ys
in
kreschenie
Этап второй: подготовка “избранных” во II веке
Оригинал взят у adam_a_nt в Этап второй: подготовка “избранных” во II веке
Заключительный этап катехизации был менее продолжительным, чем предыдущий. Вполне возможно, что уже во II в. он длился около трех недель. В Карфагене, по сообщению Тертуллиана, существовал обычай совершать крещение в канун Пасхи. Сам Тертуллиан, однако, делает оговорку, что хотя Пасха, а вслед за ней Пятидесятница, являются наиболее подходящим временем, всякий день и всякий час пригодны для крещения. Ипполит по всей вероятности придерживался того же мнения. Тогда как в “Апостольском предании” он никак не уточняет, когда проводилась катехизация избранных, в другом своем произведении он отдает предпочтение кануну Пасхи[104].
Последний этап катехизации сопровождался более интенсивным обучением. Сам епископ проводил занятия ежедневно. В конце каждого занятия, перед отпустом, епископ возлагал руки на учащихся и молился за них. “Апостольское предание” отводит этому обряду значительное место в процессе непосредственной подготовки к крещению:
После того, как они избраны, пусть руки возлагаются на них, и пусть бесы изгоняются из них (ἐξορκίζειν) ежедневно. И когда подойдет день их крещения, то пусть епископ возложит руки на каждого, для уверенности в том, что тот очищен. Но если найдется человек, который не очищен, то пусть его отстранят [от крещения], потому что он слушал слова наставления без веры. Ибо (злой и) чуждый дух оставался в нем (20.3-4).
Как именно предполагалось узнать, очищен человек или нет, “Апостольское предание” не объясняет. Одно из первых описаний примет, по которым можно распознать присутствие демонических сил в человеке, находим у Зенона Веронского († ок. 375): побледнение, скрежетание зубами, испускание пены, сотрясение и плач[105]. Эти признаки одержимости есть и в евангельских рассказах об изгнании бесов. Руководствовались ли епископы во II в. этими приметами или нет - это для нас вопрос второстепенный. Важно отметить то, что борьбе с нечистой силой в древнейшей катехизации уделялось большое значение[106].
[Spoiler (click to open)]
Это обстоятельство может вызвать у некоторых современных читателей вполне обоснованное недоумение. Удивление только возрастает, когда в современном православном обряде крещения человек, зачастую совершенно к этому неподготовленный, проходит через изгнание бесов, а также троекратное отречение от сатаны со всеми его приближенными. Смутившись обилием бесов в мире раннего христианства, а также в сегодняшней православной практике, иной современный просвещенный читатель рассуждает примерно так: “Мировоззрение древних людей было мифологическим, тогда как мы смотрим на мир глазами науки. Наука же доказала, что бесов нет, а следовательно, нет и реальности, за ними стоящей. Бесов, впрочем, можно потерпеть как некоторую аллегорию или архаизм”.
Здесь не место для обсуждения вопроса о том, существуют ли бесы[107]. Отметим только, что резкое противопоставление мифологического и научного мировоззрений едва ли применимо в отношении к духовной реальности. Не нужно иметь мифологическое мышление, чтобы знать, что зло порабощает, что оно часто сковывает волю, отуманивает рассудок, ослепляет совесть подобно внешней силе, неподвластной человеку. Апостол Павел выразил глубочайшую трагедию раздвоенности нашего морального опыта следующим образом:
Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю… а потому уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Ибо знаю, что не живет во мне, то есть в плоти моей, доброе; потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Если же делаю то́, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех (Рим 7:15-19).
Грех становится вторым “я”, грех живет в человеке, несмотря на угрызения совести и попытки самого искреннего раскаяния. Без помощи Божьей, без благодати человек оказывается бессилен освободиться из засасывающей пучины греха. Окончательное закабаление человека грехом, по мнению христианских учителей, было бы неверно приписывать одной только силе дурной привычки.
