"Трое с площади Карронад": Столкновение миров
-*-
Вначале хочу обратить внимание на структуру повести. В первых главах "Троих..." она одна из самых "рваных" для книг Крапивина. Однако заметить это можно, только если нарочно анализируешь: несмотря на "рваность" времени и действия, ощущения того, что тебя дёргают из времени во время, от события к событию, от теме к теме, от героя к герою - не возникает.
Такая вот мозаика, в которой не чувствуешь границ, кусочков, настолько органично, плавно происходит перетекание. Ни "Острова", ни "Журавлёнок", ни "Голубятня" такой концентрированно-намешанной структурой не обладают, хотя и героев там больше, и действие разнообразнее, и времена…
Скольжение по картинкам выстроена идеально. Это не "поток сознания", конечно, потому что здесь нет полного погружения внутрь героя, но это такой монтаж, где читатель не замечает самых сложных переходов. Если в "Журалёнке", например, сцены, события - чётко разделены, то здесь мы плывём вслед за "взглядом" героя - Славки, перемещаясь то в его памяти, то в реальной картинке, без малейшего напряжения. Нам не надо ремарок, что вот сейчас Славка вспоминает то, что было сколько-то дней назад, а вот сейчас - сколько-то часов, а теперь - лет. Это снова свойство Крапивина-транслятора, "врубающего" нам героя по прямому каналу связи.
Чем интересно такое вот обращение с миром книги? Ну, например, тем, что нам очень быстро могут показать множество самых разных тем. Автор делает заявку на огромную широту, охват, полифонию. Если все знают знаменитую фразу Коровьева о том, что настоящего писателя можно увидеть по пяти страницам - то здесь по пятидесяти страницам можно увидеть невероятную, романную широту тем, незаметно, элегантно, непринуждённо распахнутую Крапивиным. Мы даже не успеваем опомниться, зафиксировать, осознать. Это придёт потом, позже, потом мы похлопаем глазами (извините за выражение) и растерянно помолчим. А пока…
Но давайте же посмотрим, какие такие темы задаёт автор, назовём их - а то вдруг мне не поверят…
Я пока очень укрупненно. Это, собственно, сам Славка, его встреча с морем, парусами, школой, знакомство с новыми товарищами, бабушкой, это его история жизни, начиная с детсадовского возраста - короче, типичная "история мальчишки".
И вот в неё то и дело врываются две пока что побочные темы - тема Города и его истории, тема, которая сама по себе тащит огромный фронт кучевых облаков, он пока далеко, на горизонте: война, корабли, подвиг, море…
И… тема, о которой я сейчас, чуть дальше, буду говорить, тема Взрослых. Тема взимодействия Взрослого мира с миром Славки. Да-да, я не путаю, это - не входит в "историю мальчишки", это отдельно, это параллельно, и что это именно параллельно, можно будет видеть по тому, что линия эта не поместится в книгу. Она так и останется идущей рядом и время от времени ударяющей, как молния, оставляя тёмные следы на Славкиной жизни. Понять её, вместить - Славке не удастся, он сумеет её только вынести за скобки - немалой ценой и усилиями, но - не решить, не разрешить. Если сравнивать с другими книгами, то можно найти аналогию в линии Кергелен в истории Журки - от того, что ему пришлось столкнуться с взрослым миром журналистов и "малой" политики - не значит, что Журка "пропустил" через себя указанный мир. Он его с огромным усилием вытолкнул - но и всё.
Или - тема мира археологии, учёных, путей "в лавировочку", тема всех этих общественных тетенек и домоуправлений в "Мальчике со шпагой".
Мир детей может уйти от этих проблем, выиграть одну битву, даже несколько битв - но он никогда не сможет влезть по-настоящему в шкуру мира взрослых, не сможет жить по его правилам. Не сможет в полной мере понять.
