Мир Журавлёнка
-*-
"Ты привыкла, а мне интересно"
Появилась такая вот мысль. Попытаться описать мир романа "Журавлёнок и молнии". Мир, который можно представить, прочитав книгу.
Почему именно эту книгу? Ну, в основном потому, что она создаёт особенную атмосферу даже среди других книг Крапивина. Я не имею в виду героев, но мне кажется, сам мир, в котором они живут, сильно отличается от мира тех книг, что были до "Журавлёнка" и от тех, что появились позже.
Там много полутонов по сравнению с тем же "М-с-Ш", например. Но там ещё и нет жесткости "Наследников". Мир Журавлёнка такой очень камерный, домашний - но при этом охватывает удивительно много аспектов жизни. Этот мир, наверное, тщательнее других нарисовал жизнь героя, тщательнее, бережнее. Он не универсален, в смысле героя, не берусь сказать, сколько человек более-менее точно могли бы подставить себя на место Юры Журавина, но разговор сейчас даже не о нём. О той реальности, которая его окружала. В отличие от двух первых книг "Островов", Крапивин здесь не реконструировал реальность по памяти, а рисовал " с натуры". И время было такое…
А какое оно было, собственно? А вот такое, что сочетало в себе все удивительные противоречия "позднего СССР", с его мягкостью умирающего великана, соединение искренней заботы и обессиливающего бездушия, огромный массив Культуры - и удушающее действие той же самой "культуры". Это потрясающая картина, говорить о ней можно много, и единственное, чего она не терпит, это категорических суждений в духе "я лучше знаю, как было" - с тем или иным знаком оценки.
Разговор не о том. Не про точки зрения взрослых, недовольных той жизнью - или наоборот, ностальгирующих по ней.
Давайте попробуем просто представить себе эту картинку, не оценивая, насколько она универсальна или правдива. Не критикуя её или те реалии, что там нарисованы, а просто подмечая самые интересные, яркие или, наоборот, на первый взгляд незаметные, но важные детали. Просто увидим её заново, доверившись ей.
Самое трудное, выбрать, о чём говорить. Обо всём - это значит, написать ещё такой же по объёму текст. Выбрать более важное, но как? Спросить вас, тех, кто читал и любит этот роман, что для вас сильнее всего отпечаталось. Не герои, не поступки, не перипетии, а именно картинки того мира. Понимаете, речь сейчас пойдёт не о героях романа, вообще. Я попытаюсь их максимально "выключить", чтобы видеть только окружающую их атмосферу. Странная идея, посмотрим, что из неё получится.
И ещё, мой очерк сейчас будет в большой степени лишь началом разговора, который вы можете продолжить в комментариях.
Самое первое, на что обращаешь внимание после чтения - сочетание "плотности" мира и смешанности. В нём всего очень-очень много. Множество деталек, и так трудно выхватить какую-то одну, назвать её важной. Нет такого, что один элемент возвышается над фоном. А другое - в этой плотности перемешано хорошее и плохое. Не пропускайте вот это замечание, оно очень важное. Очень-очень важное, и я сейчас об этом постараюсь рассказать подробнее.
Тени и свет. Если Журка счастлив, то почти всегда к его радости примешивается грусть. Если наступает темнота - то через неё всегда проблескивает свет. Это слияние даёт удивительные свойство всему миру романа - он плотный, цельный, непокойный, как океан. Картины, сменяющие одна другую, как волны, несут читателя.
Просто обратите внимание. К радости всегда примешивается грусть. И в каждой тёмной волне светит надежда. Не так, как бывает в большинстве других книг, когда отчаяние длится десятками и сотнями страниц, и автор уверяет читателя, что беспросветная боль владеет миром дни и годы. Нет, в мире Журавлёнка за самой чёрной грозой видны проблески. Лишь финал наваливается на нас сплошным тёмным фронтом. Правда, Журавлёнок уже закалён, у него есть друзья, и, может быть, он всё-таки выстоит.
В мире Журавлёнка много, очень много добрых людей. Не просто добрых, в смысле, не таких, которые ходят и смотрят, как бы кому-нибудь причинить добро. Нет, у этого добра одно важное свойство - оно происходит и от того, в том числе, что хорошие люди так встроены в мир. Зло для них… неудобно, как гвоздь в подошве. Они сцеплены с добром мириадами невидимых ниточек, порви одну - нехорошо будет жить, если они поступят иначе, и поэтому они поступают правильно. Мог ли Игорь Дмитриевич не выкупить книгу? С одной стороны, вроде бы мог, всё-таки по большому счёту это не что-то, без чего трагедия и невозможно жить. В каком-то смысле отец Журки прав - не было бы этой книги в коллекции, ну что бы изменилось? Но не сделать это добро в мире Журавлёнка тяжело. Всё со всем сцеплено, и дышать легче, если поступаешь верно.
Даже Капрал - он же искренне хотел помочь Журке, я верю в это, не потому, что он добрый. Не потому, что он стал добрым на несколько минут. Но кусочки мозаики выстроились так, что Капралу было хорошо сделать одно, конкретное добро - в его понимании, конечно. Я не верю, что он чего-то хотел, какой-то выгоды от Журки. Но ему тоже нужен был какой-то свет, чтобы чувствовать себя человеком. Вот этот почти взрослый человек фактически, хотя и возможно, неосознанно, хотел признания, уважения от пацана, понимаете? Не от любого, конечно. Уважение, признание его правоты Журкой словно оправдывало все остальные преступления главаря "Гаража" - в его собственных глазах, конечно. Может быть, Капрал даже видел в Журке неслучившийся вариант себя.
