"Робингудские острова"
-*-
Интереснейшая и сложнейшая штука - пытаться разобраться в смыслах истории с "робингудами". Обойти эту тему нельзя - она принципиальна. Но расшифровать её - я вот не уверен, что смогу хотя бы наполовину верно. Ощущение такое, будто ты эдакий нейрохирург, и влез в самое средоточие, в какую-нибудь шишковидную железу. Тронь неточно и…
Или держишь в руках сердце хронометра.
Когда я читал "Острова" прежде, история эта казалась мне понятной. Самая сложная фигура там - Олег, но даже и с ним вроде как особых вопросов не возникало. Ну, обычный такой будущий "партийный лидер" - пока вроде ещё не до конца растерял остатки совести, но…
Но.
Едва ты пытаешься протянуть ниточки ко всем остальным частям механизма, как картина многократно усложняется и открываются невидимые детали.
История с "робингудами" выглядела бы чуть проще, будь она самостоятельным рассказом. Но она, как скорлупа, отчасти обрамляет следующую главу, и в этом соединении обретает новые оттенки и связи. Понять их со всей отчётливостью мне так и не удалось - например, я явственно чувствую какие-то параллели-аналогии - но однозначно привязать к героям не могу. Нет прямых соответствий. А система - неразрывна.
Тут надо ещё отметить, что оба этих слоя Истории оставляют тягостное ощущение. Что-то глубоко неприятное давит, выступая. Что-то такое, что нельзя уложить в простые очертания.
Предваряет это тоже очень неловкий и тягостный промежуток, когда у Толика нарастает чувство тревоги, как будто вот-вот случится что-то непоправимое. Но оно ещё не случилось, было отложено.
Переход между этими двумя фазами стоит отметить отдельно, это потрясающий фрагмент, где Крапивин пишет очередной пейзаж старинного городка, преобразуя эмоциональное напряжение, временное измерение - в палитры пространства:
"Раньше Толик проскакивал по улицам, почти не глядя по сторонам. А теперь увидел, что у каждого дома свое лицо. Потрескавшаяся от старости резьба наличников была затейливой и очень разной. Деревянные накладные узоры на воротах похожи были то на солнышко из сказок, то на украшения древних теремов. Кружевные дымники над крышами, маленькие жестяные шатры над водосточными трубами, башенки над столбами ворот казались волшебным городком, выросшим над зеленью палисадников, над лопухами, заборами и прогретыми досками тротуаров. В этом городке могли жить и домовые, и гномы, и крылатые человечки, которых на ходу придумал Толик (к вечеру человечки превращались в летучих мышей и, кувыркаясь, носились в теплых сумерках)...
……….
Раньше в Затуринке жили ямщики, торговцы конной сбруей и лодочные мастера (говорят, в прежние времена Туринка была полноводнее, по ней сплавляли лес и даже ходил пароходик заводчика Крутиса). Здесь было много запутанных переулков со старыми березами и елями, с похожими на терема воротами, горбатыми мостиками через поросшие одуванчиками канавы и рублеными колодцами. Вдруг выглянет из-за выступа забора ступенчатое крыльцо с потемневшей от дождей и времени дверью, с ручкой старинного звонка, с кручеными железными столбиками и кованым узором навеса (а на ступеньках умывается худой черный котенок с хитрыми зелеными глазами). Или смотришь - из-за угла высовывается облупленный кирпичный бок полуразрушенной часовенки с поржавелой витой решеткой на черном окне...
Или вдруг откроется среди полуповаленных заборов тесный проход, и непонятно, куда приведет он: или в чертополохово-репейные заросли, где с голыми руками и ногами не продерешься, или на незнакомую какую-нибудь улочку".