С этим маркером можно попытаться описать одну из границ, что отделяют "взрослую" книгу от "детской". Можно дискутировать, нужно ли вообще такое разделение, но она таки есть, вне прямой связи с уровнем текста, глубиной, качеством. Она, граница, в частности в том, что в "детской" книге герой или автор "выносит за скобки" определённые темы. "Уходит" от них. Не в том смысле, что делает вид, будто их не существует, а позволяет им разрешиться в отъединённом, обособленном варианте. Обратите внимание - это вовсе не значит, что такой взгляд будет непременно наивным, сказочным. Нет, это в принципе одно из свойств детского мира, мира детства: пока ты не стал самостоятельным, взрослым - общество кое-как, худо-бедно, со скрипом, не всегда, часто неоправданно высокой ценой - но даёт возможность "уйти", отключить сугубо "взрослые" вопросы. Оно позволяет ребёнку быть отдельно.
И дело даже не в том, что "не надо", дело в том, что смотри - не смотри, всё равно ты в этом дискурсе, в этом возрасте, в этой системе - ещё ничего не можешь переделать. Эта задача не разрешима в декартовой системе координат, хоть ты тресни… Она и в полярной-то неразрешима, ни в какой, может быть, неразрешима, и тогда начинается т. н. "взрослая" литература, "дифуры n+1 порядка", где никто ничего тоже разрешить не может, а просто соберутся и поговорят с умным видом. Вот это и есть "взрослая литература" - НЕРАЗРЕШНИЕ НЕРАЗРЕШИМЫХ проблем. Разговор о них. Детская литература всё же предполагает, что решение существует. Взрослая - нет. Взрослые привыкли, что многие задачи решить невозможно, для них строятся целые коконы подпорок, деконструкций и игр, результатом которых является то ли тренировка ума, то ли тренировка чувств, то ли чёрт знает что ещё.
Ладно. Короче, вы все уже поняли, о чём я тут бубню… Мы говорим в этой части о теме путешественника, спортсмена и просто приятного во всех отношениях мужчины - Константина Константиновича.
…Да нет, не о нём, конечно же. Это было бы слишком примитивно. Влюбилась бы мама Славки в такого вот мужика, потом оказалось - всё плохо. Дальше было бы два варианта: Славку в детдом или постепенно домучили; или второй - развод с гадким пьяницей, из сердца вон, и стали они жить-поживать, мама с сыном, долго и счастливо.
Бывают оба варианта. Крапивин же выбрал третий, самый сложный и… видимо, далеко не самый редкий. И вот в этой детской, по сути, книге, он, не называя вещи своими именами, ввёл совершенно "взрослую" линию - линию, который ни один ребёнок, не переживший подобного сам, в своей жизни, не сможет там разглядеть. Он просто не поймёт, о чём речь. Не поймёт, как можно тянуться к человеку, который настолько плох.
Заметьте, я оговорился, что не все дети этого не поймут. Вполне возможно, что те, у кого есть опыт жизни в трудной семье - поймут. О чём я сейчас? Ну, вот вы все понимаете же, бывают семьи с родителями-алкоголиками, например, где забота почти в том только и проявляется, чтобы десять раз выпороть, пятьдесят раз наорать и один раз накормить. А дети… дети к ним всё равно, может, привязаны. И вот эти-то дети, они по своему опыту, пусть не вербализуемому, не осознаваемому, но как-то примут и соотнесут.
А Славка такого соотнести не мог. У него мама - это мама. Как можно продолжать оставаться с человеком человека, который только пьёт и ругается, да ещё и руку поднимает - Славка понять не сможет. Кстати, это ведь тоже и плохо, и хорошо. С одной стороны, зачем такое понимать? С другой - оно ведь есть…
...Кстати, не только не может - в тексте книги он этого даже и не пытается. Заметьте, в отличие от многих модных нынче вводных, где дети зараньше ненавидят чужого, посягающего на безраздельно мамино (папино) - Славка даёт полное доверие чужому. Которое затем резко меняется на полное неприятие. Само по себе это нормально - интересно тут то, что автор нам не показывает никаких "метаний". Об этом я ещё упомяну позже, такое вот отличие "Троих..." от того же "Журавлёнка..."