Древние христиане считали закрепощенность человека властью греха как бы слабой формой бесовской одержимости. Не случайно прощение грехов и покаяние в евангелиях тесно связаны с практикой изгнания бесов (экзорцизмом). Мы читаем у синоптиков, как Христос, призвав двенадцать учеников, сначала дал им власть изгонять бесов и только после этого послал их в мир проповедовать покаяние и исцелять больных[108]. Состояние кающегося отчасти напоминает опыт человека, из которого изгоняют бесов: оба испытывают глубокое сердечное облегчение. Один освобождается от власти греха, другой очищается от нечистых духов. Грех давит на человека своей тяжестью, и человек часто бывает бессилен сбросить его оковы, подобно тому, как бесноватый не может сам приказать бесам оставить его.
Было бы неверно, однако, отождествлять два эти состояния на том только основании, что их симптомы в некоторых случаях оказываются похожи. Принципиальное различие между кающимся и бесноватым заключается в том, что покаяние обязательно включает момент сознательного отречения от греха и всех диавольских козней, в то время как бесноватый в своем исцелении никакого активного участия принимать не может. Не случайно обряд крещения, по свидетельству Ипполита, включал не только изгнание бесов, но и отречение от сатаны, которое взрослые катехумены произносили сами, а за детей произносили их родители или другие родственники (21.9).
Отречение от сатаны только тогда имело силу над крещаемым, когда человек хорошо сознавал, от чего он отрекался. В противном случае оно грозило стать бессмысленной магической формулой. Тертуллиан поясняет, что крещаемый отрекался от “почестей, торжеств, охоты за славой, ложных клятв, раболепства, пустых похвал” и, конечно, духа идолопоклонства[109].
На языке учения о Двух Путях отречение от сатаны означало отказ от пути смерти и всего, что с ним связано, тогда как соединение с Отцом, Сыном и Святым Духом в крещении было вступлением на путь жизни. “Послание Варнавы” и “Пастырь Ерма” сообщают, что в зависимости от того, какой путь человек изберет, его будет сопровождать ангел Бога или сатаны, света или тьмы, праведности или беззакония[110]. Учение получало свое драматическое воплощение в таинстве; моральное наставление, говорившее о двух противоположных путях, оживало в ритуале, соединявшем два основных действия: отречение от сатаны и сочетание со Христом[111]. Эта тесная связь между катехизисом и крещальной практикой была утрачена после того, как учение о двух путях отошло на второй план и впоследствии перестало входить в катехизис. Для катехуменов в школе Ипполита отречение от сатаны было не заклинанием или архаизмом, но итогом длительной духовной работы.
Как видим, катехизация в древней церкви не сводилась к одному только обучению. Помимо чисто дидактических методов она включала также “невидимую брань”, т.е. борьбу с силами зла. По представлениям ранних христиан сердце язычника было храмом лжебогов, обителью демонов. Для того, чтобы в нем мог поселиться Христос, храм этот следовало очистить от всего, противного Богу. Но бесы не желали отдавать свою жертву без борьбы. Почуяв, что человек готовился сделать решительный шаг на пути к новой жизни, бесы строили козни против него и расставляли сети искушений.
Устная традиция, о которой свидетельствуют Тертуллиан и Ипполит, предписывала ограждать человека от бесовских влияний и искушений печатью креста[112]. Отметим, что в древности крестное знамение совершалось коротким движением большого пальца правой руки по лбу и бровям либо в виде буквы Т, так как кресты были также тау-образной формы, либо в знакомой нам форме † или +. В современной церковной практике эта древняя форма крестного знамения сохранилась, в частности, в обряде миропомазания[113]. Крестное знамение, которое мы совершаем сегодня, осеняя лоб, плечи и грудь, не было в ходу в древней церкви, но получило распространение позднее.
