Как причудливо переплетаются пространства Книг
Да, когда-то мы были детьми. Мы были открыты миру и играли миром легко, свободно, не замечая, что мы делаем.
Мы брали Книгу, готовые унестись за ветрами строк, по первому зову.
Мы многому научились.
Мы построили свои миры.
Оградили их стенами.
Когда ночью слышится стук в дверь, мы не бросаемся отворять, предвкушая очередную Историю, длинную, почти бесконечную ночь у Очага и вкусные плюшки с какао (или кофе, или чаем, как хотите…) Мы зябко кутаемся в одеяло - мы же помним, как оно выручало нас от страхов! - мы долго и напряжённо смотрим в глазок…
А путник ждёт, переминаясь. Случайные ночные отзвуки замирают. Мы морщимся, думая о том, что нам не дали выспаться, что цены на дрова нынче высоки, а путники стали какими-то уж больно одинаковые.
Кто бы явился, да вытащил нас за шкирку - а уж там, за стеной, дорога способна на такие оглушительные чудеса, что только держись за пятки!
Я тоже ждал случайных путников. И, набравшись однажды нахальства, написал письмо. И стал ждать.
И ответ пришёл удивительно быстро, и я поспешил к двери, грохоча стульями и засовами. И путник был удивительным, и дорога оказалась престранной! О ней я вам сейчас и расскажу…
Получив книгу, в тот же вечер я начал читать. Немножко опасливо начал, ведь предупреждали… дили… же! И повторы там, и о Понтии Пилате сейчас писать надо не так… э-э-э, о чём это я?.. Не о том? Ну ладно… И вообще, книга оказалась ДЕТСКАЯ! Ну, то есть, совсем детская, по-настоящему детская, наверное, ничуть не покривил душой Рассказчик, говоря, что написана она "для себя", но вообще-то - для того человека, которому даже и не двенадцать лет, а всего-то девять, и вот ему-то она замечательной окажется, несмотря ни на какие старомодности (то есть, я имею в виду, если вам Жюли Верны с Марками Твенами вдруг старомодными стали…)
И вот, после первых страниц показалось было, что "Пироскаф" действительно похож на старое - на "Портфель капитана Румба", например. И герой узнаваем, и капитан на пенсии тоже… Вот только кроме узнаваемости в книге сразу же начались неожиданности! Хорошие.
Вот Сушкин. В детском доме живёт, и ясно же, сию секунду на жалость давить будут, сама великая Линдгрен сентиментальности тут не чужда, и озираешься волей-неволей - герой-то, небось, голодает, небось, обижают его другие пацаны, черствые воспитатели злобно перемигиваются… и сам дедушка Диккенс с портрета подмигивает.
И, приготовившись к чему-то мрачному, я вдруг с радостью и даже с каким-то восторгом и замиранием увидел неожиданно симпатичных людей, неожиданно забавные, со светлым юмором, с искоркой показанные сценки - даже много раз использованная в мировой "сиротской" литературе ситуация получилась оригинально увиденной, и я улыбнулся, встал и походил по комнате взад-вперед от удовольствия - такой вот причудливый - и вместе - очень по-детски естественный эпизод, такие забавные и одновременно трогательные истории записывают мамы и папы в дневниках о своих детях, и, как правило, такого не выдумаешь нарочно…
А дальше - эти искорки-эпизоды полетели один за другим.
Шкатулки с сюрпризами, игра и не игра - неожиданности всякий раз органично создавали как будто вторую реальность, такую, где хорошие неожиданности - закономерность. Выигрыш Сушкина - ситуация настолько чудовищно фантастическая, что становилось не по себе - наверняка розыгрыш или Рассказчик, не дай бог, сфальшивит, и картинка, не дай бог, обернётся всего лишь литературной игрой… И я снова радовался, когда снова оказывалось - нет, не игра! История. Сказочная - но История!