Полёт Журавлёнка как будто поляризует мир. Выявляя скрытые потенциалы. Помните случай с Сухоруковым, который был ни то, ни сё. С одной стороны, он был "из тех", кто "тряс денежку" у кинотеатров. С другой - он присоединился к Журке в момент его конфликта в классе. Всегда, как только случается какая-то беда - находится и что-то светлое. В письме дедушки сквозь отчаянную боль и тоску - сияет свет. Качели летят из тени в солнце. И "Путь в неведомое" был таким:
"Сверху из-за скал вырывался плоский луч, а впереди - по свету на камнях и бликам на воде - угадывалась солнечная щель, выход из каменного коридора".
…Ну вот, такое в книге "внутреннее пространство сил". Темой этого очерка был, однако, материальный мир романа. Те вещи, явления, реалии, что окружают героев. Я вначале думал начать говорить именно о них, но понял, что не получается. Дело в том, что в них как будто нет ничего такого, явно особенного. Семья, школа, улица. Немножко, краем, действие романа касается мира взрослых, но максимально деликатно. Крапивин ничего не рассказывает о мире взрослых сверх того, что нужно для понимания мира детей. Есть писатели, которые пользуются пространством детской книги, чтобы вложить туда и мысли о взрослых, как монолог автора, "от автора". В "Журавлёнке", как мне кажется, Крапивин не сделал этого ни разу. Ни одна остросоциальная тема из мира взрослых не вышла за ту границу, в какой она касалась героев-детей. Это чувство меры в таких книгах - очень важное. Любая мораль идёт только изнутри героя, но - не от автора-взрослого. В поздних книгах Крапивину, возможно, стало сложнее соблюдать установку, и появились герои-взрослые, от них и от автора стали звучать взрослые голоса и появляться взрослые реалии, не такие, как их понимают герои-дети, а именно авторский голос. В "Журавлёнке" авторский голос практически неуловим. Это всегда либо проживание ситуации героем-ребёнком - либо нечто не уровне дыхания самого мира.
Очень редкие сцены, где нам показывают именно взрослых. Одних взрослых. Если я не ошибаюсь, во всём романе такая сцена только одна: разговор Иринкиных мамы и отца. И этот диалог используется вовсе не для того, чтобы впустить мир взрослых, а чтобы оттенить явление героя-ребёнка. Ну и вспомогательно дорисовывает картинку семьи Иринки, что нужно опять для мира героев-детей.
Проблемы взрослых в романе заданы через семью и школу. Это проблемы родителей и учителей. В книге вообще ничего нет о том, что происходит "где-то вверху". Внешний мир - находится бесконечно далеко. Мы понимаем, что в нём не всё благополучно, из восприятия, опять же, детей, но восприятия камерного, в общем, благополучного. Есть история - данная нам из книг Журкиного дедушки, бесконечно далёкое эхо гроз из минувших столетий. Есть современная история, звучащая на "политинформации". Насколько всё это - давным-давно погибшие люди и страдания тех, кому "некуда идти" в современном мире - близко для героев? Насколько это для них всё-таки "не игра"? Тут интересный вопрос. Я думаю, такие вещи и не должны быть равны по значимости проблемам близких людей, друзей, родных. Но они формируют фон. Ещё одно поле напряжённости. Само по себе оно неспособно воспитать и закалить, но подготовить - да, наверно.
Сравните всё это с тем, что есть сейчас: мгновенный доступ ко всему, что происходит в мире. Информационное пространство из отдельных "сквозняков" превратилось в безграничный поток, и вместо того, чтобы добывать информацию, современному человеку приходится учиться её фильтровать и обрабатывать. Понимать, что важно, а что нет, и что со всем этим делать. Совершенно разные процессы и необходимые для них способности, мне кажется. Знаете, как на экзамене выдать ученику любые учебно-справочные материалы и предложить… нет, даже не решить задачу, а просто ответить с их помощью на вопрос. И если вопрос с определённой точностью не найдётся в шпаргалках - плохому ученику это не поможет. Просто потому, что нужно ещё уметь найти информацию, без гуглов. Уметь понять вопрос.
Вы спросите: а при чём здесь?.. Скажу так: точно не знаю, как оно работает, но я снова возвращаюсь к "плотности потока" романа. "Плотности" темпоритма. Посмотрите, как много всего происходит в жизни героев - внутри и снаружи - при относительной неторопливости и информационной бедности. Вспомните, как Журка готовил доклад о жизни Олаудаха Экиано. Представьте, есть ли разница в проживании истории в мире Журавлёнка - и в мире Интернета, например? Дело ведь не только (а может быть, даже и не столько) в скорости. В мире Журавлёнка очень многое завязано на, образно выражаясь, работу руками, когда в обработке, проживании информации участвуют "физические ощущения". Когда ты переписываешь фрагменты или запоминаешь их. А художник рисует картинки и делает слайды. И всё это немного напоминает изготовление ёлочных игрушек из бумаги, даже не цветной, её ещё нужно раскрасить кисточкой.
Отчасти поэтому мир такой "плотный". Любая информация и её постижение переплетено с физическим действием. Физический мир был намного плотнее переплетен с духовным, потому что сидя на диване и "размышляя", нельзя было сделать практически ничего.
Нет, я сейчас даже не о том, хорошо это или плохо. Я именно о плотности и переплетении. О том темпоритме, о связи внешнего и внутреннего, материального и духовного. Когда каждое переживание завязано в ткани романа на какое-то внешнее действие, пусть хотя бы это будет явление природы, солнце и тень, дождь и жара, снег, гроза, облака на небе. Помните, как Журка уходил из дому под дождём? Всё связано и сплетено в единую симфонию. Всё значимо, и нет пауз, когда ты не понимаешь, зачем герой делает что-то или не делает чего-то. Ты можешь не до конца это понимать, но всегда доверяешь автору в том, что каждое событие и каждая картинка в тексте значима и важна.
