется рассказать один случай, на первый взгляд как бы отношения к делу не имеющий. Он был описан в «Литературной газете» в этом году, в двух номерах ему были посвящены три полосы. Сотрудники одной крупной биологической лаборатории, естественно, не занимавшейся искусством и литературой, но владевшей мощными компьютерами и кадрами программистов, так же, как и все в нашей стране, любившие Пушкина, решили что-то сделать к пушкинскому юбилею, отметить это событие чем-то интересным для всех. И они задумали создать портрет Пушкина. Для этого они собрали все имеющиеся прижизненные изображения поэта: портреты кисти Кипренского и Тропинина, знаменитую акварель Соколова, все рисунки, сделанные его друзьями, все автопортреты, словом, все известные изображения Пушкина - и заложили их в компьютер. Гак же они поступили и со всеми словесными описаниями внешности Пушкина, принадлежащими его современникам - мы знаем, какой там был огромный разброс мнений. Компьютер выдал шестнадцать вариантов портрета Пушкина. Они все были опубликованы на первой полосе «Литературной газеты». Не сильно отличались один от другого и все были похожи на Пушкина, каким каждый из нас его представляет. Затем на стене были развешены портреты кисти Кипренского, Тропинина, Соколова и все прочие, служившие материалом компьютеру, а также портреты, выданные компьютером. Каждому, входившему в лабораторию, а народу там бывало много, предлагали выбрать портрет, который ему больше нравится, который, по его мнению, больше всего похож на Пушкина, или где Пушкин больше всего похож на великого поэта, или просто наиболее симпатичен. Никто не выбрал Тропинина и Кипренского и вообще ни одного изображения, сделанного конкретным человеком. Выбирали только компьютерные варианты. Экспериментаторы были удивлены, хотя цель их была достигнута: они создали Портрет Пушкина. Но тут как бы мелькнул какой-то феномен, который жаль было бросить изучать, и они продолжили. Взяли несколько портретов разных женщин примерно одного возраста и немного похожих друг на друга, заложили в компьютер, получили несколько компьютерных вариантов, развесили вперемежку с настоящими конкретными портретами и преложили публике выбирать. Результат был тот же: никто не выбрал натуральную конкретную женщину. Эксперимент повторили с мужчинами - результат тот же. Поудивлялись и забыли. Результаты случайно проведенного эксперимента не слишком заинтересовали биологов, но меня они очень заинтересовали. Получается, что даже столь малое информационное поле, созданное несколькими людьми в одном компьютере, позволяют получить образ, который действует как художественный - кажется привлекательным и интересным, доставляет удовольствие. Вероятно, не непосредственно, а какими-то сложными путями вызывает ассоциации и идентифицируется с кем-то, связанным с положительными эмоциями, а может быть, с представлением о себе, или о «женщине», или о «человеке» вообще, кем и ты являешься.
Напрашивается сравнение стихотворения Блока «Художник» и стихотворения Пушкина «Поэт», особенно в связи с нашим аспектом рассмотрения (влияние информационного поля на поэтическое творчество). Прочтем стихотворение Пушкина.
Пока не требует поэта
К священной жертве Аполлон,
В заботах суетного света
Он малодушно погружен;
Молчит его святая лира;
Душа вкушает хладный сон,
И меж детей ничтожных мира,
Быть может, всех ничтожней он.
Но лишь божественный глагол
До слуха чуткого коснется,
Душа поэта встрепенется,
Как пробудившийся орел.
Тоскует он в забавах мира,
Людской чуждается молвы,
К ногам народного кумира
Не клонит гордой головы;
Бежит он, дикий и суровый,
И звуков и смятенья полн,
На берега пустынных волн,
В широко шумные дубровы.