А там и просто свифтовская едкость проступила - "ИИ", да ещё и стишок про поросёнка! Не патетика - снова насмешка, и правильно, и так и нужно, хочется крикнуть, так же когда-то добрые и ироничные комедианты высмеивали зло! Оно такого и стоит, оно мелкое (по сути, не по масштабу, увы) и гадкое, и если его не получается раздавить одним способом, то надо и вот так, через смех! Уж на что могуч старый пакостник барон Треч - тот тоже не выносит чужого смеха!..
…На этом месте пришлось мне прервать чтение - было уже два часа ночи, а завтра на работу, а вечером другого дня ехал я на неделю в деревню. И взял с собою электронную читалку с книгой.
И вот там, в деревне, началась уже другая, совсем странная сказка!
Решил я, как иногда делаю, после смены обстановки устроить перерыв в чтении "Пироскафа", чтобы не сбиться в настроении, пусть восстановится История, уляжется взбудораженность, вернутся картинки. Потому что ведь не всегда может взрослый человек читать историю так, как будто ему девять лет. Приключения приключениями, но вот захотелось мне чего-то полиричнее, повзрослее.
И решил чуть-чуть почитать серьёзную книгу, но такую, к которой можно бы обращаться фрагментами, и взял - случайно - "Золотую розу". Музыка её вмиг заворожила, прочитал я несколько глав, а затем… опять неожиданно! - вернулось особое состояние сказочности, вернулся "Пироскаф"… но уже какой-то другой! Сперва я не понял, что произошло - главное, история Тома Сушкина вдруг обрела новую глубину. Она совсем перестала быть детской (а может быть, это я ушёл на те берега), бродячие артисты, играющие пьесу-сказку, ушли в темноту кулис, фантастическое существо - разумный двухголовый страус - перестал быть фантастическим, ожила даже гротескная дама из ИИ, обрела человечность… Я, поражённым эффектом смешения книжных пространств, ещё раза два принимался читать вперемешку "Золотую розу", в какой-то момент эти две книги становились для меня одной, одной историей, рассказанной в разных уровнях пространств, как будто путешественник какой-то (может, сам Паустовский в каком-то вагоне дальнего поезда или в каюте теплохода, или у костра ночью слушает, а потом пересказывает историю живого пироскафа - и даже голоса похожи, нет никакого диссонанса, никакой перегородки - одна книга, и люди у костра так же напряжённо слушают…)
А потом закрутились приключения в книге ещё и ещё, и я, забывшись, больше не возвращался к "Золотой розе", потому что нельзя было остановиться в таком каскаде преображений - там и странные киношники, и оживающий "Дед Мазай", и Касьян, и изменившаяся Сусанна, и вселенский Тополь - музыка ускоряется, вертит вихрь, и Сушкин давно уже не Сушкин, а Том, и слова "Девочка, ты ещё помнишь меня" - звенят неумолкающе и тревожно, как песня - но не вспомнить, в каком фильме это было, может, это "Последний дюйм", или "Болтик", или "Навсикайя из Долины Ветров"… - знаешь, что всё будет хорошо, а всё равно - тревожно.
Нет, не повторяется Рассказчик, не повторяется Сказка! Есть перекличка, словно в фуге, и само Путешествие, и Сушкин чем-то вначале действительно похожи на Путешествие и на Гвоздика из "Портфеля". И есть ниточки и в "Мальчик девочку искал", и в "Возвращение клипера "Кречет", и в другие. Но неважно, всё становится неважно, когда История дышит у плеча, она настоящая, потому что в какой-то момент превращает тебя в слушателя - так взрослый теряет границу между реальностью и фантасмагорией у Гауфа в "Осеннем подарке друзьям вина" или в причудливых мирах Гофмана, или в историях-лепестках "Золотой розы".
Я должен быть честным - не знаю, как получилось, но "Пироскаф" меня заворожил сильнее, чем "Стальной волосок" и сильнее, чем "Тополята". Хотя, казалось бы, те были мне ближе - потому что и персонажи там, на первый взгляд реальнее, и сама реальность...
