Несколько предварительных соображений по началу "Брига "Артемида"
-*-
Признаюсь честно: "Бриг "Артемида" - не самая читаемая для меня книга Крапивина.
И читал я её лишь однажды, давно, когда она только вышла, и написал тогда очень коротко, и понял, по сути, только то, что мало что понял.
То есть, вариантов было два: либо эта книга написана попросту "не для меня" - либо она требует особенного подхода.
Проще всего было бы отмахнуться и сказать, что, мол, ну подумаешь, а что такого? Что, разве книги даже и самого Крапивина обязаны нравиться все-все? Нет, конечно, не обязаны. И всё-таки где-то, в каком-то слое восприятия, я смутно чувствовал, что что-то упускаю.
Привыкаешь читать книги, не затрудняя себя поискать причину: для чего она была написана? Зачем она была нужна самому автору? Время такое - здесь вам не там, не та эпоха, когда каждая книга вначале благоговейно оглаживалась, потом - обнюхивалась, потом - с трепетом открывалась... Те Времена Приключений давно прошли, и попробуйте, проймите нас, таких умных, какими-нибудь "Охотниками на мамонтов" или "Землёй Солёных скал". А ведь прекрасные же были книги!
Мне вдруг подумалось, что Крапивин... сделал... нет, не ошибку, он просто обратился к таким вот временам, чистым и прекрасным, когда не было слова "постмодерн", и вообще...
Но это - только начало.
Знаете, что самое странное в начале книги? Те "сигналы", которые мы упускаем, пробрасываем, считая их незначащими. Мы верим теперь больше себе, чем автору, мы стали большими и умными, и если Рассказчик говорит нам, что пишет сказку, мы отмахиваемся: сами разберёмся, не дураки, чай!
А Крапивин несколько раз, ненавязчиво и тихо, почти шепотом, даёт указания: не надо искать в "Бриге" роман о морских приключениях в стиле путевых дневников великих мореплавателей. Не реализм это, ни разу. Это было сказано в эпиграфе, это было сказано позже, но мы (я) - упрямо не верим. Ведь деталей, исторически вроде бы совпадающих, тщательно выписанных, множество...
А я снова и снова возвращаюсь мыслями к одной из самых чарующих сцен "Брига": эпизоду, где в семье Гриши показывают "туманные картины".
Эпизод... странный и очень многозначительный. Он, в каком-то смысле, намекает и на обманность самого романа: реальность это - или "туманная картина" на дымке Прошлого? Больше того, есть определённый смысл и загадка в том, что "туманные картины" были показаны трижды. Вначале - неудачный опыт в училище, когда картины вышли очень смутными, и сам опыт оказался скучным даже для неизбалованных зрелищами провинциальных детей.
Второй раз - это было потрясающее зрелище и волшебство, вторая реальность, распахнувшая для героя пространство.
И третий - когда картины стали уже привычны и демонстрировались на простынях. Они не стали от этого совсем уж неинтересными, но сделались чем-то, включённым в наш, обыденный мир.
Я пока не готов полностью осмыслить эту загадку, но пишу честно - несколько раз мне казалось, что она вот-вот "впустит" меня - к сожалению, всякий раз это случалось "на бегу", и тень её ускользала. Надеюсь, я её всё-таки поймаю.
...Но теперь двинемся дальше.
Кстати, стоит сказать ещё вот о чём.
Почему я вообще именно сейчас начал перечитывать "Бриг".
Причин много.
Я даже не знаю, какая из них значительней? Интересная подсказка, полученная мною непосредственно от создателя этой Истории и заставившая меня чуть иначе взглянуть на всю эту трилогию? Или тот факт, что эта трилогия - "Стальной волосок" - одна из самых большущих "махин" Крапивина, и при этом - обойдена молчанием по большому-то счёту, и тут есть не только несправедливость, но и тайна. Мне стало обидно: меня-а-а! Такого умного... книга Крапивина... да при том - не абы какая-нибудь, а вот такая... масштабная... не хочет ВПУСКАТЬ?!! Ага-ага, проще всего сказать, что это неудача автора - и пойти читать "провампиров" чего-нибудь, простите...
Что было ещё?
Дочитав до эпизода со шквалом (это 67-я страница в первом издании, если чо), я вдруг обнаружив, что мне стало уютно и интересно в тексте. Как будто Дух Приключений вернулся ко мне из детства и теплым ветром коснулся волос.