Итак, три основных "места действия", в которых проходит жизнь героев романа. Семья, школа и "улица". Во-первых, хочу заметить, что "Журавлёнок" очень "семейный" роман по сравнению с другими книгами Крапивина. Семье уделяется больше времени, чем в любом другом его произведении. И ещё важная особенность: все семьи троих главных героев и Максимки - полные (правда, в конце у Горьки уходит отец, и неблагополучна семья Валерика). Я когда-то упоминал такую вещь: в детской литературе (особенно западной) конца 20-го века и тем более начала 21-го одним из главных генераторов проблем стали "проблемы неполной семьи". Иногда вообще кажется, что нормальная, благополучная семья для современного мира дело вообще сложное. Так ли это? Конечно, писателям нужно "показывать проблемы", так сказать, "вскрывать нарывы". И всё же мне видится тут некоторый элемент натяжки. Кажется, им так проще построить коллизии. Обострить ситуацию, накрутить контрасты до предела. Кажется, что полутона показывать стало просто не модно. Не модно исследовать проблемы семей, которые считаются благополучными. Не потому, что эти проблемы не заслуживают внимания, что они не интересны (я как раз думаю, что наоборот, учиться жизни нужно на примерах нормы, чтобы понимать, что норма - естественна, возможна и прекрасна, что за неё имеет смысл держаться, хранить её и любить). Когда всё рушится - это, конечно, распространённое явление, но согласитесь, достаточно странно заботиться исключительно о спасении утопающих, не предпринимая мер к тому, чтобы не допустить такой ситуации изначально. Показав, как хорошо, когда может быть хорошо. Если мы наполним литературные миры только Горьками и Валериками, то Горькам и Валерикам, наверное, какое-то время будет немножко легче осознавать, что они не одни такие. Но всё же их мир - не правильный мир. Сейчас это не их вина, а потом, если их убедить в том, что "все так живут", если не будет Ромки, Журки, Иринки. Если не будет таких семей, чьему счастью (хотя бы относительному) можно завидовать? Да, зависть - это больно. Горьке было больно, когда он понимал, что он - не Ромка. А если бы не было этой боли?
Мир Журавлёнка необычен (к сожалению, необычен) для современной литературы в целом тем, что в нём есть хороший, правильный баланс между светом и тенью. Большинство книг Крапивина такие, но кроме того "Журавлёнок и молнии" очень… "бытовой" роман, и если сам Журка ещё может быть назван в чём-то исключительным, то его окружение, его семья, семьи его друзей - самые обычные. Нельзя внушать людям, что беда - это норма.
И ещё. Перефразируя Толстого, можно сказать, что каждая счастливая семья несчастна по-своему, но общее в них то, что счастливая семья находит возможность победить беду.
Семья Журки сумела разбить "стенку" между Журкой и отцом. Правда, для этого потребовалась другая "молния", но никакая молния не помогла бы, если бы не было желания и готовности преодолеть преграду.
Семья Иринки борется с внешними обстоятельствами и тоже платит за это немалую цену, и всё же это - счастливая семья.
Семья Горьки… вот тут хуже, но… обратите внимание, и там удар и развод, в некотором смысле, был победой. Горькина мать сделала выбор, перешагнув через привычное смирение со злом, и есть надежда, что у них всё будет… ну, не то чтобы хорошо, но лучше настолько, насколько это возможно. Примерно то же самое можно сказать и про Валерика с мамой. Они сделали шаг, первый, но самый важный.
Школа в романе выглядит проблемнее. Нет, она не ужас-ужас, как утверждают иногда критики Крапивина. Если беспристрастно проанализировать, то там, мне кажется, относительно равномерно представлен весь "спектр": от замечательных Вероники Григорьевны и Лидии Сергеевны - до "психа" Виктора Борисовича, как будто сошедшего с картинок царской гимназии времён "Кондуита". Впрочем, вот Горька, например, считает, что классная руководительница Маргарита хуже. Циничнее, наверное. Интересна там директорша Нина Семеновна - она кажется приятным оптимумом, сохраняя внешнюю мягкость, дипломатичность в привычно сложных ситуациях. Но всё же в ситуации критической - занимает сторону "мира взрослых". Честно говоря, я даже не очень-то могу её осуждать, не могу сказать, что она - плохой директор. Нет, она обычный, нормальный директор. Думаю, что идеальные, такие, как историях про Джонни Воробьёва, в реальной жизни долго в директорах не задерживаются.
То есть, школа - самая обычная. Она "ведёт себя" обычно в относительно штатных ситуациях. Обычные учителя, хорошие и плохие. Обычные одноклассники. Такой, в целом, привычный, сбалансированный мир. Он очень характеристично показан в эпизоде с политинформацией:
"За окнами набухало пасмурным светом октябрьское утро, но в классе еще горели лампы. Журка стоял у доски и рассказывал о волнениях в Алабаме. Он говорил о пожарах и стрельбе, но слушали не все. Кое-кто дремал, потому что не доспал, торопясь на политинформацию. Кое-кто украдкой, чтобы не увидела Маргарита Васильевна, готовил английский. Ну и ладно, они по крайней мере не мешали. А Толька Бердышев, вздрагивая пухлыми щеками, стрелял пшеном из стеклянной трубки. И, как нарочно, по тем, кто слушал.
…
…Иринка бесстрашно сказала со своей парты:
- Он крупой плюется, дубина такая. Сам не слушает и другим не дает…
- А чего тут слушать? Это по телеку тыщу раз говорили.