Почему же именно этот человек, малодушно погруженный в мирские заботы, с душей, спящей холодным сном, среди ничтожных, возможно, самый ничтожный (у гениев не бывает случайных оговорок, и если Пушкин сказал «быть может всех ничтожней», то именно это он и имел в виду: может оказаться, что даже и самый ничтожный), почему именно он - избранник. Каким своим качествам, свойствам, достоинствам он обязан своим избранничеством. У Пушкина это четко сказано: « ...Но лишь божественный глагол до слуха чуткого (курсив мой) коснется...» Его особое свойство, достоинство, его дар - это слух, чуткий к божественному глаголу. Божественный глагол звучит во вселенной, но услышать его может только поэт, и уже через поэта его слышат другие.
В стихотворениях Пушкина и Блока есть, пожалуй, только одно общее слово: «звуки». У Пушкина «...и звуков, и смятенья полн», у Блока «...ширятся звуки, движенье и свет». И звуки эти приходят как бы извне. Блок не объясняет происхождения «легкого, доселе не слышанного звона», Пушкин говорит «...божественный глагол». Но поскольку Бог в данном стихотворении это Апполон - бог поэзии, а не настоящий Бог - творец всего сущего, в которого Пушкин верил, то "божественный глагол" следует воспринимать как метафору, и у нас есть все основания предположить, что "глагол" и "звон" одного происхождения - они из информационного поля.
В жизни героев стихотворений «Поэт» и «Художник» есть одна общая черта: их жизнь как бы делится на две части. Герой Пушкина в одной части своей жизни, как уже говорилось, обыкновенный человек среди таких же людей с их мирскими заботами и сном души. В другой же части своей жизни он во власти божественного глагола, и это уже совсем другой человек: независимый, одинокий и свободный. Герой Блока не похож на героя Пушкина. Лирический герой - alter ego автора, а трудно найти двух людей, столь же несхожих меж собой, как Пушкин и Блок. Блок писал о себе: «недоступный, гордый, чистый, злой» и довольно длительный период своей жизни он и был таким, да и потом не очень изменился. К Пушкину ни в какой период его жизни ни одно из этих определений не подходило. Художник Блока средь детей ничтожных мира ни всех ничтожней, ни наименее ничтожный - он просто не средь них. Блок пишет «... в дни наших (курсив мой) свадеб, торжеств, похорон». К нему это не имеет никакого отношения, он со стороны наблюдает мирскую суету, испытывая при этом «смертельную скуку». Но после того как возникает тот самый звон, начинается настоящая жизнь творца. Какие восторги и муки он испытывает, чему себя подвергает, в какие бездны опускается, что видит, слышит и чувствует, того нам никогда не узнать. Разве что догадаемся о чем-то, прочитав стихотворение «Художник», «...по бледным заревам искусства узнаем жизни гибельный пожар».
Когда же творческий процесс, процесс взаимодействия со «звоном» кончается, поэт возвращается в прежнее свое состояние: «Я же, измученный, нового жду и скучаю опять».
Нельзя сказать, что «Поэт» - лучшее стихотворение у Пушкина, но все же это Пушкин в силе и славе. Первый стих, «пока не требует поэта», даже вошел в разговорный обиход и используется направо и налево отнюдь не поэтами для оправдания своей низости (если бы Пушкин это слышал, пожалел бы о своей искренности).
Иначе обстоит дело с «Художником» Блока. Конечно, он там в каждом слове Блок, а некоторые отдельные строчки - совершенные шедевры, но все стихотворение в целом, с точки зрения художественных достоинств, к лучшим не отнесешь. Свойственная Блоку богатая мелодика стиха, неожиданная, разнообразная, завораживающая, прихотливая метрика, причудливая иногда строфика - всего этого в «Художнике» нет. Восемь строф заунывно звучащих, однообразных, тяжелых некрасовских дактилей. Почему именно для этого стихотворения, содержание которого столь важно, Блок выбрал такую малоинтересную форму? Может быть, именно поэтому: не хотел отвлекать красотами, боялся «сладкого яда» своих стихов (он ведь его всегда боялся). Словом, на этот раз хотел быть понятым точно и правильно.