Что-то включилось в голове. Стало на места. И я вспомнил ещё одну штуку.
Вот так же точно было с романом-сказкой "Портфель капитана Рубма". Вначале она выглядела какой-то очень уж искусственной, примитивной рассказкой - совсем не такой, каким был, например, "Лётчик" или "Ковёр-самолёт". Там иные законы. Те, старые истории - это "зимние" истории, несмотря на то, что в них царит Лето. А "Портфель" - совершенно иная, построенная на ином дискурсе условностей, это вот ближе к сказкам Микаэля Энде, Джанни Родари... Они требуют другого уровня доверия от читателя - и у читателей в соответствующем возрасте с этим проблем обычно не возникает...
А что случилось-то, собственно? Почему картинка стала оживать? Когда Гриша забрался на марс и увидел облачко... когда он в шквал вырвался из каюты связывать вёсла, чтобы они не натворили бед... словом, оброненные автором чуть раньше слова о том, что история эта - отчасти сказочная - вдруг получили такое вот стивенсоновско-жюльверновское подкрепление.
Да, выйти из Архангельска и пересечь Белое море в начале мая судно в те времена "почти не могло". "Ну, разве что чудо"...
Что же получается? Мне нужен был вот этот приключенческий фантик, чтобы поверить автору, чтобы вдруг проснулось то желание приключений, и неважно, бывает так на самом деле или нет...
И вдруг выстраиваются в цепочку все эти "условности": ведь ясно же, что "так не бывает" - уж очень "мягкое" пространство задано: Гришу в начале пути окружают одни только добрые люди... ну, не в том смысле добрые, что вот прям добрюсенькие, но какие-то... не реальные. В общей симфонии таких характеров маячит только одно колючее пятнышко - гришина тетинька, которая однажды была вынуждена пугнуть робкого героя. Дело до исполнения приговора не дошло, но рассказчик как будто предлагал читателям задуматься: надо ли было вообще даже и так? В реальной жизни, тем более, в то время - это выглядело бы до гротеска странно: настолько тонкая душевная организация всех без исключения взрослых. Гришу несёт сквозь невзгоды сказочное пространство. Когда я дочитал до появления в сюжете гардемарина Мити, пренебрежительно отзывающегося о самом походе и о "курятниках" (каютах) - я уже внутренне приготовился к появлению одного из тех циничных персонажей, вроде практиканта из "Баркентины". Но и тут сказочное пространство сделало сброс.
Что это всё мне напоминает, спросил я себя. Где-то на заднем плане маячит "Кречет", как будто вся эта история нужна была именно для того, чтобы пробудить дух старой истории, оживив летающие корабли.
Там звучат отголоски самых разных ветров. Отчётливо слышен голос Грина, с его мечтами о дальних странствиях, капитане Грее, гневе отца и многом другом. Маячит образ Крузенштерна из "Островов". Разговоры офицеров как будто стилизованы под дневники-записки мореплавателей - хорошо это или плохо, так они говорили, тогда и там, на самом деле, я не знаю.
Но мне чудится другое - автор будто пытается рассказать именно ту историю, которой не хватало ему самому холодными и голодными зимними вечерами, когда он ждал маму в пустой комнате, читал про Пушкина и подвиги Севастополя, жарил тоненькие ломтики картошки с солью на плите, и мечта о дальних путешествиях переплеталась с мечтами ласковом и тёплом мире, мире "туманных картин", где взрослые - такие вот замечательные, где чудеса - неуловимо случаются, чтобы позволить "Артемиде" миновать льды северных морей...
Попытка соединить несоединимое, и больше - перенести своё дальнее детство в ещё более дальние, совсем уже сказочные времена, с парусниками и путешествием в тёплые моря.
Интересно, кстати, ещё вот что. Я знаю о множестве разных упрёков Крапивину от взрослых читателей, как бы "переросших" его книги (на самом деле всё как раз иначе - едва начинаешь читать такие излияния-домыслы, вдруг оказывается, что из "всего Крапивина" читали они - одну-две книжки, и с апломбом рассуждают о том, чего не знают...) Да, почти все их обвинения оказываются в лучшем случае ошибочными, в худшем...
Но есть одно интересное обвинение, которое я не могу обойти вниманием, потому что оно... в чём-то, как мне кажется, справедливо.