Тертуллиан рассказывает о том, что подготовка к крещению сопровождалась молитвами, постами, поклонами, всенощными бдениями и публичным исповеданием всех грехов[114]. Молитва и пост были евангельскими орудиями борьбы с бесами[115]. В апокрифических “Проповедях” Псевдо-Климента, окончательная редакция которых относится к IV в., приводится курьезное объяснение того, почему воздержание является эффективным средством против демонического присутствия. По мнению автора, бесы, будучи бесплотны, не могут сами доставлять себе чувственные удовольствия, так как для этого им необходимо тело. Бесы вселяются в людей с тем, чтобы разделить с ними удовольствия, пользуясь человеческим телом, как инструментом. Если же человек воздерживается, например, от неумеренного употребления пищи или от случайных половых связей, то разочарованные бесы непременно оставят его тело[116].
“Апостольское предание” предписывает катехуменам гигиеническое омовение в четверг (20.5). По-видимому к этому омовению катехуменов восходит сохранившийся в современной православной практике обычай мыться в Чистый четверг перед Пасхой[117]. “Апостольское предание” рекомендует двухдневный пост в пятницу и субботу, т.е. накануне принятия крещения в воскресенье (20.7). О более продолжительном посте в этот период мы ничего определенного не находим[118]. На занятии в субботу “избранные” молились коленопреклоненно, после чего епископ совершал над ними последний экзорцизм.
Затем, по-прежнему стоя на коленях, “избранные” получали печать креста. Дуя им в лицо, епископ запечатывал их лоб, уши и нос (20.8). Позднее те же ритуальные действия в Западной церкви стали частью обряда посвящения в катехумены первого этапа[119]. В древности, однако, “дуновение” (exsufflatio) и первое осенение печатью креста совершали накануне крещения. Всенощное бдение с субботы на воскресенье, в котором также принимали участие и верные, сопровождалось чтением и толкованием Писания и оканчивалось крещением на рассвете (20.9).
Взято отсюда:
Глава вторая. Чудом сохранившиеся фрески: приготовление ко крещению в римской и Североафриканской церквах (середина II - начало III века)
Заключительный этап катехизации был менее продолжительным, чем предыдущий. Вполне возможно, что уже во II в. он длился около трех недель. В Карфагене, по сообщению Тертуллиана, существовал обычай совершать крещение в канун Пасхи. Сам Тертуллиан, однако, делает оговорку, что хотя Пасха, а вслед за ней Пятидесятница, являются наиболее подходящим временем, всякий день и всякий час пригодны для крещения. Ипполит по всей вероятности придерживался того же мнения. Тогда как в “Апостольском предании” он никак не уточняет, когда проводилась катехизация избранных, в другом своем произведении он отдает предпочтение кануну Пасхи[104].
Последний этап катехизации сопровождался более интенсивным обучением. Сам епископ проводил занятия ежедневно. В конце каждого занятия, перед отпустом, епископ возлагал руки на учащихся и молился за них. “Апостольское предание” отводит этому обряду значительное место в процессе непосредственной подготовки к крещению:
После того, как они избраны, пусть руки возлагаются на них, и пусть бесы изгоняются из них (ἐξορκίζειν) ежедневно. И когда подойдет день их крещения, то пусть епископ возложит руки на каждого, для уверенности в том, что тот очищен. Но если найдется человек, который не очищен, то пусть его отстранят [от крещения], потому что он слушал слова наставления без веры. Ибо (злой и) чуждый дух оставался в нем (20.3-4).
Как именно предполагалось узнать, очищен человек или нет, “Апостольское предание” не объясняет. Одно из первых описаний примет, по которым можно распознать присутствие демонических сил в человеке, находим у Зенона Веронского († ок. 375): побледнение, скрежетание зубами, испускание пены, сотрясение и плач[105]. Эти признаки одержимости есть и в евангельских рассказах об изгнании бесов. Руководствовались ли епископы во II в. этими приметами или нет - это для нас вопрос второстепенный. Важно отметить то, что борьбе с нечистой силой в древнейшей катехизации уделялось большое значение[106].