В «Пушкинской речи» Блок говорил о назначении поэта, о его роли в мировой культуре. Он сказал: «Три дела возложены на него: во-первых - освободить звуки из родной безначальной стихии, в которой они пребывают; во-вторых - привести эти звуки в гармонию, дать им форму; в-третьих - внести эту гармонию во внешний мир». В стихотворении «Художник» Блок показал, как именно поэт выполняет свое назначение, делает три возложенные на него дела.
Ну, а как же быть с тем, что Блок неоднократно говорил, что его стихи это его дневник, что Ахматова сказала «когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда», что Пушкин описывал в стихах события своей жизни, свои чувства, конкретных мужчин и женщин? Нет ли здесь противоречия? Если принять гипотезу, о которой говорилось в начале, то нет. Звуки в «безначальной стихии» наполнены информацией, содержанием, которое, накладываясь и соединяясь с родственным ему в стихах поэта (если тот умеет услышать и понять, проникнуть), преображает и возвышает их, придавая им общечеловеческое значение и смысл.
Сейчас вошли или входят в научный обиход новые понятия, которые можно соотнести с вышеуказанными и которыми занимаются некоторые представители современной серьезной науки, научные коллективы. Это такие понятия, как информационное поле (не имеет отношения к компьютерной технике), неополе (не то, что ноосфера Вернадского), коллективное сознание (не имеет отношения к психологическому насилию над массами, манипулированию сознанием, «зомбированию»). Речь идет о некоем поле, сформированном интеллектуальной и душевной работой человека, людей. Информация в нем содержится, конечно, в неязыковом виде. Это поле должно быть более плотным на территориях древних цивилизаций и менее плотным там, где, например, сельва или тайга.
По существу, информационное поле образно можно назвать мировым оркестром и даже мировой душей. Отец Александр Мень говорил о некоем поле, являющемся первым уровнем реальности, стоящей за материальной реальностью, которую мы можем взвесить и изучить с помощью приборов. Но это отнюдь не Царство Божие и не «тот свет». Это первый и ближайший к нам пласт бытия нематериальной природы, если считать, что мы знаем, что есть материальное, а что нематериальное. Это поле воздействует на человека (см.: Отец Александр Мень отвечает на вопросы. - М.: Фонд им. Александра Меня, 1999 г.). Иными словами: существует поле земного происхождения, которое содержит информацию и может воздействовать на сознание человека. На наш взгляд, протоиерей Александр Мень говорил именно об информационном поле, которое и мы имеем в виду.
Люди в процессе своей интеллектуальной и духовной жизни создают это поле, но и могут получать информацию из (от) него, неосознанно (потому что не на вербальном уровне) или почти неосознанно. Способность чувствовать информационное поле и черпать из него информацию у разных людей различна, так же, как и все другие способности и чувства - слух, зрение (говорят, что Л.Н. Толстой видел инфракрасные лучи, которые обычный человек не видит), интеллект. Некоторые люди более чувствительны к воздействию неополя, некоторые менее или почти не чувствительны, и, конечно, возможны феномены особой чувствительности, много превосходящей среднюю норму. Группа американских ученых сделала сообщение, что ею сконструирован прибор, названный «Мелографом», который регистрирует информационное поле. Прибор был испытан на территории Древнего Египта на древнеегипетских и додревнеегипетских памятниках, с удивительными результатами. Сообщение об этом было в теленовостях, чего, конечно недостаточно, чтобы судить о работе и ее результатах, но, во всяком случае, мы можем принять феномен информационного поля как гипотезу и в свете этой гипотезы прочесть стихотворение А.Блока «Художник», в котором поэт со свойственной ему гениальностью описал процесс создания художественного произведения. Юрий Михайлович Лотман в книге «Культура и взрыв» (М. Прогресс: Гнозис, 1992) приводит это стихотворение целиком как описание процесса перевода «с неязыка на язык». Это удовлетворяющее Ю.Лотмана как ученого описание мыслительного процесса, который полнее и лучше нигде описан не был, перекликается с тем, что говорится здесь. Для нас стихотворение «Художник» - это описание творческого процесса, причем всех его стадий. А первая из них, по словам самого А.Блока, «освобождение звуков из родной безначальной стихии, в которой они пребывают», т.е., другими словами, перевод «с неязыка на язык». Вот это стихотворение:
1 В жаркое лето и в зиму метельную,
I 2 В дни ваших свадеб, торжеств, похорон,
3 Жду, чтоб спугнул мою скуку смертельную
4 Легкий, доселе неслышанный звон.