Крапивин, кажется, и вправду не то что никогда не был матросом, но и не факт, что мог бы им быть. Злопыхатели с удовольствием смакуют эту мысль, мол, ну не сумел бы он тянуть лямку рядового матроса, беспрекословно исполняя команды, жить морем не те короткие романтические эпизоды - а бесконечные, изматывающие будни.
Вы понимаете, я... мне тут нечего возразить. Не знаю.
Только дело в том, что доказывать тут ничего не нужно. Люди, упивающиеся этой мыслью, не понимают более важного: если бы истории о кораблях рассказывали только матросы, на свете бы не было кораблей.
Нет, я не в том смысле, что не бывает матросов, способных написать замечательные книжки. Ребята, но давайте тогда уберём из нашего мироздания Айвенго (разве Вальтер Скотт был этим самым Айвенго?), мушкетёров (меньше всего Дюма похож на своих разудалых героев), Детей капитана Гранта... да и Грина, пожалуй, тоже...
Крапивин не был матросом, он всегда был капитаном, так уж странно устроен этот мир. Он стал капитаном с момента, когда Тень Каравеллы явилась ему - и продолжает быть им до сих пор. Я не знаю, сумел бы он командовать в реальности настоящим кораблём с настоящей командой морских волков - но, понимаете, это неважно. Не понимаете? Жаль...
Но снова и снова он возвращает себя в то пространство и время, где он - маленький матрос. Он словно проживает непрожитое в каком-то ином мире... Есть он или нет на самом деле - неважно. Важно, что без таких вот историй вначале выцвело и стало бы таять Прошлое, а затем...
Есть люди, которые уверены, что прекрасно могут обходиться без всех этих вещей - реальный мир такой огромный и разнообразный, что куда там книжкам всяких там выдумщиков. Они правы. Не понимают они другого - того, что рассуждают они с высоты тех огромных пирамид, что возвели для них тысячи и тысячи сочинителей Прошлого, капитанов, никогда не бывших матросами. Они не чувствуют того огромного пространства, которое дало им возможность не просто видеть Реальный мир - но осознавать увиденное. Пережив реальные приключения, они презрительно отмахиваются от прочитанных и прослушанных в детстве историй - и не понимают, что без этих историй они бы никогда не сумели осознать Мир. Они воспринимали бы его только лишь на уровне междометий.
Реальность и сказка, Прошлое - и Настоящее. Дыхание океана.
Признаюсь честно: "Бриг "Артемида" - не самая читаемая для меня книга Крапивина.
И читал я её лишь однажды, давно, когда она только вышла, и написал тогда очень коротко, и понял, по сути, только то, что мало что понял.
То есть, вариантов было два: либо эта книга написана попросту "не для меня" - либо она требует особенного подхода.
Проще всего было бы отмахнуться и сказать, что, мол, ну подумаешь, а что такого? Что, разве книги даже и самого Крапивина обязаны нравиться все-все? Нет, конечно, не обязаны. И всё-таки где-то, в каком-то слое восприятия, я смутно чувствовал, что что-то упускаю.
Привыкаешь читать книги, не затрудняя себя поискать причину: для чего она была написана? Зачем она была нужна самому автору? Время такое - здесь вам не там, не та эпоха, когда каждая книга вначале благоговейно оглаживалась, потом - обнюхивалась, потом - с трепетом открывалась... Те Времена Приключений давно прошли, и попробуйте, проймите нас, таких умных, какими-нибудь "Охотниками на мамонтов" или "Землёй Солёных скал". А ведь прекрасные же были книги!
Мне вдруг подумалось, что Крапивин... сделал... нет, не ошибку, он просто обратился к таким вот временам, чистым и прекрасным, когда не было слова "постмодерн", и вообще...
Но это - только начало.
Знаете, что самое странное в начале книги? Те "сигналы", которые мы упускаем, пробрасываем, считая их незначащими. Мы верим теперь больше себе, чем автору, мы стали большими и умными, и если Рассказчик говорит нам, что пишет сказку, мы отмахиваемся: сами разберёмся, не дураки, чай!
А Крапивин несколько раз, ненавязчиво и тихо, почти шепотом, даёт указания: не надо искать в "Бриге" роман о морских приключениях в стиле путевых дневников великих мореплавателей. Не реализм это, ни разу. Это было сказано в эпиграфе, это было сказано позже, но мы (я) - упрямо не верим. Ведь деталей, исторически вроде бы совпадающих, тщательно выписанных, множество...
А я снова и снова возвращаюсь мыслями к одной из самых чарующих сцен "Брига": эпизоду, где в семье Гриши показывают "туманные картины".