- Да ты по телеку только мультики да хоккей смотришь, - сказал Сашка Лавенков и запихнул в парту учебник английского.
- Нет, еще передачу "Для вас, малыши", - вставил Горька.
- Ну-ка, прекратите, - потребовала Маргарита Васильевна. - Журавин, продолжай… Он, кстати, очень интересно рассказывает, - добавила она и незаметно зевнула.
- Только пускай покороче, - тоже зевнув, попросил Борька Сухоруков"
Смотрите, как это всё знакомо, нет? Я даже думаю, что ничего не изменилось, ну, кроме, разве что хоккея - у современных школьников, думаю, хоккей по телеку стал редким интересом.
А потом… начинается обострение. В сонную воду кидают камень. Обратите внимание, разрушение привычного хода вещей происходит в три этапа, с последовательным усилением. Первый - это "пробный", такой себе вполне штатный толчок, закончившийся мирно:
"С Маргариты Васильевны сошло спокойствие. Она поворачивала голову то к Журке, то к ребятам и, видимо, думала: вмешаться или пока не надо?
- Они там стреляют, а я, что ли, виноват, - обиженно проговорил Бердышев. - Я-то что могу сделать?
Кто-то засмеялся, а Журка сказал отчетливо:
- Ты хотя бы не плюйся, балда, когда о чужом горе говорят.
Наступила какая-то виноватая тишина. В этой тишине учительница произнесла:
- "Балда" - это лишнее. А остальное все правильно. Продолжай, Журавин.
- Да я все сказал.
- Молодец"
Дальше следует уже настоящая буря, поводом для которой стал разговор из-за украденных марок, и спокойствие разрывается… И наконец, третий (девятый) вал - катастрофа, когда штатные решения уже в принципе не могут сохранить ситуацию в рамках, когда долг перед другом входит в неразрешимое противоречие с долгом перед обществом, так, как он понимаем в привычной системе координат.
…Третья большая составляющая мира романа - "улица", всё то пространство вне дома и школы, свободное от формальных границ, то пространство, которое герои выбирают для жизни сами. Мир "улицы", в общем, обычен. Игры в войну, катания с горок, прогулки в парке… Самое первое, что бросается в глаза и притягивает внимание при первом рассмотрении, это, разумеется, "Гараж" Капрала. Вообще, все эти "гаражи" - типичный символ подростковой жизни не одного десятилетия. Место свободы от. Место противопоставления.
Он кажется средоточием негативной части мира, хотя на самом деле всё намного сложнее. Отчётливо показано, что "Гараж" - это в значительной мере Убежище. Убежище тех, для кого нет места, кому "некуда идти". Место, где происходит жизнь Капралов, мерзких подонков вроде Копчика и… таких, как Валерик. Это три совершенно разные категории, хотя бы потому, что Валерика можно спасать, спасать Копчика, кажется, уже бесполезно, а Капрал… о его будущем бессмысленно рассуждать, потому что оно зависит от многих вещей и находится уже вне поля действия книги.
Но о "Гараже" я не стану много рассуждать. Зато имеет смысл сейчас назвать другую реальность: мир "Сказки о Золушке". Хотя формально действие его происходит на территории школы, это, скорее, мир "улицы". Потому что герои выбирают его сами, строят его сами. Это - тоже Убежище, но полярно противоположное Гаражу. Место, куда можно принести свой свет. Увидеть друг в друге совершенно неожиданные, волшебные, прекрасные вещи. Преобразить наш, реальный мир. Эта Игра, которая тоже превращается в НеИгру, вмешиваясь в реальность так сильно…
Вообще, что такое этот маленький и яркий мир "Сказки о Золушке"? Формально, опять же, это театр. Когда-то, когда не было не то что интернетов, а даже и телевизоров, мир театра был намного заметнее и значимее, нет, я не имею в виду мир того, большого и настоящего театра, в специальных зданиях с профессиональными труппами. Речь о культуре домашних театров. Этот мир сейчас во многом забыт. Нам даже трудно представить, чем он был для тех детей позапрошлого, например, века. Крапивин обращается к этой теме не раз, в разных вариациях: в "Лётчике", в "Бриге "Артемида", в "Бабушкином внуке", в "Тридцать три"… Но именно в "Журавлёнке" мир театра стал одной из главных действующих сил. Что он сделал для героев, для всех, кого затронула "Сказка о Золушке" - это снова тема для отдельного разговора.
…И в заключении я упомяну ещё об одном слое "мира Журавлёнка". Это мир духовного. Мне не нравится, как формально и банально звучит фраза, но пусть. Это мир, который разворачивается и живёт в сознании героев.
В книге нам показан только мир самого Журки. Распахивающийся нам навстречу со словами "Журке всё было интересно", тёплыми картинками, как будто увиденными в сумерках с чердака старого деревянного дома, письмом дедушки... Мир очень разный. Если я начну перечислять его пространства и реальности, получится опять же отдельный очерк. Надо сейчас понимать, что мир этот существует и, что важно, показан в самых разных слоях. От самых простых мелочей до неразрешимых вопросов. От игры до не-игры. От мечтаний до реальных забот. От черноты безысходности до летнего света. И я снова обращу ваше внимание на "плотность" темпоритма, на то, как подаётся нам этот мир. Есть множество книг, более подробных, детальных, тщательных. От "Багрова-внука" и "Детства Тёмы" - до всяческих новомодных "Запредельно громких" экспериментов. Но нигде и никогда я не встречал такого прозрачного, естественного и полного вхождения во внутреннее пространство героя. Нигде и никогда.