Мне порой кажется, что Крапивин, прикасаясь к таким пейзажам, не сдерживает какой-то отчаянной тоски по старине даже ещё более глубокой, чем его собственное детство. Описывая дворики середины 20-го века, он как будто пропускает сквозь фокус лучи времени назад, ещё на одно такое же расстояние, ещё лет на сорок-пятьдесят, в дореволюционные, старинные времена, забывая о рассуждениях, плохо или хорошо жилось людям при царском режиме - это уже неважно, потому что само Время зачаровывает его и нас…
Ну а раз уж я заговорил о пейзажах, забегу немного вперёд, заметив ещё одну особенность вторжения природы в жизнь Крапивинских героев. Это гроза.
Возможно, я уже писал о её роли прежде, но в связи с другими событиями, героями. Это могла быть "Та сторона" или "Журавлёнок", или даже "Голубятня". Грозы у Крапивина всегда значимы. Их появление и роль выделены. Герой либо боится грозы, либо подчёркнуто не боится. Но всегда это взаимодействие. Сильное. Обозначающее.
Такое впечатление, что сам Крапивин в детстве тоже побаивался грозы и преодоление страха перед нею - особая тема. Впрочем, я вполне могу ошибаться, потому что эти грозовые эпизоды - они могли появиться, например, уже из отрядной жизни. Скорее всего, если это автобиографический момент, то Крапивин где-то писал о нём, но сейчас это у меня не вспоминается.
Сам я к молниям был умеренно равнодушен - то есть, не сказать чтобы не опасался совсем, но скорее именно рассудочно понимал их опасность. Не бросал им вызов, как Владик или Журка, но и страха не испытывал. Поэтому тема грозы мною воспринимается несколько отстранённо, умозрительно. И ужас Толика я могу себе представить также со стороны.
Вернусь теперь снова немного назад по линии сюжета…
Крапивинские герои смело вступают в противостояние, когда видят, что взрослый ведёт себя недостойно - но робки и нерешительны, чувствуя перед собой что-то действительно пока недоступное им, большое, по-настоящему "взрослое". Это, кстати, довольно важная отличительная черта - ведь часто совсем другие герои ведут себя ровно наоборот: пасуют перед подлостью и силой, но "смело" топчут то, что не в силах осмыслить.
Я вернулся к этому моменту потому, что он предварял знакомство Толика с "робингудами", и он же является важной составной частью понимания того, почему Олег - командир "робингудов" - совершенно не "Крапивинский герой".
Итак, "робингуды". Такие вот отряды, видимо, дело очень распространённое в сороковые-шестидесятые годы. Так же, как и самоорганизовавшиеся театры. Вообще, такое ощущение по книгам тех времён, что мальчишки и девчонки были в общественном смысле более инициативны, что ли. Хотя, может быть, такими их хотели показывать, не знаю.
Не знаю также, насколько может быть реален именно такой вот "Олег". Безусловно, это не по годам умный лидер. Кажется, он даже не напрягается, на автомате просчитывая оптимальные действия, оценивая пользу и вред, опасность для своего авторитета. Обратите внимание, интуиция командира у него отточена безупречно - когда нужно, он извиняется или принимает "наказание" от самого себя не просто с легкостью, а как будто даже с упоением! Применять справедливость по отношению к самому себе - что может быть приятнее, когда это видят подчинённые! Правда, они не видят другого - что "справедливость" тут назначается одним человеком. И подчинение законам, им же самим установленным - это игра. Правила в которой легко и виртуозно, а главное - незаметно для подчинённых - тоже установлены им, и так же легко и незаметно могут быть подкорректированы.
Олег действительно виртуоз. Он не только превосходно руководит, играя в "справедливость", но при этом же имитирует действительно сложные вещи - такие как доброта, честь, отвага. Он упивается ими в себе, на самом деле не имея их ни капли - вот что самое удивительное! С одной стороны, он ведь должен быть достаточно умён, чтобы хоть начинать это понимать - но думаю, внутри у такого "комсорга" уже благополучно сформированы два непересекающихся слоя реальности - такие люди прекрасно существуют в созданных ими имитациях, вроде как понимая, что сами не обладают тем, что воспитывают у других - но при этом же искренне веря, что это хорошо и правильно - ведь они видят, как созданная ими машина замечательно работает! Разве может прекрасно выстроенный механизм быть ущербным? Нет, конечно. Главное, в таком случае, не допускать сбоев в его работе. Уничтожать всё то, что способно навредить их идеально отлаженной системе!