Но посмотрим дальше. Вот Константин Константинович… Читая книгу первый раз, лет этак уже почти 30 назад, я, естественно, люто ненавидел этого человека. "Вживаение" в главного героя было абсолютным, и ни о каком понимании и прощении речи не шло. А Елена Юрьевна… ну, там непонимание, конечно, тоже. Что ж ты, вроде казалась умной и всё такое - а не видишь, за кем таскаешься?!
...И опять забегая вперёд: мне тут в комментах подсказали интересную параллель Елены Юрьевны с Алиной Михаевной ("Острова"). Там, по-хорошему, целая отдельная тема - попытаться сравнить эти два персонажа. Ведь смотрите: на первый взгляд мама Славки ну вот са-а-авсем не то, что Алина Михаевна. Она лучше, в тысячу раз лучше...
А знаете, почему? А вот попробуйте понять? Я сильно не ковырял, но так, если навскидку: а в большой степени потому, что Славка её ТАК СИЛЬНО ЛЮБИТ. Егор внешне почти равнодушен к матери, и эта холодность транслируется читателю. А Славка маму обожает до...
Крапивин крут. Он это всё нам вложил в голову. И самим думать даже и не всегда хочется... Верю! - как говорит ещё один персонаж Булгакова:)
Потом, позже, к самому финалу "Островов" Егор как будто начинает постепенно понимать свою маму, Алину Михаевну. Даже... не рассудком. Взрослостью своей. Взрослый мир входит в его кровь, вот то, о чём я писал выше, некоторые неразрешаемые средствами обычной математики вопросы становятся как бы и не вопросами уже. Это жизнь, детка.
А Славка ещё очень далёк от того, когда выбор мамы будет проникать в его внутренний мир. И поэтому его мир - это мир детства, не менее сложный, сильный - но не такой.
А какая из мам лучше: Алина Михаевна или Елена Юрьевна - вот, строго беспристрастно лучше, вне системы координат главного героя - я тут судить не стану.
...Крапивин обходит стороной один такой недетский момент. Нам не очень понятно, что именно держит Славкину маму возле КК, держит - а потом возвращает с неумолимой силой, подвигая её к откровенному вранью сыну, мол, мы уезжаем из Севастополя ради твоей безопасности, мало ли, что я обещала… и тут идут формальные и нечестные подтасовки и всё такое…
Мы не знаем, что между Славкиной мамой и Константином Константиновичем за притяжение. Банальная - или нечто большее? Собственно, мы даже самого этого Константина не разглядели толком. Ведь он же, если начинать смотреть более лояльно - не сволочь же чистой воды. Ну куда ему до настоящих-то подонков? Которые избивают и даже не думают сдерживаться. А он-то держался, как мог. Старался. Насколько и сколько мог. Да, слабый. Да, водка. А соизмерьте его с другими, тысячи их? Может, правда, перевоспитается даже? Это вот Славка такой гиперчувствительный, привык с мамой, привык, что мама для него центр вселенной - а тут такой вот реальный мир, где ну подумаешь - руку поднял…
Мы и этого не узнаем. Будущее закрыто, отсечено от "детского" мира Славки.
И нет, не оправдываю я КК. Я сейчас пишу о том, что вот, мир взрослых, в лице Славкиной мамы… Мы его тут не увидим. Он проходит по касательной. И уходит дальше, в сторону, не узнаем мы из книги о том, что же дальше было у мамы с Константином Константиновичем. Ясно, что что-то было. Ну не могут эти два взрослых человека друг без друга. Почему, зачем, не проще ли найти другого и начать сначала - науке это не известно.
Но я не пытаюсь анализировать их. Это вне и книги, и темы. Вопрос, основной, в другом. Тема, то есть. Важна не сама линия этих двух взрослых, важно ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ её с линией Славки.
То есть, тема взрослых в "Троих..." не в самих этих взрослых, а в том… Вот смотрите. Крапивин тут отсекает всё лишнее максимально. Оставляет ТОЛЬКО то, что нужно. Прочее - за кадром.
А что нужно? Нужно столкновение. Катастрофа. И катастрофа в книге в том, что Славка ощущает на себе абсолютно непостижимую пока что вещь: мир взрослых в самом главном для него проявлении - в лице его безраздельно любимой, понимающей мамы - действует нелогично, неправильно, абсурдно!