------------------ * * * -----------------
"Ты привыкла, а мне интересно"
Появилась такая вот мысль. Попытаться описать мир романа "Журавлёнок и молнии". Мир, который можно представить, прочитав книгу.
Почему именно эту книгу? Ну, в основном потому, что она создаёт особенную атмосферу даже среди других книг Крапивина. Я не имею в виду героев, но мне кажется, сам мир, в котором они живут, сильно отличается от мира тех книг, что были до "Журавлёнка" и от тех, что появились позже.
Там много полутонов по сравнению с тем же "М-с-Ш", например. Но там ещё и нет жесткости "Наследников". Мир Журавлёнка такой очень камерный, домашний - но при этом охватывает удивительно много аспектов жизни. Этот мир, наверное, тщательнее других нарисовал жизнь героя, тщательнее, бережнее. Он не универсален, в смысле героя, не берусь сказать, сколько человек более-менее точно могли бы подставить себя на место Юры Журавина, но разговор сейчас даже не о нём. О той реальности, которая его окружала. В отличие от двух первых книг "Островов", Крапивин здесь не реконструировал реальность по памяти, а рисовал " с натуры". И время было такое…
А какое оно было, собственно? А вот такое, что сочетало в себе все удивительные противоречия "позднего СССР", с его мягкостью умирающего великана, соединение искренней заботы и обессиливающего бездушия, огромный массив Культуры - и удушающее действие той же самой "культуры". Это потрясающая картина, говорить о ней можно много, и единственное, чего она не терпит, это категорических суждений в духе "я лучше знаю, как было" - с тем или иным знаком оценки.
Разговор не о том. Не про точки зрения взрослых, недовольных той жизнью - или наоборот, ностальгирующих по ней.
Давайте попробуем просто представить себе эту картинку, не оценивая, насколько она универсальна или правдива. Не критикуя её или те реалии, что там нарисованы, а просто подмечая самые интересные, яркие или, наоборот, на первый взгляд незаметные, но важные детали. Просто увидим её заново, доверившись ей.
Самое трудное, выбрать, о чём говорить. Обо всём - это значит, написать ещё такой же по объёму текст. Выбрать более важное, но как? Спросить вас, тех, кто читал и любит этот роман, что для вас сильнее всего отпечаталось. Не герои, не поступки, не перипетии, а именно картинки того мира. Понимаете, речь сейчас пойдёт не о героях романа, вообще. Я попытаюсь их максимально "выключить", чтобы видеть только окружающую их атмосферу. Странная идея, посмотрим, что из неё получится.
И ещё, мой очерк сейчас будет в большой степени лишь началом разговора, который вы можете продолжить в комментариях.
Самое первое, на что обращаешь внимание после чтения - сочетание "плотности" мира и смешанности. В нём всего очень-очень много. Множество деталек, и так трудно выхватить какую-то одну, назвать её важной. Нет такого, что один элемент возвышается над фоном. А другое - в этой плотности перемешано хорошее и плохое. Не пропускайте вот это замечание, оно очень важное. Очень-очень важное, и я сейчас об этом постараюсь рассказать подробнее.
Тени и свет. Если Журка счастлив, то почти всегда к его радости примешивается грусть. Если наступает темнота - то через неё всегда проблескивает свет. Это слияние даёт удивительные свойство всему миру романа - он плотный, цельный, непокойный, как океан. Картины, сменяющие одна другую, как волны, несут читателя.
Просто обратите внимание. К радости всегда примешивается грусть. И в каждой тёмной волне светит надежда. Не так, как бывает в большинстве других книг, когда отчаяние длится десятками и сотнями страниц, и автор уверяет читателя, что беспросветная боль владеет миром дни и годы. Нет, в мире Журавлёнка за самой чёрной грозой видны проблески. Лишь финал наваливается на нас сплошным тёмным фронтом. Правда, Журавлёнок уже закалён, у него есть друзья, и, может быть, он всё-таки выстоит.
В мире Журавлёнка много, очень много добрых людей. Не просто добрых, в смысле, не таких, которые ходят и смотрят, как бы кому-нибудь причинить добро. Нет, у этого добра одно важное свойство - оно происходит и от того, в том числе, что хорошие люди так встроены в мир. Зло для них… неудобно, как гвоздь в подошве. Они сцеплены с добром мириадами невидимых ниточек, порви одну - нехорошо будет жить, если они поступят иначе, и поэтому они поступают правильно. Мог ли Игорь Дмитриевич не выкупить книгу? С одной стороны, вроде бы мог, всё-таки по большому счёту это не что-то, без чего трагедия и невозможно жить. В каком-то смысле отец Журки прав - не было бы этой книги в коллекции, ну что бы изменилось? Но не сделать это добро в мире Журавлёнка тяжело. Всё со всем сцеплено, и дышать легче, если поступаешь верно.
Даже Капрал - он же искренне хотел помочь Журке, я верю в это, не потому, что он добрый. Не потому, что он стал добрым на несколько минут. Но кусочки мозаики выстроились так, что Капралу было хорошо сделать одно, конкретное добро - в его понимании, конечно. Я не верю, что он чего-то хотел, какой-то выгоды от Журки. Но ему тоже нужен был какой-то свет, чтобы чувствовать себя человеком. Вот этот почти взрослый человек фактически, хотя и возможно, неосознанно, хотел признания, уважения от пацана, понимаете? Не от любого, конечно. Уважение, признание его правоты Журкой словно оправдывало все остальные преступления главаря "Гаража" - в его собственных глазах, конечно. Может быть, Капрал даже видел в Журке неслучившийся вариант себя.