1 Вот он - возник. И с холодным вниманием
II 2 Жду, чтоб понять, закрепить и убить.
3 И перед зорким моим ожиданием
4 Тянет он еле приметную нить.
1 С моря ли вихрь? Или сирины райские
III 2 В листьях поют? Или время стоит?
3 Или осыпали яблони майские
4 Снежный свой цвет? Или ангел летит?
1 Длятся часы, мировое несущие.
IV 2 Ширятся звуки, движенье и свет.
3 Прошлое страстно глядится в грядущее.
4 Нет настоящего. Жалкого нет.
1 И, наконец, у предела зачатия
V 2 Новой души, неизведанных сил, -
3 Душу сражает, как громом, проклятие:
4 Творческий разум осилил - убил.
1 И замыкаю я в клетку холодную
VI 2 Легкую, добрую птицу свободную,
3 Птицу, хотевшую смерть унести,
4 Птицу, летевшую душу спасти.
1 Вот моя клетка - стальная, тяжелая,
VII 2 Как золотая в вечернем огне.
3 Вот моя птица, когда-то веселая,
4 Обруч качает, поет на окне.
1 Крылья подрезаны, песни заучены.
VIII 2 Любите вы под окном постоять?
3 Песни вам нравятся. Я же, измученный,
4 Нового жду - и скучаю опять.
Мы пронумеровали строфы и стихи не совсем так, как это делается в восточной поэзии или в Библии, а так, чтобы было удобней о них говорить. Разберем стихотворение по строфам и отдельным стихам, стараясь как можно глубже проникнуть в их смысл, хотя со стихами это почти так же невозможно, как с музыкой.
Итак
I. Находясь рядом с людьми, справляющими свои праздники и тризны, поэт испытывает смертельную скуку и ждет, чтобы эту скуку отогнал «...легкий, доселе неслышанный звон». Здесь интересно то, что звон «доселе неслышанный».
II. 1 и 2. « Вот он - возник (как замечательно, что между подлежащим и сказуемым здесь стоит тире). И с холодным вниманием жду, чтоб понять, закрепить и убить». Значит, звон этот недостаточно услышать, его нужно понять (о «закрепить и убить» речь будет ниже). Если бы этот звон был только толчок, творческий импульс, энергия вдохновения его не нужно было бы понимать, достаточно услышать.
III. С моря ли вихрь? Или сирины райские
В листьях поют? Или время стоит?
Или осыпали яблони майские
Снежный свой цвет? Или ангел летит?»
Значит, этот звон не просто творческий импульс и несет не только порыв вдохновения. В нем заключается также и объект, предмет искусства, вот потому-то он всякий раз другой, «доселе неслышанный».
Сначала он возникает как некий многоголосный шум, множество обрывков различных мелодий, из него трудно вычленить одну тему, и поэт ждет, «чтоб понять». Каково же при этом его состояние, его ощущения? В третьей строфе они выражены словами «или время стоит». Эти слова ведь не из «звона», как сирины или яблони, или ангел. Они о себе. И дальше...