Как мама может быть привязана к человеку, который пьёт, бьёт, кричит, не понимает?! Как можно из-за этого бояться изменить жизнь очевидно к лучшему? Все эти "оправдания" мамы, что там, в Севастополе она будет в роли бесправной гостьи, что ей надо будет искать другую работу - ему не понятны. Ведь сам он ещё не был хозяином в доме, сам он привык, что его место учёбы определяют другие люди. Он ещё не может оценить ни того страха перемен, ни того страха потерять независимость.
И вот этот его "детский" мир - сталкивается со взрослым. Взрослый мир в основном сильнее - но сила трансляции такова, что оправдания и сила взрослого мира нам, читателям не важны. И доминирующим мотивом в этой линии, теме - является непостижимость поведения самого близкого и родного существа. Почему мама, которая умная, которая любящая - как она может так поступать, читать ЕГО телеграммы, сомневаться и наконец - предать Славку и попытаться увезти из рая в ад, к этому "раскаявшемуся" человеку… причём, неважно, пусть он даже на самом деле раскаялся и бросил пить, и всё остальное - но КАК МОЖНО к нему вернуться? ЗАЧЕМ?!
Эта линия, насколько я помню, так и останется в книге не закрытой. Крапивин не будет решать это уравнение (хотя в "Журавлёнке" - решал!), Славка будет захвачен другими вещами. Журка, как это ни страшно, ещё находясь внутри романа, уже находится в прошлом. Он как будто прошёл все пути, замер перед высшей точкой полёта, распутывая нераспутываемое, оглядываясь назад, на дедушку, на Иринку… они все для него - в Прошлом. Поэтому и анализ там другой.
В "Троих..." поток построен иначе. Несмотря на ретроспекции, он устремлён в будущее. И Славка не станет слишком сильно заморачиваться на метаниях своей мамы. Ему они непонятны, и такими и останутся. За кадром. Белый Город выше, выше… он выжигает всю эту тёмную, непонятную взрослую муть. И мы охотно следуем за этой ослепительной точкой. Потому что здесь - так.
Вначале хочу обратить внимание на структуру повести. В первых главах "Троих..." она одна из самых "рваных" для книг Крапивина. Однако заметить это можно, только если нарочно анализируешь: несмотря на "рваность" времени и действия, ощущения того, что тебя дёргают из времени во время, от события к событию, от теме к теме, от героя к герою - не возникает.
Такая вот мозаика, в которой не чувствуешь границ, кусочков, настолько органично, плавно происходит перетекание. Ни "Острова", ни "Журавлёнок", ни "Голубятня" такой концентрированно-намешанной структурой не обладают, хотя и героев там больше, и действие разнообразнее, и времена…
Скольжение по картинкам выстроена идеально. Это не "поток сознания", конечно, потому что здесь нет полного погружения внутрь героя, но это такой монтаж, где читатель не замечает самых сложных переходов. Если в "Журалёнке", например, сцены, события - чётко разделены, то здесь мы плывём вслед за "взглядом" героя - Славки, перемещаясь то в его памяти, то в реальной картинке, без малейшего напряжения. Нам не надо ремарок, что вот сейчас Славка вспоминает то, что было сколько-то дней назад, а вот сейчас - сколько-то часов, а теперь - лет. Это снова свойство Крапивина-транслятора, "врубающего" нам героя по прямому каналу связи.
Чем интересно такое вот обращение с миром книги? Ну, например, тем, что нам очень быстро могут показать множество самых разных тем. Автор делает заявку на огромную широту, охват, полифонию. Если все знают знаменитую фразу Коровьева о том, что настоящего писателя можно увидеть по пяти страницам - то здесь по пятидесяти страницам можно увидеть невероятную, романную широту тем, незаметно, элегантно, непринуждённо распахнутую Крапивиным. Мы даже не успеваем опомниться, зафиксировать, осознать. Это придёт потом, позже, потом мы похлопаем глазами (извините за выражение) и растерянно помолчим. А пока…
Но давайте же посмотрим, какие такие темы задаёт автор, назовём их - а то вдруг мне не поверят…
Я пока очень укрупненно. Это, собственно, сам Славка, его встреча с морем, парусами, школой, знакомство с новыми товарищами, бабушкой, это его история жизни, начиная с детсадовского возраста - короче, типичная "история мальчишки".