Объявляя это злом.
А уж обосновать свои выводы подчинённым они могут влёт. И не просто обосновать - а вложить их в умы так, что "подопечные" поверят, что это - самые естественные, объективно существующие вещи, которые командир им просто помог разглядеть. Спасибо ему!
Теперь настало время начать пояснять, почему "робингудовская" тема так множественно связана с самыми разными вещами. Например, с тем же морским корпусом, о котором шла речь в прологе. Или с темой Юрки из "Голубятни". Или с неизбежным и постоянным осмыслением жизни других отрядов - Тимуровского или "Каравеллы".
Мне было бы интересно попытаться прочитать сейчас эту книгу в самый первый раз, чтобы на самом деле не знать, чем закончится история с "робингудами". Потому что я не могу быть уверен - чувствую я всё то, о чём пишу, уже по опыту предыдущих прочтений - или так было сразу? Сложно теперь сказать. Но сейчас мне кажется, что Олег с первых же минут знакомства вызывал неприятие.
Да, я примерно понимаю, как в реальности попадаешь под влияние лидера, и отряд "робингудов" описан, как мне кажется, абсолютно достоверно. И да, я также абсолютно точно знаю, что сам в "робингуды" бы не вступил. То есть, сразу бы почувствовал, что это не для меня. Нет, не потому что такой умный или потому что струсил бы, или сам хотел быть лидером. Не в этом дело. У меня просто была ослаблена потребность играть именно в "команде", под чьим-то постоянным руководством. У нас была своя компания, но там никто не пытался командовать по-настоящему, и нас это устраивало, но ни в школе, ни в других местах командовать собой таким вот "вождям" я не позволял. В конце концов, прекрасно мог обходиться без компании.
Я это рассказываю не для того, чтобы замусорить рассуждения о книге собственной биографией, честно. Но тут не обойдёшься без пояснений - мне обидно за таких, как Шурка - для них нет того выбора, который был у меня. Потому что я мог выбирать, нужна ли мне ТАКАЯ компания, а Шурка - не мог. И это - ужасно. У людей такого типа выбора нет. Вне компании они будут несчастны. А в компании - как повезёт. И тут даже не скажешь сразу, что лучше - такой вожак, как какой-нибудь Квакин - или Олег, "благородный", умный, ловкий… хитрый. Потому что Квакин, как ни крути - "честная шпана". Человек, подпирающий стену у киношки, чтобы потрясти денюшку с мелкоты - гадок, но вряд ли он сам себя считает "робингудом" - скорее, он про это просто не станет заморачиваться.
А вот "команда" Олега рано или поздно совершит подлости под маркой благих дел. И это - истина, и книга это показывает очень чётко. Именно потому, что понятия о чести, справедливости и прочих высоких материях там незаметно, но верно подправляются одним человеком. Под себя.
Мне в этом случае интересно ещё было бы узнать и такую вещь - а мог бы сам Олег стать другим, если бы встретил его отряд, скажем, такого человека, как другой Олег, другой командир - командир "Эспады"? Переломил бы он себя тогда? Хватило бы у него воли и мудрости понять и смириться? Или, подобно какой-нибудь картинке с байроническим героем, он удалился бы гордо, уводя за собою самых "верных"?
Два Олега, два командира, и между ними Крапивин очень чётко, на мой взгляд, показал различия. Олегу, командиру "Эспады", власть, как таковая, не нужна вообще. Ему нужна "Эспада". И власть он использует именно для того, чтобы "Эспада" - жила. Чтобы были такие вот дни сражений и побед… Уверен, что будь его воля - он бы стал просто кем-то вроде инструктора-консультанта. Чтобы иметь возможность помогать отряду и жить его жизнью - но и всё.