Эпизод... странный и очень многозначительный. Он, в каком-то смысле, намекает и на обманность самого романа: реальность это - или "туманная картина" на дымке Прошлого? Больше того, есть определённый смысл и загадка в том, что "туманные картины" были показаны трижды. Вначале - неудачный опыт в училище, когда картины вышли очень смутными, и сам опыт оказался скучным даже для неизбалованных зрелищами провинциальных детей.
Второй раз - это было потрясающее зрелище и волшебство, вторая реальность, распахнувшая для героя пространство.
И третий - когда картины стали уже привычны и демонстрировались на простынях. Они не стали от этого совсем уж неинтересными, но сделались чем-то, включённым в наш, обыденный мир.
Я пока не готов полностью осмыслить эту загадку, но пишу честно - несколько раз мне казалось, что она вот-вот "впустит" меня - к сожалению, всякий раз это случалось "на бегу", и тень её ускользала. Надеюсь, я её всё-таки поймаю.
...Но теперь двинемся дальше.
Кстати, стоит сказать ещё вот о чём.
Почему я вообще именно сейчас начал перечитывать "Бриг".
Причин много.
Я даже не знаю, какая из них значительней? Интересная подсказка, полученная мною непосредственно от создателя этой Истории и заставившая меня чуть иначе взглянуть на всю эту трилогию? Или тот факт, что эта трилогия - "Стальной волосок" - одна из самых большущих "махин" Крапивина, и при этом - обойдена молчанием по большому-то счёту, и тут есть не только несправедливость, но и тайна. Мне стало обидно: меня-а-а! Такого умного... книга Крапивина... да при том - не абы какая-нибудь, а вот такая... масштабная... не хочет ВПУСКАТЬ?!! Ага-ага, проще всего сказать, что это неудача автора - и пойти читать "провампиров" чего-нибудь, простите...
Что было ещё?
Дочитав до эпизода со шквалом (это 67-я страница в первом издании, если чо), я вдруг обнаружив, что мне стало уютно и интересно в тексте. Как будто Дух Приключений вернулся ко мне из детства и теплым ветром коснулся волос.
Что-то включилось в голове. Стало на места. И я вспомнил ещё одну штуку.
Вот так же точно было с романом-сказкой "Портфель капитана Рубма". Вначале она выглядела какой-то очень уж искусственной, примитивной рассказкой - совсем не такой, каким был, например, "Лётчик" или "Ковёр-самолёт". Там иные законы. Те, старые истории - это "зимние" истории, несмотря на то, что в них царит Лето. А "Портфель" - совершенно иная, построенная на ином дискурсе условностей, это вот ближе к сказкам Микаэля Энде, Джанни Родари... Они требуют другого уровня доверия от читателя - и у читателей в соответствующем возрасте с этим проблем обычно не возникает...
А что случилось-то, собственно? Почему картинка стала оживать? Когда Гриша забрался на марс и увидел облачко... когда он в шквал вырвался из каюты связывать вёсла, чтобы они не натворили бед... словом, оброненные автором чуть раньше слова о том, что история эта - отчасти сказочная - вдруг получили такое вот стивенсоновско-жюльверновское подкрепление.
Да, выйти из Архангельска и пересечь Белое море в начале мая судно в те времена "почти не могло". "Ну, разве что чудо"...
Что же получается? Мне нужен был вот этот приключенческий фантик, чтобы поверить автору, чтобы вдруг проснулось то желание приключений, и неважно, бывает так на самом деле или нет...
И вдруг выстраиваются в цепочку все эти "условности": ведь ясно же, что "так не бывает" - уж очень "мягкое" пространство задано: Гришу в начале пути окружают одни только добрые люди... ну, не в том смысле добрые, что вот прям добрюсенькие, но какие-то... не реальные. В общей симфонии таких характеров маячит только одно колючее пятнышко - гришина тетинька, которая однажды была вынуждена пугнуть робкого героя. Дело до исполнения приговора не дошло, но рассказчик как будто предлагал читателям задуматься: надо ли было вообще даже и так? В реальной жизни, тем более, в то время - это выглядело бы до гротеска странно: настолько тонкая душевная организация всех без исключения взрослых. Гришу несёт сквозь невзгоды сказочное пространство. Когда я дочитал до появления в сюжете гардемарина Мити, пренебрежительно отзывающегося о самом походе и о "курятниках" (каютах) - я уже внутренне приготовился к появлению одного из тех циничных персонажей, вроде практиканта из "Баркентины". Но и тут сказочное пространство сделало сброс.