И вот в неё то и дело врываются две пока что побочные темы - тема Города и его истории, тема, которая сама по себе тащит огромный фронт кучевых облаков, он пока далеко, на горизонте: война, корабли, подвиг, море…
И… тема, о которой я сейчас, чуть дальше, буду говорить, тема Взрослых. Тема взимодействия Взрослого мира с миром Славки. Да-да, я не путаю, это - не входит в "историю мальчишки", это отдельно, это параллельно, и что это именно параллельно, можно будет видеть по тому, что линия эта не поместится в книгу. Она так и останется идущей рядом и время от времени ударяющей, как молния, оставляя тёмные следы на Славкиной жизни. Понять её, вместить - Славке не удастся, он сумеет её только вынести за скобки - немалой ценой и усилиями, но - не решить, не разрешить. Если сравнивать с другими книгами, то можно найти аналогию в линии Кергелен в истории Журки - от того, что ему пришлось столкнуться с взрослым миром журналистов и "малой" политики - не значит, что Журка "пропустил" через себя указанный мир. Он его с огромным усилием вытолкнул - но и всё.
Или - тема мира археологии, учёных, путей "в лавировочку", тема всех этих общественных тетенек и домоуправлений в "Мальчике со шпагой".
Мир детей может уйти от этих проблем, выиграть одну битву, даже несколько битв - но он никогда не сможет влезть по-настоящему в шкуру мира взрослых, не сможет жить по его правилам. Не сможет в полной мере понять.
С этим маркером можно попытаться описать одну из границ, что отделяют "взрослую" книгу от "детской". Можно дискутировать, нужно ли вообще такое разделение, но она таки есть, вне прямой связи с уровнем текста, глубиной, качеством. Она, граница, в частности в том, что в "детской" книге герой или автор "выносит за скобки" определённые темы. "Уходит" от них. Не в том смысле, что делает вид, будто их не существует, а позволяет им разрешиться в отъединённом, обособленном варианте. Обратите внимание - это вовсе не значит, что такой взгляд будет непременно наивным, сказочным. Нет, это в принципе одно из свойств детского мира, мира детства: пока ты не стал самостоятельным, взрослым - общество кое-как, худо-бедно, со скрипом, не всегда, часто неоправданно высокой ценой - но даёт возможность "уйти", отключить сугубо "взрослые" вопросы. Оно позволяет ребёнку быть отдельно.
И дело даже не в том, что "не надо", дело в том, что смотри - не смотри, всё равно ты в этом дискурсе, в этом возрасте, в этой системе - ещё ничего не можешь переделать. Эта задача не разрешима в декартовой системе координат, хоть ты тресни… Она и в полярной-то неразрешима, ни в какой, может быть, неразрешима, и тогда начинается т. н. "взрослая" литература, "дифуры n+1 порядка", где никто ничего тоже разрешить не может, а просто соберутся и поговорят с умным видом. Вот это и есть "взрослая литература" - НЕРАЗРЕШНИЕ НЕРАЗРЕШИМЫХ проблем. Разговор о них. Детская литература всё же предполагает, что решение существует. Взрослая - нет. Взрослые привыкли, что многие задачи решить невозможно, для них строятся целые коконы подпорок, деконструкций и игр, результатом которых является то ли тренировка ума, то ли тренировка чувств, то ли чёрт знает что ещё.
Ладно. Короче, вы все уже поняли, о чём я тут бубню… Мы говорим в этой части о теме путешественника, спортсмена и просто приятного во всех отношениях мужчины - Константина Константиновича.
…Да нет, не о нём, конечно же. Это было бы слишком примитивно. Влюбилась бы мама Славки в такого вот мужика, потом оказалось - всё плохо. Дальше было бы два варианта: Славку в детдом или постепенно домучили; или второй - развод с гадким пьяницей, из сердца вон, и стали они жить-поживать, мама с сыном, долго и счастливо.