Полёт Журавлёнка как будто поляризует мир. Выявляя скрытые потенциалы. Помните случай с Сухоруковым, который был ни то, ни сё. С одной стороны, он был "из тех", кто "тряс денежку" у кинотеатров. С другой - он присоединился к Журке в момент его конфликта в классе. Всегда, как только случается какая-то беда - находится и что-то светлое. В письме дедушки сквозь отчаянную боль и тоску - сияет свет. Качели летят из тени в солнце. И "Путь в неведомое" был таким:
"Сверху из-за скал вырывался плоский луч, а впереди - по свету на камнях и бликам на воде - угадывалась солнечная щель, выход из каменного коридора".
…Ну вот, такое в книге "внутреннее пространство сил". Темой этого очерка был, однако, материальный мир романа. Те вещи, явления, реалии, что окружают героев. Я вначале думал начать говорить именно о них, но понял, что не получается. Дело в том, что в них как будто нет ничего такого, явно особенного. Семья, школа, улица. Немножко, краем, действие романа касается мира взрослых, но максимально деликатно. Крапивин ничего не рассказывает о мире взрослых сверх того, что нужно для понимания мира детей. Есть писатели, которые пользуются пространством детской книги, чтобы вложить туда и мысли о взрослых, как монолог автора, "от автора". В "Журавлёнке", как мне кажется, Крапивин не сделал этого ни разу. Ни одна остросоциальная тема из мира взрослых не вышла за ту границу, в какой она касалась героев-детей. Это чувство меры в таких книгах - очень важное. Любая мораль идёт только изнутри героя, но - не от автора-взрослого. В поздних книгах Крапивину, возможно, стало сложнее соблюдать установку, и появились герои-взрослые, от них и от автора стали звучать взрослые голоса и появляться взрослые реалии, не такие, как их понимают герои-дети, а именно авторский голос. В "Журавлёнке" авторский голос практически неуловим. Это всегда либо проживание ситуации героем-ребёнком - либо нечто не уровне дыхания самого мира.
Очень редкие сцены, где нам показывают именно взрослых. Одних взрослых. Если я не ошибаюсь, во всём романе такая сцена только одна: разговор Иринкиных мамы и отца. И этот диалог используется вовсе не для того, чтобы впустить мир взрослых, а чтобы оттенить явление героя-ребёнка. Ну и вспомогательно дорисовывает картинку семьи Иринки, что нужно опять для мира героев-детей.
Проблемы взрослых в романе заданы через семью и школу. Это проблемы родителей и учителей. В книге вообще ничего нет о том, что происходит "где-то вверху". Внешний мир - находится бесконечно далеко. Мы понимаем, что в нём не всё благополучно, из восприятия, опять же, детей, но восприятия камерного, в общем, благополучного. Есть история - данная нам из книг Журкиного дедушки, бесконечно далёкое эхо гроз из минувших столетий. Есть современная история, звучащая на "политинформации". Насколько всё это - давным-давно погибшие люди и страдания тех, кому "некуда идти" в современном мире - близко для героев? Насколько это для них всё-таки "не игра"? Тут интересный вопрос. Я думаю, такие вещи и не должны быть равны по значимости проблемам близких людей, друзей, родных. Но они формируют фон. Ещё одно поле напряжённости. Само по себе оно неспособно воспитать и закалить, но подготовить - да, наверно.
Сравните всё это с тем, что есть сейчас: мгновенный доступ ко всему, что происходит в мире. Информационное пространство из отдельных "сквозняков" превратилось в безграничный поток, и вместо того, чтобы добывать информацию, современному человеку приходится учиться её фильтровать и обрабатывать. Понимать, что важно, а что нет, и что со всем этим делать. Совершенно разные процессы и необходимые для них способности, мне кажется. Знаете, как на экзамене выдать ученику любые учебно-справочные материалы и предложить… нет, даже не решить задачу, а просто ответить с их помощью на вопрос. И если вопрос с определённой точностью не найдётся в шпаргалках - плохому ученику это не поможет. Просто потому, что нужно ещё уметь найти информацию, без гуглов. Уметь понять вопрос.
Вы спросите: а при чём здесь?.. Скажу так: точно не знаю, как оно работает, но я снова возвращаюсь к "плотности потока" романа. "Плотности" темпоритма. Посмотрите, как много всего происходит в жизни героев - внутри и снаружи - при относительной неторопливости и информационной бедности. Вспомните, как Журка готовил доклад о жизни Олаудаха Экиано. Представьте, есть ли разница в проживании истории в мире Журавлёнка - и в мире Интернета, например? Дело ведь не только (а может быть, даже и не столько) в скорости. В мире Журавлёнка очень многое завязано на, образно выражаясь, работу руками, когда в обработке, проживании информации участвуют "физические ощущения". Когда ты переписываешь фрагменты или запоминаешь их. А художник рисует картинки и делает слайды. И всё это немного напоминает изготовление ёлочных игрушек из бумаги, даже не цветной, её ещё нужно раскрасить кисточкой.
Отчасти поэтому мир такой "плотный". Любая информация и её постижение переплетено с физическим действием. Физический мир был намного плотнее переплетен с духовным, потому что сидя на диване и "размышляя", нельзя было сделать практически ничего.
Нет, я сейчас даже не о том, хорошо это или плохо. Я именно о плотности и переплетении. О том темпоритме, о связи внешнего и внутреннего, материального и духовного. Когда каждое переживание завязано в ткани романа на какое-то внешнее действие, пусть хотя бы это будет явление природы, солнце и тень, дождь и жара, снег, гроза, облака на небе. Помните, как Журка уходил из дому под дождём? Всё связано и сплетено в единую симфонию. Всё значимо, и нет пауз, когда ты не понимаешь, зачем герой делает что-то или не делает чего-то. Ты можешь не до конца это понимать, но всегда доверяешь автору в том, что каждое событие и каждая картинка в тексте значима и важна.