…Кстати, Саша, пришедший ему на смену, хотел от "Эспады" ещё меньшего (если не ошибаюсь, подзабыл этот момент). Он всего лишь хотел её сохранить. Мне кажется, этого всё-таки мало в долгосрочной перспективе, но тут мне трудно выносить вердикты.
Олегу "робингудов" нужно чувствовать, как организм команды послушен ему. Это не обязательно в тирании, нет, конечно. Такой вот Олег вполне мог даже и принести себя в жертву - где-нибудь на пике власти. Хотя, в реальности, конечно, до такого дело бы вряд ли дошло - для полноты ощущений хватало посадить себя разок на гаупвахту или принести извинения ошибочно наказанному.
Другая неизбежная ассоциация - с Юркой из "Голубятни". Тут даже фраза одна очень близко перекликается, помните:
"Видно же и так, что человек надёжный" - вот прямо Юркины слова!
Ах, как им всем сдалась эта "надёжность"… Если бы всё было так просто. Если бы людей так просто можно было проверять на надёжность и сортировать… Впрочем, а почему нет? Пытался кто-нибудь? Был сколько-нибудь масштабный эксперимент? Не слышал, не в курсе.
…В отличие от Олега одного и Олега другого Юрке командовать отрядом не нужно вообще. Для "робингудовского" Олега отряд - это особого рода игра, а Юрке игра, кажется, не нужна вообще. У Юрки есть цель. Я, правда, мало знаю о том, чем занимался Юрка уже на Планете, но там, как мне кажется, его командирство было очень вынужденным и скорее его тяготило. Устанавливать или подстраивать нормы справедливости он уж точно бы не стал. Не из каких-то там высших соображений, я думаю, а просто ему это было неинтересно и тягостно. Если он и использовал какие-то рассуждения о чести или справедливости - то, наверное, глубоко интуитивные, невербализованные: так - нормально, а так - тошно. Впрочем, Юрку я, как писал не раз, понимаю плохо.
В картине противостояния Олега и Толика принципиальным является один момент. Который я хочу особо подчеркнуть. Это противостояние двух "трусостей". Толик в эпизоде с грозой, безусловно, струсил. Оправдать его, конечно, можно, чисто рассудочными словами о том, что приятелям он бы ничем не помог, а если бы не дай бог что - в мире было бы больше горя. У его мамы, например. То есть, на уровне человеческой математики он принял правильное решение. Оно правильное, по-взрослому правильное, логически правильное… и совершенно неверное. Для социальных отношений неверное. Потому что вот уж устроен наш общественный механизм, что чтобы считаться его полноценным "винтиком", ты должен иногда принимать "неверные" решения, совершать "неправильные" поступки, которые, по уму - вредны и нелогичны, но они нужны просто потому, что показывают окружающим тебя людям, что ты - с ними, что ты - всегда готов.
…А для Олега это был роскошный подарок, да. Потому что Толик был опасен, и Олег не мог этого не чувствовать. Он был полезен - потому что подчинялся до поры и своим присутствием в отряде вносил особую, яркую ноту. Но Олег не мог не понимать, что "послушность" Толика - весьма относительна. Компания эта была Толику хороша, но в отличие от Шурки, не жизненно необходима. Если бы Толика оставили в "робингудах", рано или поздно он бы подточил авторитет командира. Олег это понимал, конечно. И не преминул воспользоваться случаем.
Да, Толик струсил. И Олег тоже струсил. И в этом эпизоде противопоставлены два абсолютно противоположных типа трусости. Трусость "физиологическая" и трусость "рассудочная". А Крапивин множество раз показывал в своих книгах, насколько эти два вида трусости различны по своим последствиям. Трусость "физиологическую" Крапивин своим героям всегда прощает, при этом, однако, показывая, что она должна быть преодолена и - она БУДЕТ преодолена. А вот трусость "рассудочная" перерастается крайне редко, сложно и относительно условно. Тут же пример с Сенцовым, с дядей Каховского и множеством других людей, в ком эта мерзкая пакость пустила корни намертво - вычистить, выжечь эту заразу почти невозможно. Это свойство личности, в отличие от трусости физиологической - которое есть скорее свойство организма, оно локально и поддаётся "лечению".
