В беленьких трусиках, после баньки
Когда мама была маленькой, не было никаких машинок-автоматов. И потому она сидела рядом с бабулей, а та стирала в оловянном тазу хозяйственным мылом. Сидела Нина не абы как, а в перевернутой табуретке, а что такое перевернутая табуретка в 1948 году? Это манеж! Маме в нем положено было играться деревянными кубиками, клубочками шерсти и другими катушками от ниток. Но фиг! Она, родная, раздобыла кусок мыла, и с тех пор главным добытчиком в семье стала она: мебельные гарнитуры, ковры, посуда, постель и прочие буржуазные замашки изображались силами мамы. Но речь сейчас о том, что Нина, будучи двухлетним человеком, мылом не наигралась, и решила его съесть, как делали в те времена все приличные дети. Бабушка обернулась от своего таза и узрела эпилептика: пена так и пузырилась на довольной роже, весьма симпатичной, рожденной сразу после войны. Этот исторический факт совпал с тем, что деда, мамин папа, вернулся с фронта героем, спасшим множество раненых экипажей, но об этом другая история, которую я раскопала, но не готова рассказать вам прям сейчас.
А потом Нина подросла, и у ней раз в неделю случалась баня, к которой тщательно готовились предшествующие шесть дней: полотенца, мочалки, мыло и трусы один штук и без разных пошлых кружАВОв. Моя Нина была удачным ребенком: мылась под шлангом каждый день, но раз в неделю обязательно ходила в баню. После изнурительных процедур напяливала чистые трусы и отправлялась в арык Чаули, или Чилля, который тек в районе Пролетарской, чуть дальше Курантов, кататься по стремительной воде на занозистых досках и, может быть, поймать рыбу, что так и осталось в планах. А потом «в беленьких трусиках, после баньки» являлась насквозь чумазая домой. Это выражение стало классическим в нашей семье, и его говорят, когда кто-то посмел вернуться в насквозь пропитанных мазутом черных трусах. И у этих трусов - столько смыслов и ипостасей…