Итак, три основных "места действия", в которых проходит жизнь героев романа. Семья, школа и "улица". Во-первых, хочу заметить, что "Журавлёнок" очень "семейный" роман по сравнению с другими книгами Крапивина. Семье уделяется больше времени, чем в любом другом его произведении. И ещё важная особенность: все семьи троих главных героев и Максимки - полные (правда, в конце у Горьки уходит отец, и неблагополучна семья Валерика). Я когда-то упоминал такую вещь: в детской литературе (особенно западной) конца 20-го века и тем более начала 21-го одним из главных генераторов проблем стали "проблемы неполной семьи". Иногда вообще кажется, что нормальная, благополучная семья для современного мира дело вообще сложное. Так ли это? Конечно, писателям нужно "показывать проблемы", так сказать, "вскрывать нарывы". И всё же мне видится тут некоторый элемент натяжки. Кажется, им так проще построить коллизии. Обострить ситуацию, накрутить контрасты до предела. Кажется, что полутона показывать стало просто не модно. Не модно исследовать проблемы семей, которые считаются благополучными. Не потому, что эти проблемы не заслуживают внимания, что они не интересны (я как раз думаю, что наоборот, учиться жизни нужно на примерах нормы, чтобы понимать, что норма - естественна, возможна и прекрасна, что за неё имеет смысл держаться, хранить её и любить). Когда всё рушится - это, конечно, распространённое явление, но согласитесь, достаточно странно заботиться исключительно о спасении утопающих, не предпринимая мер к тому, чтобы не допустить такой ситуации изначально. Показав, как хорошо, когда может быть хорошо. Если мы наполним литературные миры только Горьками и Валериками, то Горькам и Валерикам, наверное, какое-то время будет немножко легче осознавать, что они не одни такие. Но всё же их мир - не правильный мир. Сейчас это не их вина, а потом, если их убедить в том, что "все так живут", если не будет Ромки, Журки, Иринки. Если не будет таких семей, чьему счастью (хотя бы относительному) можно завидовать? Да, зависть - это больно. Горьке было больно, когда он понимал, что он - не Ромка. А если бы не было этой боли?
Мир Журавлёнка необычен (к сожалению, необычен) для современной литературы в целом тем, что в нём есть хороший, правильный баланс между светом и тенью. Большинство книг Крапивина такие, но кроме того "Журавлёнок и молнии" очень… "бытовой" роман, и если сам Журка ещё может быть назван в чём-то исключительным, то его окружение, его семья, семьи его друзей - самые обычные. Нельзя внушать людям, что беда - это норма.
И ещё. Перефразируя Толстого, можно сказать, что каждая счастливая семья несчастна по-своему, но общее в них то, что счастливая семья находит возможность победить беду.
Семья Журки сумела разбить "стенку" между Журкой и отцом. Правда, для этого потребовалась другая "молния", но никакая молния не помогла бы, если бы не было желания и готовности преодолеть преграду.
Семья Иринки борется с внешними обстоятельствами и тоже платит за это немалую цену, и всё же это - счастливая семья.
Семья Горьки… вот тут хуже, но… обратите внимание, и там удар и развод, в некотором смысле, был победой. Горькина мать сделала выбор, перешагнув через привычное смирение со злом, и есть надежда, что у них всё будет… ну, не то чтобы хорошо, но лучше настолько, насколько это возможно. Примерно то же самое можно сказать и про Валерика с мамой. Они сделали шаг, первый, но самый важный.
Школа в романе выглядит проблемнее. Нет, она не ужас-ужас, как утверждают иногда критики Крапивина. Если беспристрастно проанализировать, то там, мне кажется, относительно равномерно представлен весь "спектр": от замечательных Вероники Григорьевны и Лидии Сергеевны - до "психа" Виктора Борисовича, как будто сошедшего с картинок царской гимназии времён "Кондуита". Впрочем, вот Горька, например, считает, что классная руководительница Маргарита хуже. Циничнее, наверное. Интересна там директорша Нина Семеновна - она кажется приятным оптимумом, сохраняя внешнюю мягкость, дипломатичность в привычно сложных ситуациях. Но всё же в ситуации критической - занимает сторону "мира взрослых". Честно говоря, я даже не очень-то могу её осуждать, не могу сказать, что она - плохой директор. Нет, она обычный, нормальный директор. Думаю, что идеальные, такие, как историях про Джонни Воробьёва, в реальной жизни долго в директорах не задерживаются.
То есть, школа - самая обычная. Она "ведёт себя" обычно в относительно штатных ситуациях. Обычные учителя, хорошие и плохие. Обычные одноклассники. Такой, в целом, привычный, сбалансированный мир. Он очень характеристично показан в эпизоде с политинформацией:
"За окнами набухало пасмурным светом октябрьское утро, но в классе еще горели лампы. Журка стоял у доски и рассказывал о волнениях в Алабаме. Он говорил о пожарах и стрельбе, но слушали не все. Кое-кто дремал, потому что не доспал, торопясь на политинформацию. Кое-кто украдкой, чтобы не увидела Маргарита Васильевна, готовил английский. Ну и ладно, они по крайней мере не мешали. А Толька Бердышев, вздрагивая пухлыми щеками, стрелял пшеном из стеклянной трубки. И, как нарочно, по тем, кто слушал.
…
…Иринка бесстрашно сказала со своей парты:
- Он крупой плюется, дубина такая. Сам не слушает и другим не дает…
- А чего тут слушать? Это по телеку тыщу раз говорили.