Такие острова…
Интереснейшая и сложнейшая штука - пытаться разобраться в смыслах истории с "робингудами". Обойти эту тему нельзя - она принципиальна. Но расшифровать её - я вот не уверен, что смогу хотя бы наполовину верно. Ощущение такое, будто ты эдакий нейрохирург, и влез в самое средоточие, в какую-нибудь шишковидную железу. Тронь неточно и…
Или держишь в руках сердце хронометра.
Когда я читал "Острова" прежде, история эта казалась мне понятной. Самая сложная фигура там - Олег, но даже и с ним вроде как особых вопросов не возникало. Ну, обычный такой будущий "партийный лидер" - пока вроде ещё не до конца растерял остатки совести, но…
Но.
Едва ты пытаешься протянуть ниточки ко всем остальным частям механизма, как картина многократно усложняется и открываются невидимые детали.
История с "робингудами" выглядела бы чуть проще, будь она самостоятельным рассказом. Но она, как скорлупа, отчасти обрамляет следующую главу, и в этом соединении обретает новые оттенки и связи. Понять их со всей отчётливостью мне так и не удалось - например, я явственно чувствую какие-то параллели-аналогии - но однозначно привязать к героям не могу. Нет прямых соответствий. А система - неразрывна.
Тут надо ещё отметить, что оба этих слоя Истории оставляют тягостное ощущение. Что-то глубоко неприятное давит, выступая. Что-то такое, что нельзя уложить в простые очертания.
Предваряет это тоже очень неловкий и тягостный промежуток, когда у Толика нарастает чувство тревоги, как будто вот-вот случится что-то непоправимое. Но оно ещё не случилось, было отложено.
Переход между этими двумя фазами стоит отметить отдельно, это потрясающий фрагмент, где Крапивин пишет очередной пейзаж старинного городка, преобразуя эмоциональное напряжение, временное измерение - в палитры пространства:
"Раньше Толик проскакивал по улицам, почти не глядя по сторонам. А теперь увидел, что у каждого дома свое лицо. Потрескавшаяся от старости резьба наличников была затейливой и очень разной. Деревянные накладные узоры на воротах похожи были то на солнышко из сказок, то на украшения древних теремов. Кружевные дымники над крышами, маленькие жестяные шатры над водосточными трубами, башенки над столбами ворот казались волшебным городком, выросшим над зеленью палисадников, над лопухами, заборами и прогретыми досками тротуаров. В этом городке могли жить и домовые, и гномы, и крылатые человечки, которых на ходу придумал Толик (к вечеру человечки превращались в летучих мышей и, кувыркаясь, носились в теплых сумерках)...
……….
Раньше в Затуринке жили ямщики, торговцы конной сбруей и лодочные мастера (говорят, в прежние времена Туринка была полноводнее, по ней сплавляли лес и даже ходил пароходик заводчика Крутиса). Здесь было много запутанных переулков со старыми березами и елями, с похожими на терема воротами, горбатыми мостиками через поросшие одуванчиками канавы и рублеными колодцами. Вдруг выглянет из-за выступа забора ступенчатое крыльцо с потемневшей от дождей и времени дверью, с ручкой старинного звонка, с кручеными железными столбиками и кованым узором навеса (а на ступеньках умывается худой черный котенок с хитрыми зелеными глазами). Или смотришь - из-за угла высовывается облупленный кирпичный бок полуразрушенной часовенки с поржавелой витой решеткой на черном окне...
Или вдруг откроется среди полуповаленных заборов тесный проход, и непонятно, куда приведет он: или в чертополохово-репейные заросли, где с голыми руками и ногами не продерешься, или на незнакомую какую-нибудь улочку".
