Интеллигентская штучка
... И я сказала родителям: ну как же вы забыли? Ведь у меня сегодня день рождения. И папа, хлопнув себя по лбу, сказал: "Ну конечно же. Я пока пойду поднимусь на пятый этаж и займу денег. Рублей 25, я думаю, найдется. А ты иди позови подруг".
Пока он ходил, в дверь позвонили. И вошел очень важный офицер. Не знаю в каком он был звании, но у него на петлице было несколько ромбов.*
- Подождите, - сказала я ему, - папа сейчас придет.
- А он точно придет? - спросил офицер. - А то я долго ждать не могу.
- Точно, - улыбнулась я. - Он на пятый этаж пошел. Занять денег. У меня сегодня день рождения, а денег в доме совсем нет.
- Как же это хорошо, - сказал офицер обращаясь к моей маме. - Может быть тогда вы его убедите в том, чтобы он брал деньги за лекции, которые читает в нашем военном училище. Я как раз пришел предложить ему снова заниматься с нашими курсантами.
- Как вы себе это представляете? - ответила мама. - Как я должна убедить коммуниста брать деньги с красноармейцев за то, что коммунист читает красноармейцам основы марксизма?
И это прозвучало так очевидно, так нелепо, что стало сразу понятно: брать деньги за такое не станет никто.
Однажды, когда она отказалась взять деньги за работу, которую делала из идейных соображений, ей сказали: "Оставьте ваши интеллигентские штучки". Она ответила: "Интеллигентская штучка - это я сама. И собираюсь остаться таковой до конца своих дней".
Помню на работе мне повысили зарплату до 170-ти рублей. И я пришла домой в очень плохом настроении.
- Что с тобой? - спросила мама.
- Я получила прибавку. И я не знаю за что. И мне очень плохо.
- Представляешь, - сказала моя мама, - как же тогда приходится плохо и морально тяжело товарищам из Политбюро.
Ей 84, и она помнит все. И какого-то краснофлотца в общаге под Крымским мостом, и наркомовский дом на Шулявке, и арест отца, и бегство из Киева в 41-ом. Помнит эвакуацию и эту казахскую степь, где небо было живым и подвижным, как море. Помнит два пуда ворованой пшеницы и этот страх: поймают - отдадут под расстрел. Помнит Михаила Светлова и Юза Алешковского. Первый говорил ей: "Приезжайте ко мне на дачу. Там будет два еврея, можно даже устроить маленький погромчик". Второй - написал на ее кухне на Ордынке свое "Товарищ Сталин, вы - большой ученый". Помнит отца Александра Меня, к которому ездили дети. Помнит молодого Явлинского и Болдырева, и - наверно - Лукина. Помнит это Яблоко, и эти съезды, и эту комиссию по партстроительству, которую до сих пор - кажется - возглавляет. Помнит как сбежала из больницы и пришла регистрироваться на съезд.
- Мы не можем вас зарегистрировать с правом голоса, - сказал ей мальчишка с видом комсомольца брежневских времен.
- Но я же была в больнице.
- Это не мои проблемы, - ответил тот и уткнулся в бумажки.
Мальчишку звали Илья Яшин.
Она помнит все. Даже это. Хоть и старается не вспоминать.
Энгелина Борисовна Тареева.
Как-то, года два назад, ей помогли завести блог krinitsa, где она опубликовала несколько статей. Но их мало кто читал. А ей нужна аудитория. Она даже прочла пару лекций в Булгаковском доме, но по-настоящему ей, конечно, нужно бы написать книгу. Скажите ей об этом. Напишите. Добавьте во френды. Ей это очень-очень важно. Её это, мне кажется, как-то сподвигнет что ли. Убедит в нужности. А то она все время спрашивает:
- Неужели вы думаете, всё это будут читать?
Убедите её, что конечно же будут.
Будете.
Будем.
Что всё это: и командармы, и Бухарин, и польский мальчишка на полустанке, и поволжские немцы - Sieg heil - всё-всё, каждая минута, каждый вздох этой жизни подвижной как степь или море - интересно.
Мне, по крайней мере, - очень. Так что зафрендил и жду обновлений.
* Ромбы - знак отличия высшего командного состава. Два ромба - носили комдивы, три - командармы второго ранга, четыре - командармы первого ранга и комфронтами.