Что это всё мне напоминает, спросил я себя. Где-то на заднем плане маячит "Кречет", как будто вся эта история нужна была именно для того, чтобы пробудить дух старой истории, оживив летающие корабли.
Там звучат отголоски самых разных ветров. Отчётливо слышен голос Грина, с его мечтами о дальних странствиях, капитане Грее, гневе отца и многом другом. Маячит образ Крузенштерна из "Островов". Разговоры офицеров как будто стилизованы под дневники-записки мореплавателей - хорошо это или плохо, так они говорили, тогда и там, на самом деле, я не знаю.
Но мне чудится другое - автор будто пытается рассказать именно ту историю, которой не хватало ему самому холодными и голодными зимними вечерами, когда он ждал маму в пустой комнате, читал про Пушкина и подвиги Севастополя, жарил тоненькие ломтики картошки с солью на плите, и мечта о дальних путешествиях переплеталась с мечтами ласковом и тёплом мире, мире "туманных картин", где взрослые - такие вот замечательные, где чудеса - неуловимо случаются, чтобы позволить "Артемиде" миновать льды северных морей...
Попытка соединить несоединимое, и больше - перенести своё дальнее детство в ещё более дальние, совсем уже сказочные времена, с парусниками и путешествием в тёплые моря.
Интересно, кстати, ещё вот что. Я знаю о множестве разных упрёков Крапивину от взрослых читателей, как бы "переросших" его книги (на самом деле всё как раз иначе - едва начинаешь читать такие излияния-домыслы, вдруг оказывается, что из "всего Крапивина" читали они - одну-две книжки, и с апломбом рассуждают о том, чего не знают...) Да, почти все их обвинения оказываются в лучшем случае ошибочными, в худшем...
Но есть одно интересное обвинение, которое я не могу обойти вниманием, потому что оно... в чём-то, как мне кажется, справедливо.
Крапивин, кажется, и вправду не то что никогда не был матросом, но и не факт, что мог бы им быть. Злопыхатели с удовольствием смакуют эту мысль, мол, ну не сумел бы он тянуть лямку рядового матроса, беспрекословно исполняя команды, жить морем не те короткие романтические эпизоды - а бесконечные, изматывающие будни.
Вы понимаете, я... мне тут нечего возразить. Не знаю.
Только дело в том, что доказывать тут ничего не нужно. Люди, упивающиеся этой мыслью, не понимают более важного: если бы истории о кораблях рассказывали только матросы, на свете бы не было кораблей.
Нет, я не в том смысле, что не бывает матросов, способных написать замечательные книжки. Ребята, но давайте тогда уберём из нашего мироздания Айвенго (разве Вальтер Скотт был этим самым Айвенго?), мушкетёров (меньше всего Дюма похож на своих разудалых героев), Детей капитана Гранта... да и Грина, пожалуй, тоже...
Крапивин не был матросом, он всегда был капитаном, так уж странно устроен этот мир. Он стал капитаном с момента, когда Тень Каравеллы явилась ему - и продолжает быть им до сих пор. Я не знаю, сумел бы он командовать в реальности настоящим кораблём с настоящей командой морских волков - но, понимаете, это неважно. Не понимаете? Жаль...
Но снова и снова он возвращает себя в то пространство и время, где он - маленький матрос. Он словно проживает непрожитое в каком-то ином мире... Есть он или нет на самом деле - неважно. Важно, что без таких вот историй вначале выцвело и стало бы таять Прошлое, а затем...
Есть люди, которые уверены, что прекрасно могут обходиться без всех этих вещей - реальный мир такой огромный и разнообразный, что куда там книжкам всяких там выдумщиков. Они правы. Не понимают они другого - того, что рассуждают они с высоты тех огромных пирамид, что возвели для них тысячи и тысячи сочинителей Прошлого, капитанов, никогда не бывших матросами. Они не чувствуют того огромного пространства, которое дало им возможность не просто видеть Реальный мир - но осознавать увиденное. Пережив реальные приключения, они презрительно отмахиваются от прочитанных и прослушанных в детстве историй - и не понимают, что без этих историй они бы никогда не сумели осознать Мир. Они воспринимали бы его только лишь на уровне междометий.
Реальность и сказка, Прошлое - и Настоящее. Дыхание океана.