Бывают оба варианта. Крапивин же выбрал третий, самый сложный и… видимо, далеко не самый редкий. И вот в этой детской, по сути, книге, он, не называя вещи своими именами, ввёл совершенно "взрослую" линию - линию, который ни один ребёнок, не переживший подобного сам, в своей жизни, не сможет там разглядеть. Он просто не поймёт, о чём речь. Не поймёт, как можно тянуться к человеку, который настолько плох.
Заметьте, я оговорился, что не все дети этого не поймут. Вполне возможно, что те, у кого есть опыт жизни в трудной семье - поймут. О чём я сейчас? Ну, вот вы все понимаете же, бывают семьи с родителями-алкоголиками, например, где забота почти в том только и проявляется, чтобы десять раз выпороть, пятьдесят раз наорать и один раз накормить. А дети… дети к ним всё равно, может, привязаны. И вот эти-то дети, они по своему опыту, пусть не вербализуемому, не осознаваемому, но как-то примут и соотнесут.
А Славка такого соотнести не мог. У него мама - это мама. Как можно продолжать оставаться с человеком человека, который только пьёт и ругается, да ещё и руку поднимает - Славка понять не сможет. Кстати, это ведь тоже и плохо, и хорошо. С одной стороны, зачем такое понимать? С другой - оно ведь есть…
...Кстати, не только не может - в тексте книги он этого даже и не пытается. Заметьте, в отличие от многих модных нынче вводных, где дети зараньше ненавидят чужого, посягающего на безраздельно мамино (папино) - Славка даёт полное доверие чужому. Которое затем резко меняется на полное неприятие. Само по себе это нормально - интересно тут то, что автор нам не показывает никаких "метаний". Об этом я ещё упомяну позже, такое вот отличие "Троих..." от того же "Журавлёнка..."
Но посмотрим дальше. Вот Константин Константинович… Читая книгу первый раз, лет этак уже почти 30 назад, я, естественно, люто ненавидел этого человека. "Вживаение" в главного героя было абсолютным, и ни о каком понимании и прощении речи не шло. А Елена Юрьевна… ну, там непонимание, конечно, тоже. Что ж ты, вроде казалась умной и всё такое - а не видишь, за кем таскаешься?!
...И опять забегая вперёд: мне тут в комментах подсказали интересную параллель Елены Юрьевны с Алиной Михаевной ("Острова"). Там, по-хорошему, целая отдельная тема - попытаться сравнить эти два персонажа. Ведь смотрите: на первый взгляд мама Славки ну вот са-а-авсем не то, что Алина Михаевна. Она лучше, в тысячу раз лучше...
А знаете, почему? А вот попробуйте понять? Я сильно не ковырял, но так, если навскидку: а в большой степени потому, что Славка её ТАК СИЛЬНО ЛЮБИТ. Егор внешне почти равнодушен к матери, и эта холодность транслируется читателю. А Славка маму обожает до...
Крапивин крут. Он это всё нам вложил в голову. И самим думать даже и не всегда хочется... Верю! - как говорит ещё один персонаж Булгакова:)
Потом, позже, к самому финалу "Островов" Егор как будто начинает постепенно понимать свою маму, Алину Михаевну. Даже... не рассудком. Взрослостью своей. Взрослый мир входит в его кровь, вот то, о чём я писал выше, некоторые неразрешаемые средствами обычной математики вопросы становятся как бы и не вопросами уже. Это жизнь, детка.
А Славка ещё очень далёк от того, когда выбор мамы будет проникать в его внутренний мир. И поэтому его мир - это мир детства, не менее сложный, сильный - но не такой.
А какая из мам лучше: Алина Михаевна или Елена Юрьевна - вот, строго беспристрастно лучше, вне системы координат главного героя - я тут судить не стану.