IV. 1 «Длятся часы, мировое несущие.» Что же такое это «мировое»9
В Пушкинской речи («О назначении поэта. Речь, прочитанная в Доме литераторов на торжественном собрании в 84-ю годовщину Пушкина») А.Блок сказал: «На бездонных глубинах духа, где человек перестает быть человеком... .катятся звуковые волны, подобные волнам эфира, объемлющим вселенную... Эта глубина духа заслонена явлениями внешнего мира... Первое дело, которого требует от поэта его служение... открыть глубину. (Интересно, что Блок всегда говорит о глубинах духа, никогда о вершинах пли высоте. Где же, как он чувствует, помещается дух? Ведь дух не душа человеческая с ее глубинами. Но, несомненно, Блоку известно об этом больше, чем нам). В поэзии поэт, тем более гениальный, ошибаться не может, но в теоретических рассуждениях может быть и неточен, и недостаточно компетентен. Ведь если бы волны, о которых он говорит, действительно были звуковыми, их регистрировали бы соответствующие приборы. Значит природа этих волн, этой среды, этого поля какая-то другая. И, если следовать нашей гипотезе, то у нас есть все основания полагать, что «мировое», в потоке которого в данный момент существует поэт, это - информационное поле, хотя Блок всегда воспринимал внешние воздействия на себя как звуки, говорил: «Слушайте музыку!». И после революции жаловался, что «музыки не стало» и перестал писать стихи сразу и навсегда. (Стихотворение «Имя Пушкинского дома» к поэзии Блока, к его поэтической стихии отношения уже не имеет).
Погрузившись в информационное поле, растворившись в нем на какое-то мгновение (неизвестно, на какое, ведь «время стоит» и в то же время «длятся часы») человек действительно на это мгновенье перестает быть человеком, а становится всеми и всем. И именно тогда, в этом состоянии, обогащаясь информационным полем и сверяясь с ним, поэт описывает случай из своей жизни, состояние своей души, свою тоску, свои страшные предчувствия так, что они становятся нашей жизнью, состоянием нашей души, нашей тоской, нашими страшными предчувствиями, т.е. фактом искусства. Натура, мастерство художника и содержание информационного поля - его составляющие. Поэтому «жизнь коротка - искусство вечно», поэтому, как говорит ЮМ. Лотман, «произведение искусства генерирует информацию». IV. 3. «Прошлое страстно глядится в грядущее».
Только Блок - для которого и Россия не мать, как для всех нас, а жена - мог приписать абстрактному безличному понятию прошлого такое свойство, как страстность. А между тем это действительно так, хотя и звучит неожиданно и странно. Это так даже для каждого отдельного человека и, заглянув в себя, каждый это поймет. Поэт же в этой строке представляется стоящим в потоке времени и отражающим и прошлое, и грядущее, как двустороннее зеркало. (Образ позаимствован у Валентина Непомнящего, а, может быть, он и более раннего происхождения).
IV. 4. «Нет настоящего. Жалкого нет.»
Хотя перед «настоящего» и «жалкого» стоит точка, тем не менее, второе предложение читается как дополняющее первое: нет настоящего значит нет жалкого. Настоящее суть жалкое. Подтверждение такого прочтения можно найти в многочисленных высказываниях Блока в письмах, дневниках, записных книжках. Так, в дневнике от 24 марта 1912 г. Блок пишет: «В большинстве случаев люди живут настоящим, т.е. ничем не живут, а так - существуют. Жить можно только будущим». Из письма к А.И.Арсенишвили от 8 марта 1912 г.: «То чудесное сплетение противоречивых чувств, мыслей и воль, которое носит имя человеческой души, именно оттого носит это радостное... имя, что оно все обращено более к будущему, чем к прошедшему; к прошедшему тоже, - но поскольку в прошедшем заложено будущее. Человек есть будущее. Если в современной противоречивой и вялой жизни многое тонкое и высокое бессильно сказать нам о будущем, будем беречься его, будем даже любить более грубое и более низкое (в культурном, что ли, смысле), если там голос будущего громче... Последняя просьба к Вам: если Вы любите мои стихи, преодолейте их яд, прочтите в них о будущем».
Итак, жить настоящим значит жить ничем. Прошлое же как бы делится на две категории: то прошлое, которое остается в прошлом (и, значит, оно ничто) и то прошлое, в котором заложено будущее.