[Spoiler (click to open)]
Это обстоятельство может вызвать у некоторых современных читателей вполне обоснованное недоумение. Удивление только возрастает, когда в современном православном обряде крещения человек, зачастую совершенно к этому неподготовленный, проходит через изгнание бесов, а также троекратное отречение от сатаны со всеми его приближенными. Смутившись обилием бесов в мире раннего христианства, а также в сегодняшней православной практике, иной современный просвещенный читатель рассуждает примерно так: “Мировоззрение древних людей было мифологическим, тогда как мы смотрим на мир глазами науки. Наука же доказала, что бесов нет, а следовательно, нет и реальности, за ними стоящей. Бесов, впрочем, можно потерпеть как некоторую аллегорию или архаизм”.
Здесь не место для обсуждения вопроса о том, существуют ли бесы[107]. Отметим только, что резкое противопоставление мифологического и научного мировоззрений едва ли применимо в отношении к духовной реальности. Не нужно иметь мифологическое мышление, чтобы знать, что зло порабощает, что оно часто сковывает волю, отуманивает рассудок, ослепляет совесть подобно внешней силе, неподвластной человеку. Апостол Павел выразил глубочайшую трагедию раздвоенности нашего морального опыта следующим образом:
Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю… а потому уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Ибо знаю, что не живет во мне, то есть в плоти моей, доброе; потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Если же делаю то́, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех (Рим 7:15-19).
Грех становится вторым “я”, грех живет в человеке, несмотря на угрызения совести и попытки самого искреннего раскаяния. Без помощи Божьей, без благодати человек оказывается бессилен освободиться из засасывающей пучины греха. Окончательное закабаление человека грехом, по мнению христианских учителей, было бы неверно приписывать одной только силе дурной привычки.
Древние христиане считали закрепощенность человека властью греха как бы слабой формой бесовской одержимости. Не случайно прощение грехов и покаяние в евангелиях тесно связаны с практикой изгнания бесов (экзорцизмом). Мы читаем у синоптиков, как Христос, призвав двенадцать учеников, сначала дал им власть изгонять бесов и только после этого послал их в мир проповедовать покаяние и исцелять больных[108]. Состояние кающегося отчасти напоминает опыт человека, из которого изгоняют бесов: оба испытывают глубокое сердечное облегчение. Один освобождается от власти греха, другой очищается от нечистых духов. Грех давит на человека своей тяжестью, и человек часто бывает бессилен сбросить его оковы, подобно тому, как бесноватый не может сам приказать бесам оставить его.
Было бы неверно, однако, отождествлять два эти состояния на том только основании, что их симптомы в некоторых случаях оказываются похожи. Принципиальное различие между кающимся и бесноватым заключается в том, что покаяние обязательно включает момент сознательного отречения от греха и всех диавольских козней, в то время как бесноватый в своем исцелении никакого активного участия принимать не может. Не случайно обряд крещения, по свидетельству Ипполита, включал не только изгнание бесов, но и отречение от сатаны, которое взрослые катехумены произносили сами, а за детей произносили их родители или другие родственники (21.9).
Отречение от сатаны только тогда имело силу над крещаемым, когда человек хорошо сознавал, от чего он отрекался. В противном случае оно грозило стать бессмысленной магической формулой. Тертуллиан поясняет, что крещаемый отрекался от “почестей, торжеств, охоты за славой, ложных клятв, раболепства, пустых похвал” и, конечно, духа идолопоклонства[109].