...Крапивин обходит стороной один такой недетский момент. Нам не очень понятно, что именно держит Славкину маму возле КК, держит - а потом возвращает с неумолимой силой, подвигая её к откровенному вранью сыну, мол, мы уезжаем из Севастополя ради твоей безопасности, мало ли, что я обещала… и тут идут формальные и нечестные подтасовки и всё такое…
Мы не знаем, что между Славкиной мамой и Константином Константиновичем за притяжение. Банальная - или нечто большее? Собственно, мы даже самого этого Константина не разглядели толком. Ведь он же, если начинать смотреть более лояльно - не сволочь же чистой воды. Ну куда ему до настоящих-то подонков? Которые избивают и даже не думают сдерживаться. А он-то держался, как мог. Старался. Насколько и сколько мог. Да, слабый. Да, водка. А соизмерьте его с другими, тысячи их? Может, правда, перевоспитается даже? Это вот Славка такой гиперчувствительный, привык с мамой, привык, что мама для него центр вселенной - а тут такой вот реальный мир, где ну подумаешь - руку поднял…
Мы и этого не узнаем. Будущее закрыто, отсечено от "детского" мира Славки.
И нет, не оправдываю я КК. Я сейчас пишу о том, что вот, мир взрослых, в лице Славкиной мамы… Мы его тут не увидим. Он проходит по касательной. И уходит дальше, в сторону, не узнаем мы из книги о том, что же дальше было у мамы с Константином Константиновичем. Ясно, что что-то было. Ну не могут эти два взрослых человека друг без друга. Почему, зачем, не проще ли найти другого и начать сначала - науке это не известно.
Но я не пытаюсь анализировать их. Это вне и книги, и темы. Вопрос, основной, в другом. Тема, то есть. Важна не сама линия этих двух взрослых, важно ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ её с линией Славки.
То есть, тема взрослых в "Троих..." не в самих этих взрослых, а в том… Вот смотрите. Крапивин тут отсекает всё лишнее максимально. Оставляет ТОЛЬКО то, что нужно. Прочее - за кадром.
А что нужно? Нужно столкновение. Катастрофа. И катастрофа в книге в том, что Славка ощущает на себе абсолютно непостижимую пока что вещь: мир взрослых в самом главном для него проявлении - в лице его безраздельно любимой, понимающей мамы - действует нелогично, неправильно, абсурдно!
Как мама может быть привязана к человеку, который пьёт, бьёт, кричит, не понимает?! Как можно из-за этого бояться изменить жизнь очевидно к лучшему? Все эти "оправдания" мамы, что там, в Севастополе она будет в роли бесправной гостьи, что ей надо будет искать другую работу - ему не понятны. Ведь сам он ещё не был хозяином в доме, сам он привык, что его место учёбы определяют другие люди. Он ещё не может оценить ни того страха перемен, ни того страха потерять независимость.
И вот этот его "детский" мир - сталкивается со взрослым. Взрослый мир в основном сильнее - но сила трансляции такова, что оправдания и сила взрослого мира нам, читателям не важны. И доминирующим мотивом в этой линии, теме - является непостижимость поведения самого близкого и родного существа. Почему мама, которая умная, которая любящая - как она может так поступать, читать ЕГО телеграммы, сомневаться и наконец - предать Славку и попытаться увезти из рая в ад, к этому "раскаявшемуся" человеку… причём, неважно, пусть он даже на самом деле раскаялся и бросил пить, и всё остальное - но КАК МОЖНО к нему вернуться? ЗАЧЕМ?!
Эта линия, насколько я помню, так и останется в книге не закрытой. Крапивин не будет решать это уравнение (хотя в "Журавлёнке" - решал!), Славка будет захвачен другими вещами. Журка, как это ни страшно, ещё находясь внутри романа, уже находится в прошлом. Он как будто прошёл все пути, замер перед высшей точкой полёта, распутывая нераспутываемое, оглядываясь назад, на дедушку, на Иринку… они все для него - в Прошлом. Поэтому и анализ там другой.
В "Троих..." поток построен иначе. Несмотря на ретроспекции, он устремлён в будущее. И Славка не станет слишком сильно заморачиваться на метаниях своей мамы. Ему они непонятны, и такими и останутся. За кадром. Белый Город выше, выше… он выжигает всю эту тёмную, непонятную взрослую муть. И мы охотно следуем за этой ослепительной точкой. Потому что здесь - так.