В связи с этими высказываниями Блока нельзя не вспомнить известное стихотворение Валерия Брюсова «Юному поэту» и первый из трех знаменитых советов, которые он в этом стихотворении юному поэту дает: Первый прими - не живи настоящим, Только грядущее область поэта...
Пренебрежение к настоящему, страстное ожидание грядущего при уважении к кое-чему в прошлом. Может быть, потому, что настоящее реально, прошлое же и будущее идеальны. Свойственно ли это только А.Блоку и В.Брюсову, или всему этому поэтическому направлению? А может быть это черта времени перелома. Или это проявление ментального национального свойства русских, которым всегда было как-то неинтересно заниматься благоустройством настоящего, а всегда нужна была великая и внеличная задача. Не радовало, что Москва - столица страны, а нужна была Москва - третий Рим. Ради такого будущего стоило терпеть и страдать, а за готовностью жертвовать в России дело не станет. И ведь создали Москву - третий Рим, пусть хоть на короткое время.
V. Строфа, вернее, два первых ее стиха наиболее трудны для интерпретации, написаны как-то темно. Но, благодаря следующим двум стихам, смысл ее все-таки ясен.
Душу сражает, как громом, проклятие:
Творческий разум осилил - убил.
Произошло то, о чем говорилось еще во II строфе: «Жду, чтоб понять, закрепить и убить». Борьба, борение между художником и натурой, объектом искусства кончилась победой художника. Дар его оказался достаточно силен для этой победы. И вот, в этот победный миг он воспринимает свой дар как проклятие, а победу как убийство. Результатом победы оказался, как кажется сейчас художнику, лишь мертвый слепок с натуры. Эта неудовлетворенность, свойственная истинному художнику - это действительно его проклятие, его трагедия. Побывать там, где «человек перестает быть человеком», испытать на своей шкуре теорию относительности Эйнштейна, пропустить через себя «мировое» и - создать мертвую птицу.
VI И замыкаю я в клетку холодную
Легкую, добрую птицу свободную,
Птицу, хотевшую смерть унести.
Птицу, летевшую душу спасти.
Птица, конечно, не убита, она как летела свободная, так и летит, а в клетке оказалось нечто, еще не бывшее в мире - новое произведение искусства.
VII и VIII строфы о том, как это произведение вносится в жизнь людей. Мы их процитируем частично:
VII. 2 Вот моя птица, когда-то веселая
3 Обруч качает, поет на окне
VIII. 1 Крылья подрезаны, песни заучены
2 Любите вы под окном постоять
3 Песни вам нравятся...
Хотя художник это «тот, кто отнимает аромат у цветка» и хотя, создав произведение, он совершил убийство, вокруг птицы почему-то любят собираться люди и наслаждаются ее песнями. А ведь живых, не убитых птиц сколько угодно летает с пением вокруг, и никто им вослед даже головы не поднимает. В чем же тут дело?