Почему так - оказалась Книга в нужное время в нужном месте, зазвучала случайно нужная нота? Не знаю…
Мы брали Книгу, готовые унестись за ветрами строк, по первому зову.
Мы многому научились.
Мы построили свои миры.
Оградили их стенами.
Когда ночью слышится стук в дверь, мы не бросаемся отворять, предвкушая очередную Историю, длинную, почти бесконечную ночь у Очага и вкусные плюшки с какао (или кофе, или чаем, как хотите…) Мы зябко кутаемся в одеяло - мы же помним, как оно выручало нас от страхов! - мы долго и напряжённо смотрим в глазок…
А путник ждёт, переминаясь. Случайные ночные отзвуки замирают. Мы морщимся, думая о том, что нам не дали выспаться, что цены на дрова нынче высоки, а путники стали какими-то уж больно одинаковые.
Кто бы явился, да вытащил нас за шкирку - а уж там, за стеной, дорога способна на такие оглушительные чудеса, что только держись за пятки!
Я тоже ждал случайных путников. И, набравшись однажды нахальства, написал письмо. И стал ждать.
И ответ пришёл удивительно быстро, и я поспешил к двери, грохоча стульями и засовами. И путник был удивительным, и дорога оказалась престранной! О ней я вам сейчас и расскажу…
Получив книгу, в тот же вечер я начал читать. Немножко опасливо начал, ведь предупреждали… дили… же! И повторы там, и о Понтии Пилате сейчас писать надо не так… э-э-э, о чём это я?.. Не о том? Ну ладно… И вообще, книга оказалась ДЕТСКАЯ! Ну, то есть, совсем детская, по-настоящему детская, наверное, ничуть не покривил душой Рассказчик, говоря, что написана она "для себя", но вообще-то - для того человека, которому даже и не двенадцать лет, а всего-то девять, и вот ему-то она замечательной окажется, несмотря ни на какие старомодности (то есть, я имею в виду, если вам Жюли Верны с Марками Твенами вдруг старомодными стали…)
И вот, после первых страниц показалось было, что "Пироскаф" действительно похож на старое - на "Портфель капитана Румба", например. И герой узнаваем, и капитан на пенсии тоже… Вот только кроме узнаваемости в книге сразу же начались неожиданности! Хорошие.
Вот Сушкин. В детском доме живёт, и ясно же, сию секунду на жалость давить будут, сама великая Линдгрен сентиментальности тут не чужда, и озираешься волей-неволей - герой-то, небось, голодает, небось, обижают его другие пацаны, черствые воспитатели злобно перемигиваются… и сам дедушка Диккенс с портрета подмигивает.
И, приготовившись к чему-то мрачному, я вдруг с радостью и даже с каким-то восторгом и замиранием увидел неожиданно симпатичных людей, неожиданно забавные, со светлым юмором, с искоркой показанные сценки - даже много раз использованная в мировой "сиротской" литературе ситуация получилась оригинально увиденной, и я улыбнулся, встал и походил по комнате взад-вперед от удовольствия - такой вот причудливый - и вместе - очень по-детски естественный эпизод, такие забавные и одновременно трогательные истории записывают мамы и папы в дневниках о своих детях, и, как правило, такого не выдумаешь нарочно…
А дальше - эти искорки-эпизоды полетели один за другим.
Шкатулки с сюрпризами, игра и не игра - неожиданности всякий раз органично создавали как будто вторую реальность, такую, где хорошие неожиданности - закономерность. Выигрыш Сушкина - ситуация настолько чудовищно фантастическая, что становилось не по себе - наверняка розыгрыш или Рассказчик, не дай бог, сфальшивит, и картинка, не дай бог, обернётся всего лишь литературной игрой… И я снова радовался, когда снова оказывалось - нет, не игра! История. Сказочная - но История!