На языке учения о Двух Путях отречение от сатаны означало отказ от пути смерти и всего, что с ним связано, тогда как соединение с Отцом, Сыном и Святым Духом в крещении было вступлением на путь жизни. “Послание Варнавы” и “Пастырь Ерма” сообщают, что в зависимости от того, какой путь человек изберет, его будет сопровождать ангел Бога или сатаны, света или тьмы, праведности или беззакония[110]. Учение получало свое драматическое воплощение в таинстве; моральное наставление, говорившее о двух противоположных путях, оживало в ритуале, соединявшем два основных действия: отречение от сатаны и сочетание со Христом[111]. Эта тесная связь между катехизисом и крещальной практикой была утрачена после того, как учение о двух путях отошло на второй план и впоследствии перестало входить в катехизис. Для катехуменов в школе Ипполита отречение от сатаны было не заклинанием или архаизмом, но итогом длительной духовной работы.
Как видим, катехизация в древней церкви не сводилась к одному только обучению. Помимо чисто дидактических методов она включала также “невидимую брань”, т.е. борьбу с силами зла. По представлениям ранних христиан сердце язычника было храмом лжебогов, обителью демонов. Для того, чтобы в нем мог поселиться Христос, храм этот следовало очистить от всего, противного Богу. Но бесы не желали отдавать свою жертву без борьбы. Почуяв, что человек готовился сделать решительный шаг на пути к новой жизни, бесы строили козни против него и расставляли сети искушений.
Устная традиция, о которой свидетельствуют Тертуллиан и Ипполит, предписывала ограждать человека от бесовских влияний и искушений печатью креста[112]. Отметим, что в древности крестное знамение совершалось коротким движением большого пальца правой руки по лбу и бровям либо в виде буквы Т, так как кресты были также тау-образной формы, либо в знакомой нам форме † или +. В современной церковной практике эта древняя форма крестного знамения сохранилась, в частности, в обряде миропомазания[113]. Крестное знамение, которое мы совершаем сегодня, осеняя лоб, плечи и грудь, не было в ходу в древней церкви, но получило распространение позднее.
Тертуллиан рассказывает о том, что подготовка к крещению сопровождалась молитвами, постами, поклонами, всенощными бдениями и публичным исповеданием всех грехов[114]. Молитва и пост были евангельскими орудиями борьбы с бесами[115]. В апокрифических “Проповедях” Псевдо-Климента, окончательная редакция которых относится к IV в., приводится курьезное объяснение того, почему воздержание является эффективным средством против демонического присутствия. По мнению автора, бесы, будучи бесплотны, не могут сами доставлять себе чувственные удовольствия, так как для этого им необходимо тело. Бесы вселяются в людей с тем, чтобы разделить с ними удовольствия, пользуясь человеческим телом, как инструментом. Если же человек воздерживается, например, от неумеренного употребления пищи или от случайных половых связей, то разочарованные бесы непременно оставят его тело[116].
“Апостольское предание” предписывает катехуменам гигиеническое омовение в четверг (20.5). По-видимому к этому омовению катехуменов восходит сохранившийся в современной православной практике обычай мыться в Чистый четверг перед Пасхой[117]. “Апостольское предание” рекомендует двухдневный пост в пятницу и субботу, т.е. накануне принятия крещения в воскресенье (20.7). О более продолжительном посте в этот период мы ничего определенного не находим[118]. На занятии в субботу “избранные” молились коленопреклоненно, после чего епископ совершал над ними последний экзорцизм.
Затем, по-прежнему стоя на коленях, “избранные” получали печать креста. Дуя им в лицо, епископ запечатывал их лоб, уши и нос (20.8). Позднее те же ритуальные действия в Западной церкви стали частью обряда посвящения в катехумены первого этапа[119]. В древности, однако, “дуновение” (exsufflatio) и первое осенение печатью креста совершали накануне крещения. Всенощное бдение с субботы на воскресенье, в котором также принимали участие и верные, сопровождалось чтением и толкованием Писания и оканчивалось крещением на рассвете (20.9).
Взято отсюда:
Глава вторая. Чудом сохранившиеся фрески: приготовление ко крещению в римской и Североафриканской церквах (середина II - начало III века)