Об этом написаны тысячи томов. Но мне здесь хочется рассказать один случай, на первый взгляд как бы отношения к делу не имеющий. Он был описан в «Литературной газете» в этом году, в двух номерах ему были посвящены три полосы. Сотрудники одной крупной биологической лаборатории, естественно, не занимавшейся искусством и литературой, но владевшей мощными компьютерами и кадрами программистов, так же, как и все в нашей стране, любившие Пушкина, решили что-то сделать к пушкинскому юбилею, отметить это событие чем-то интересным для всех. И они задумали создать портрет Пушкина. Для этого они собрали все имеющиеся прижизненные изображения поэта: портреты кисти Кипренского и Тропинина, знаменитую акварель Соколова, все рисунки, сделанные его друзьями, все автопортреты, словом, все известные изображения Пушкина - и заложили их в компьютер. Гак же они поступили и со всеми словесными описаниями внешности Пушкина, принадлежащими его современникам - мы знаем, какой там был огромный разброс мнений. Компьютер выдал шестнадцать вариантов портрета Пушкина. Они все были опубликованы на первой полосе «Литературной газеты». Не сильно отличались один от другого и все были похожи на Пушкина, каким каждый из нас его представляет. Затем на стене были развешены портреты кисти Кипренского, Тропинина, Соколова и все прочие, служившие материалом компьютеру, а также портреты, выданные компьютером. Каждому, входившему в лабораторию, а народу там бывало много, предлагали выбрать портрет, который ему больше нравится, который, по его мнению, больше всего похож на Пушкина, или где Пушкин больше всего похож на великого поэта, или просто наиболее симпатичен. Никто не выбрал Тропинина и Кипренского и вообще ни одного изображения, сделанного конкретным человеком. Выбирали только компьютерные варианты. Экспериментаторы были удивлены, хотя цель их была достигнута: они создали Портрет Пушкина. Но тут как бы мелькнул какой-то феномен, который жаль было бросить изучать, и они продолжили. Взяли несколько портретов разных женщин примерно одного возраста и немного похожих друг на друга, заложили в компьютер, получили несколько компьютерных вариантов, развесили вперемежку с настоящими конкретными портретами и преложили публике выбирать. Результат был тот же: никто не выбрал натуральную конкретную женщину. Эксперимент повторили с мужчинами - результат тот же. Поудивлялись и забыли. Результаты случайно проведенного эксперимента не слишком заинтересовали биологов, но меня они очень заинтересовали. Получается, что даже столь малое информационное поле, созданное несколькими людьми в одном компьютере, позволяют получить образ, который действует как художественный - кажется привлекательным и интересным, доставляет удовольствие. Вероятно, не непосредственно, а какими-то сложными путями вызывает ассоциации и идентифицируется с кем-то, связанным с положительными эмоциями, а может быть, с представлением о себе, или о «женщине», или о «человеке» вообще, кем и ты являешься.
Напрашивается сравнение стихотворения Блока «Художник» и стихотворения Пушкина «Поэт», особенно в связи с нашим аспектом рассмотрения (влияние информационного поля на поэтическое творчество). Прочтем стихотворение Пушкина.
Пока не требует поэта
К священной жертве Аполлон,
В заботах суетного света
Он малодушно погружен;
Молчит его святая лира;
Душа вкушает хладный сон,
И меж детей ничтожных мира,
Быть может, всех ничтожней он.
Но лишь божественный глагол
До слуха чуткого коснется,
Душа поэта встрепенется,
Как пробудившийся орел.
Тоскует он в забавах мира,
Людской чуждается молвы,
К ногам народного кумира
Не клонит гордой головы;
Бежит он, дикий и суровый,
И звуков и смятенья полн,
На берега пустынных волн,
В широко шумные дубровы.
Почему же именно этот человек, малодушно погруженный в мирские заботы, с душей, спящей холодным сном, среди ничтожных, возможно, самый ничтожный (у гениев не бывает случайных оговорок, и если Пушкин сказал «быть может всех ничтожней», то именно это он и имел в виду: может оказаться, что даже и самый ничтожный), почему именно он - избранник. Каким своим качествам, свойствам, достоинствам он обязан своим избранничеством. У Пушкина это четко сказано: « ...Но лишь божественный глагол до слуха чуткого (курсив мой) коснется...» Его особое свойство, достоинство, его дар - это слух, чуткий к божественному глаголу. Божественный глагол звучит во вселенной, но услышать его может только поэт, и уже через поэта его слышат другие.
В стихотворениях Пушкина и Блока есть, пожалуй, только одно общее слово: «звуки». У Пушкина «...и звуков, и смятенья полн», у Блока «...ширятся звуки, движенье и свет». И звуки эти приходят как бы извне. Блок не объясняет происхождения «легкого, доселе не слышанного звона», Пушкин говорит «...божественный глагол». Но поскольку Бог в данном стихотворении это Апполон - бог поэзии, а не настоящий Бог - творец всего сущего, в которого Пушкин верил, то "божественный глагол" следует воспринимать как метафору, и у нас есть все основания предположить, что "глагол" и "звон" одного происхождения - они из информационного поля.