А там и просто свифтовская едкость проступила - "ИИ", да ещё и стишок про поросёнка! Не патетика - снова насмешка, и правильно, и так и нужно, хочется крикнуть, так же когда-то добрые и ироничные комедианты высмеивали зло! Оно такого и стоит, оно мелкое (по сути, не по масштабу, увы) и гадкое, и если его не получается раздавить одним способом, то надо и вот так, через смех! Уж на что могуч старый пакостник барон Треч - тот тоже не выносит чужого смеха!..
…На этом месте пришлось мне прервать чтение - было уже два часа ночи, а завтра на работу, а вечером другого дня ехал я на неделю в деревню. И взял с собою электронную читалку с книгой.
И вот там, в деревне, началась уже другая, совсем странная сказка!
Решил я, как иногда делаю, после смены обстановки устроить перерыв в чтении "Пироскафа", чтобы не сбиться в настроении, пусть восстановится История, уляжется взбудораженность, вернутся картинки. Потому что ведь не всегда может взрослый человек читать историю так, как будто ему девять лет. Приключения приключениями, но вот захотелось мне чего-то полиричнее, повзрослее.
И решил чуть-чуть почитать серьёзную книгу, но такую, к которой можно бы обращаться фрагментами, и взял - случайно - "Золотую розу". Музыка её вмиг заворожила, прочитал я несколько глав, а затем… опять неожиданно! - вернулось особое состояние сказочности, вернулся "Пироскаф"… но уже какой-то другой! Сперва я не понял, что произошло - главное, история Тома Сушкина вдруг обрела новую глубину. Она совсем перестала быть детской (а может быть, это я ушёл на те берега), бродячие артисты, играющие пьесу-сказку, ушли в темноту кулис, фантастическое существо - разумный двухголовый страус - перестал быть фантастическим, ожила даже гротескная дама из ИИ, обрела человечность… Я, поражённым эффектом смешения книжных пространств, ещё раза два принимался читать вперемешку "Золотую розу", в какой-то момент эти две книги становились для меня одной, одной историей, рассказанной в разных уровнях пространств, как будто путешественник какой-то (может, сам Паустовский в каком-то вагоне дальнего поезда или в каюте теплохода, или у костра ночью слушает, а потом пересказывает историю живого пироскафа - и даже голоса похожи, нет никакого диссонанса, никакой перегородки - одна книга, и люди у костра так же напряжённо слушают…)
А потом закрутились приключения в книге ещё и ещё, и я, забывшись, больше не возвращался к "Золотой розе", потому что нельзя было остановиться в таком каскаде преображений - там и странные киношники, и оживающий "Дед Мазай", и Касьян, и изменившаяся Сусанна, и вселенский Тополь - музыка ускоряется, вертит вихрь, и Сушкин давно уже не Сушкин, а Том, и слова "Девочка, ты ещё помнишь меня" - звенят неумолкающе и тревожно, как песня - но не вспомнить, в каком фильме это было, может, это "Последний дюйм", или "Болтик", или "Навсикайя из Долины Ветров"… - знаешь, что всё будет хорошо, а всё равно - тревожно.
Нет, не повторяется Рассказчик, не повторяется Сказка! Есть перекличка, словно в фуге, и само Путешествие, и Сушкин чем-то вначале действительно похожи на Путешествие и на Гвоздика из "Портфеля". И есть ниточки и в "Мальчик девочку искал", и в "Возвращение клипера "Кречет", и в другие. Но неважно, всё становится неважно, когда История дышит у плеча, она настоящая, потому что в какой-то момент превращает тебя в слушателя - так взрослый теряет границу между реальностью и фантасмагорией у Гауфа в "Осеннем подарке друзьям вина" или в причудливых мирах Гофмана, или в историях-лепестках "Золотой розы".
Я должен быть честным - не знаю, как получилось, но "Пироскаф" меня заворожил сильнее, чем "Стальной волосок" и сильнее, чем "Тополята". Хотя, казалось бы, те были мне ближе - потому что и персонажи там, на первый взгляд реальнее, и сама реальность...
Почему так - оказалась Книга в нужное время в нужном месте, зазвучала случайно нужная нота? Не знаю…