Кыся
В ночь с субботы на воскресенье не стало Кыси, самой замечательной кошки на свете.
Она была воплощением умиротворения и дзена. Она большую часть времени лежала, свернувшись уютным калачиком, в разных случайных местах квартиры, а если и ходила, то всегда с одной скоростью, медленно и без видимого смысла. Она бескорыстно дарила уют и радость, сама о том не подозревая. У неё были умные глаза и красивая шерсть, и мы её очень любили.
Кыся всегда была рядом. В квартире постоянно чувствовалась какая-то параллельная жизнь, совершались незаметные, но слышимые активности: шуршал лоток, хлюпала миска с водичкой, пушистые лапки скреблись в запертые двери. Куда бы мы ни пошли, рано или поздно обнаруживали её, уютно устроившуюся на полу в ванной, на кровати, на кухонном стуле. А бывало и так: просыпаешься, и между подушками раздаётся ровное, немного хриплое сопение. Сердце стучит, жизнь идёт.
Большая часть Кысиной жизни прошла до нашей встречи. Она жила с Аниной бабушкой, Элидой Дмитриевной. Помнила (или не помнила, но по крайней мере застала) бесконечные ряды птичьих клеток, помнила удивительных лемуров, помнила шкафы с сотнями книг, помнила запах профессорской квартиры. Постепенно полные птиц и зверей три комнаты опустели, бабушки не стало, Кыся постарела, случился масштабный ремонт, а потом в доме появились мы.
Горькая ирония: 18 лет назад Кыся, маленький бездомный котёночек, появилась из ниоткуда, подойдя к Аниной бабушке на улице, около нашего подъезда. На этом же месте она окончила свой путь, незаметно для нас шагнув в распахнутое окно.
Никогда не узнать, была ли в этом шаге какая-то осознанность. Интереса к улице Кыся не проявляла. Иногда я выносил её погулять во двор, и она сворачивалась калачиком, индифферентно жевала травинки, а когда лифт снова поднимался на десятый этаж, спешила к дверям. Открытые окна Кысю тоже не интересовали, а подоконник всегда был тропинкой к чаю или бутерброду, забытым на кухонном столе.
Весной, когда Кыся стала сильно хромать и скверно себя чувствовать, пришёл ветеринар и сказал: дальше будет только хуже, лучше усыпить. Усыплять никто никого не стал, а Кысе стало лучше. Она ела куриные сердечки, которые мы ей варили, пила сердечный бульон, перестала хромать, снова научилась запрыгивать на стулья, кровати и столы. И мяукала по ночам. Наверное, ей было больно.
Теперь у неё ничего не болит. Прощай, наша Кысенька.
Она была воплощением умиротворения и дзена. Она большую часть времени лежала, свернувшись уютным калачиком, в разных случайных местах квартиры, а если и ходила, то всегда с одной скоростью, медленно и без видимого смысла. Она бескорыстно дарила уют и радость, сама о том не подозревая. У неё были умные глаза и красивая шерсть, и мы её очень любили.
Кыся всегда была рядом. В квартире постоянно чувствовалась какая-то параллельная жизнь, совершались незаметные, но слышимые активности: шуршал лоток, хлюпала миска с водичкой, пушистые лапки скреблись в запертые двери. Куда бы мы ни пошли, рано или поздно обнаруживали её, уютно устроившуюся на полу в ванной, на кровати, на кухонном стуле. А бывало и так: просыпаешься, и между подушками раздаётся ровное, немного хриплое сопение. Сердце стучит, жизнь идёт.
Большая часть Кысиной жизни прошла до нашей встречи. Она жила с Аниной бабушкой, Элидой Дмитриевной. Помнила (или не помнила, но по крайней мере застала) бесконечные ряды птичьих клеток, помнила удивительных лемуров, помнила шкафы с сотнями книг, помнила запах профессорской квартиры. Постепенно полные птиц и зверей три комнаты опустели, бабушки не стало, Кыся постарела, случился масштабный ремонт, а потом в доме появились мы.
Горькая ирония: 18 лет назад Кыся, маленький бездомный котёночек, появилась из ниоткуда, подойдя к Аниной бабушке на улице, около нашего подъезда. На этом же месте она окончила свой путь, незаметно для нас шагнув в распахнутое окно.
Никогда не узнать, была ли в этом шаге какая-то осознанность. Интереса к улице Кыся не проявляла. Иногда я выносил её погулять во двор, и она сворачивалась калачиком, индифферентно жевала травинки, а когда лифт снова поднимался на десятый этаж, спешила к дверям. Открытые окна Кысю тоже не интересовали, а подоконник всегда был тропинкой к чаю или бутерброду, забытым на кухонном столе.
Весной, когда Кыся стала сильно хромать и скверно себя чувствовать, пришёл ветеринар и сказал: дальше будет только хуже, лучше усыпить. Усыплять никто никого не стал, а Кысе стало лучше. Она ела куриные сердечки, которые мы ей варили, пила сердечный бульон, перестала хромать, снова научилась запрыгивать на стулья, кровати и столы. И мяукала по ночам. Наверное, ей было больно.
Теперь у неё ничего не болит. Прощай, наша Кысенька.