В жизни героев стихотворений «Поэт» и «Художник» есть одна общая черта: их жизнь как бы делится на две части. Герой Пушкина в одной части своей жизни, как уже говорилось, обыкновенный человек среди таких же людей с их мирскими заботами и сном души. В другой же части своей жизни он во власти божественного глагола, и это уже совсем другой человек: независимый, одинокий и свободный. Герой Блока не похож на героя Пушкина. Лирический герой - alter ego автора, а трудно найти двух людей, столь же несхожих меж собой, как Пушкин и Блок. Блок писал о себе: «недоступный, гордый, чистый, злой» и довольно длительный период своей жизни он и был таким, да и потом не очень изменился. К Пушкину ни в какой период его жизни ни одно из этих определений не подходило. Художник Блока средь детей ничтожных мира ни всех ничтожней, ни наименее ничтожный - он просто не средь них. Блок пишет «... в дни наших (курсив мой) свадеб, торжеств, похорон». К нему это не имеет никакого отношения, он со стороны наблюдает мирскую суету, испытывая при этом «смертельную скуку». Но после того как возникает тот самый звон, начинается настоящая жизнь творца. Какие восторги и муки он испытывает, чему себя подвергает, в какие бездны опускается, что видит, слышит и чувствует, того нам никогда не узнать. Разве что догадаемся о чем-то, прочитав стихотворение «Художник», «...по бледным заревам искусства узнаем жизни гибельный пожар».
Когда же творческий процесс, процесс взаимодействия со «звоном» кончается, поэт возвращается в прежнее свое состояние: «Я же, измученный, нового жду и скучаю опять».
Нельзя сказать, что «Поэт» - лучшее стихотворение у Пушкина, но все же это Пушкин в силе и славе. Первый стих, «пока не требует поэта», даже вошел в разговорный обиход и используется направо и налево отнюдь не поэтами для оправдания своей низости (если бы Пушкин это слышал, пожалел бы о своей искренности).
Иначе обстоит дело с «Художником» Блока. Конечно, он там в каждом слове Блок, а некоторые отдельные строчки - совершенные шедевры, но все стихотворение в целом, с точки зрения художественных достоинств, к лучшим не отнесешь. Свойственная Блоку богатая мелодика стиха, неожиданная, разнообразная, завораживающая, прихотливая метрика, причудливая иногда строфика - всего этого в «Художнике» нет. Восемь строф заунывно звучащих, однообразных, тяжелых некрасовских дактилей. Почему именно для этого стихотворения, содержание которого столь важно, Блок выбрал такую малоинтересную форму? Может быть, именно поэтому: не хотел отвлекать красотами, боялся «сладкого яда» своих стихов (он ведь его всегда боялся). Словом, на этот раз хотел быть понятым точно и правильно.
В «Пушкинской речи» Блок говорил о назначении поэта, о его роли в мировой культуре. Он сказал: «Три дела возложены на него: во-первых - освободить звуки из родной безначальной стихии, в которой они пребывают; во-вторых - привести эти звуки в гармонию, дать им форму; в-третьих - внести эту гармонию во внешний мир». В стихотворении «Художник» Блок показал, как именно поэт выполняет свое назначение, делает три возложенные на него дела.
Ну, а как же быть с тем, что Блок неоднократно говорил, что его стихи это его дневник, что Ахматова сказала «когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда», что Пушкин описывал в стихах события своей жизни, свои чувства, конкретных мужчин и женщин? Нет ли здесь противоречия? Если принять гипотезу, о которой говорилось в начале, то нет. Звуки в «безначальной стихии» наполнены информацией, содержанием, которое, накладываясь и соединяясь с родственным ему в стихах поэта (если тот умеет услышать и понять, проникнуть), преображает и возвышает их, придавая им общечеловеческое значение и смысл.