- Да ты по телеку только мультики да хоккей смотришь, - сказал Сашка Лавенков и запихнул в парту учебник английского.
- Нет, еще передачу "Для вас, малыши", - вставил Горька.
- Ну-ка, прекратите, - потребовала Маргарита Васильевна. - Журавин, продолжай… Он, кстати, очень интересно рассказывает, - добавила она и незаметно зевнула.
- Только пускай покороче, - тоже зевнув, попросил Борька Сухоруков"
Смотрите, как это всё знакомо, нет? Я даже думаю, что ничего не изменилось, ну, кроме, разве что хоккея - у современных школьников, думаю, хоккей по телеку стал редким интересом.
А потом… начинается обострение. В сонную воду кидают камень. Обратите внимание, разрушение привычного хода вещей происходит в три этапа, с последовательным усилением. Первый - это "пробный", такой себе вполне штатный толчок, закончившийся мирно:
"С Маргариты Васильевны сошло спокойствие. Она поворачивала голову то к Журке, то к ребятам и, видимо, думала: вмешаться или пока не надо?
- Они там стреляют, а я, что ли, виноват, - обиженно проговорил Бердышев. - Я-то что могу сделать?
Кто-то засмеялся, а Журка сказал отчетливо:
- Ты хотя бы не плюйся, балда, когда о чужом горе говорят.
Наступила какая-то виноватая тишина. В этой тишине учительница произнесла:
- "Балда" - это лишнее. А остальное все правильно. Продолжай, Журавин.
- Да я все сказал.
- Молодец"
Дальше следует уже настоящая буря, поводом для которой стал разговор из-за украденных марок, и спокойствие разрывается… И наконец, третий (девятый) вал - катастрофа, когда штатные решения уже в принципе не могут сохранить ситуацию в рамках, когда долг перед другом входит в неразрешимое противоречие с долгом перед обществом, так, как он понимаем в привычной системе координат.
…Третья большая составляющая мира романа - "улица", всё то пространство вне дома и школы, свободное от формальных границ, то пространство, которое герои выбирают для жизни сами. Мир "улицы", в общем, обычен. Игры в войну, катания с горок, прогулки в парке… Самое первое, что бросается в глаза и притягивает внимание при первом рассмотрении, это, разумеется, "Гараж" Капрала. Вообще, все эти "гаражи" - типичный символ подростковой жизни не одного десятилетия. Место свободы от. Место противопоставления.
Он кажется средоточием негативной части мира, хотя на самом деле всё намного сложнее. Отчётливо показано, что "Гараж" - это в значительной мере Убежище. Убежище тех, для кого нет места, кому "некуда идти". Место, где происходит жизнь Капралов, мерзких подонков вроде Копчика и… таких, как Валерик. Это три совершенно разные категории, хотя бы потому, что Валерика можно спасать, спасать Копчика, кажется, уже бесполезно, а Капрал… о его будущем бессмысленно рассуждать, потому что оно зависит от многих вещей и находится уже вне поля действия книги.
Но о "Гараже" я не стану много рассуждать. Зато имеет смысл сейчас назвать другую реальность: мир "Сказки о Золушке". Хотя формально действие его происходит на территории школы, это, скорее, мир "улицы". Потому что герои выбирают его сами, строят его сами. Это - тоже Убежище, но полярно противоположное Гаражу. Место, куда можно принести свой свет. Увидеть друг в друге совершенно неожиданные, волшебные, прекрасные вещи. Преобразить наш, реальный мир. Эта Игра, которая тоже превращается в НеИгру, вмешиваясь в реальность так сильно…
Вообще, что такое этот маленький и яркий мир "Сказки о Золушке"? Формально, опять же, это театр. Когда-то, когда не было не то что интернетов, а даже и телевизоров, мир театра был намного заметнее и значимее, нет, я не имею в виду мир того, большого и настоящего театра, в специальных зданиях с профессиональными труппами. Речь о культуре домашних театров. Этот мир сейчас во многом забыт. Нам даже трудно представить, чем он был для тех детей позапрошлого, например, века. Крапивин обращается к этой теме не раз, в разных вариациях: в "Лётчике", в "Бриге "Артемида", в "Бабушкином внуке", в "Тридцать три"… Но именно в "Журавлёнке" мир театра стал одной из главных действующих сил. Что он сделал для героев, для всех, кого затронула "Сказка о Золушке" - это снова тема для отдельного разговора.
…И в заключении я упомяну ещё об одном слое "мира Журавлёнка". Это мир духовного. Мне не нравится, как формально и банально звучит фраза, но пусть. Это мир, который разворачивается и живёт в сознании героев.
В книге нам показан только мир самого Журки. Распахивающийся нам навстречу со словами "Журке всё было интересно", тёплыми картинками, как будто увиденными в сумерках с чердака старого деревянного дома, письмом дедушки... Мир очень разный. Если я начну перечислять его пространства и реальности, получится опять же отдельный очерк. Надо сейчас понимать, что мир этот существует и, что важно, показан в самых разных слоях. От самых простых мелочей до неразрешимых вопросов. От игры до не-игры. От мечтаний до реальных забот. От черноты безысходности до летнего света. И я снова обращу ваше внимание на "плотность" темпоритма, на то, как подаётся нам этот мир. Есть множество книг, более подробных, детальных, тщательных. От "Багрова-внука" и "Детства Тёмы" - до всяческих новомодных "Запредельно громких" экспериментов. Но нигде и никогда я не встречал такого прозрачного, естественного и полного вхождения во внутреннее пространство героя. Нигде и никогда.
------------------ * * * -----------------