Сменим модальность
Давно я не писал о поэзии. Поэзия конечно разная бывает и любить её нужно во всех ипостасях, но существуют тексты, которые лично для меня имеют ценность абсолютную. Тексты, которые в самой затхлой и мрачной атмосфере вызывают чувство сладостного и смутного предчувствия. Того самого, которое охватывает нас, когда на наш сирый усталый от долгой зимы город, обрушивается чудовищная, ослепительная весна. Это же бесконечно обещающая эмоция появляется, когда спускаешся 31го декабря с заснеженного перевала в тёплую и ароматную новогоднюю Ялту. Она же иногда поднимается снизу живота в особенно синих и призрачных июльских сумерках. Думаю, что именно это ощущение называл Александр Грин глухим шумом несбывшегося.
Это наверное самая светлая и спасительная эмоция, известная мне в жизни. И вот пришло мне в голову, что возможно многие из подобных, часто принадлежащих весьма маститым авторам текстов, незнакомы моим читателям. И что, познакомив их с этими текстами, я смогу помочь им пережить, отягощенную затянувшейся до апреля зимой, общую современную российскую беспросветность. Таких текстов я знаю много, и могу их публиковать перманентно с известным интервалом. Друзья мои, если это кому нибудь нужно, не поленитесь, черкните в коменты. Не хочется бросать дорогие мне вещи в пустоту. Вот Вам первый, горячо любимый мной текст такого сорта на пробу.
Живое небо
Из цикла "Стихи озера Эдем-Милс"
Фредерико Гарсиа Лорка
Перевод А. Гелескула
Я искал
и не плачу, хотя не найду никогда.
Среди пересохших камней и пустых насекомых
не увижу сражение солнца с живыми телами.
Я вернусь к изначальному миру
столкновений, приливов и гулов,
к истокам новорожденных,
туда, где поверхности нет,
где увижу, как то, что искал, обретет
свою белую радость,
когда улечу, исчезая в любви и песках.
Туда не проникнет иней зрачков угасших
и стоны деревьев, которые губит шашень.
Там очертанья переплелись так тесно,
что каждая форма - только залог движенья.
И не пробиться там через рой соцветий -
зубы, как сахар, в воздухе растворятся.
И не погладить папоротник ладонью -
оледенит ее ужас слоновой кости.
Там, под корнями и в сердцевине ветра,
так очевидна истина заблуждений,
никелевый пловец, стерегущий волны,
сонных коров розоватые женские ноги.
Я искал
и не плачу, хотя не найду никогда.
Я вернусь к изначальному,
влажному трепету мира
и увижу, как то, что искал, обретет
свою белую радость,
когда улечу, исчезая в любви и песках.
Улетаю - навеки юный - над пустотой кроватей,
над стайкой бризов и севших на мель баркасов.
Дрожанье удара, толчок о крутую вечность
и любовь - наконец, беспробудная. Любовь!
Любовь наяву!
Это наверное самая светлая и спасительная эмоция, известная мне в жизни. И вот пришло мне в голову, что возможно многие из подобных, часто принадлежащих весьма маститым авторам текстов, незнакомы моим читателям. И что, познакомив их с этими текстами, я смогу помочь им пережить, отягощенную затянувшейся до апреля зимой, общую современную российскую беспросветность. Таких текстов я знаю много, и могу их публиковать перманентно с известным интервалом. Друзья мои, если это кому нибудь нужно, не поленитесь, черкните в коменты. Не хочется бросать дорогие мне вещи в пустоту. Вот Вам первый, горячо любимый мной текст такого сорта на пробу.
Живое небо
Из цикла "Стихи озера Эдем-Милс"
Фредерико Гарсиа Лорка
Перевод А. Гелескула
Я искал
и не плачу, хотя не найду никогда.
Среди пересохших камней и пустых насекомых
не увижу сражение солнца с живыми телами.
Я вернусь к изначальному миру
столкновений, приливов и гулов,
к истокам новорожденных,
туда, где поверхности нет,
где увижу, как то, что искал, обретет
свою белую радость,
когда улечу, исчезая в любви и песках.
Туда не проникнет иней зрачков угасших
и стоны деревьев, которые губит шашень.
Там очертанья переплелись так тесно,
что каждая форма - только залог движенья.
И не пробиться там через рой соцветий -
зубы, как сахар, в воздухе растворятся.
И не погладить папоротник ладонью -
оледенит ее ужас слоновой кости.
Там, под корнями и в сердцевине ветра,
так очевидна истина заблуждений,
никелевый пловец, стерегущий волны,
сонных коров розоватые женские ноги.
Я искал
и не плачу, хотя не найду никогда.
Я вернусь к изначальному,
влажному трепету мира
и увижу, как то, что искал, обретет
свою белую радость,
когда улечу, исчезая в любви и песках.
Улетаю - навеки юный - над пустотой кроватей,
над стайкой бризов и севших на мель баркасов.
Дрожанье удара, толчок о крутую вечность
и любовь - наконец, беспробудная. Любовь!
Любовь наяву!