Мне порой кажется, что Крапивин, прикасаясь к таким пейзажам, не сдерживает какой-то отчаянной тоски по старине даже ещё более глубокой, чем его собственное детство. Описывая дворики середины 20-го века, он как будто пропускает сквозь фокус лучи времени назад, ещё на одно такое же расстояние, ещё лет на сорок-пятьдесят, в дореволюционные, старинные времена, забывая о рассуждениях, плохо или хорошо жилось людям при царском режиме - это уже неважно, потому что само Время зачаровывает его и нас…
Ну а раз уж я заговорил о пейзажах, забегу немного вперёд, заметив ещё одну особенность вторжения природы в жизнь Крапивинских героев. Это гроза.
Возможно, я уже писал о её роли прежде, но в связи с другими событиями, героями. Это могла быть "Та сторона" или "Журавлёнок", или даже "Голубятня". Грозы у Крапивина всегда значимы. Их появление и роль выделены. Герой либо боится грозы, либо подчёркнуто не боится. Но всегда это взаимодействие. Сильное. Обозначающее.
Такое впечатление, что сам Крапивин в детстве тоже побаивался грозы и преодоление страха перед нею - особая тема. Впрочем, я вполне могу ошибаться, потому что эти грозовые эпизоды - они могли появиться, например, уже из отрядной жизни. Скорее всего, если это автобиографический момент, то Крапивин где-то писал о нём, но сейчас это у меня не вспоминается.
Сам я к молниям был умеренно равнодушен - то есть, не сказать чтобы не опасался совсем, но скорее именно рассудочно понимал их опасность. Не бросал им вызов, как Владик или Журка, но и страха не испытывал. Поэтому тема грозы мною воспринимается несколько отстранённо, умозрительно. И ужас Толика я могу себе представить также со стороны.
Вернусь теперь снова немного назад по линии сюжета…
Крапивинские герои смело вступают в противостояние, когда видят, что взрослый ведёт себя недостойно - но робки и нерешительны, чувствуя перед собой что-то действительно пока недоступное им, большое, по-настоящему "взрослое". Это, кстати, довольно важная отличительная черта - ведь часто совсем другие герои ведут себя ровно наоборот: пасуют перед подлостью и силой, но "смело" топчут то, что не в силах осмыслить.
Я вернулся к этому моменту потому, что он предварял знакомство Толика с "робингудами", и он же является важной составной частью понимания того, почему Олег - командир "робингудов" - совершенно не "Крапивинский герой".
Итак, "робингуды". Такие вот отряды, видимо, дело очень распространённое в сороковые-шестидесятые годы. Так же, как и самоорганизовавшиеся театры. Вообще, такое ощущение по книгам тех времён, что мальчишки и девчонки были в общественном смысле более инициативны, что ли. Хотя, может быть, такими их хотели показывать, не знаю.
Не знаю также, насколько может быть реален именно такой вот "Олег". Безусловно, это не по годам умный лидер. Кажется, он даже не напрягается, на автомате просчитывая оптимальные действия, оценивая пользу и вред, опасность для своего авторитета. Обратите внимание, интуиция командира у него отточена безупречно - когда нужно, он извиняется или принимает "наказание" от самого себя не просто с легкостью, а как будто даже с упоением! Применять справедливость по отношению к самому себе - что может быть приятнее, когда это видят подчинённые! Правда, они не видят другого - что "справедливость" тут назначается одним человеком. И подчинение законам, им же самим установленным - это игра. Правила в которой легко и виртуозно, а главное - незаметно для подчинённых - тоже установлены им, и так же легко и незаметно могут быть подкорректированы.
Олег действительно виртуоз. Он не только превосходно руководит, играя в "справедливость", но при этом же имитирует действительно сложные вещи - такие как доброта, честь, отвага. Он упивается ими в себе, на самом деле не имея их ни капли - вот что самое удивительное! С одной стороны, он ведь должен быть достаточно умён, чтобы хоть начинать это понимать - но думаю, внутри у такого "комсорга" уже благополучно сформированы два непересекающихся слоя реальности - такие люди прекрасно существуют в созданных ими имитациях, вроде как понимая, что сами не обладают тем, что воспитывают у других - но при этом же искренне веря, что это хорошо и правильно - ведь они видят, как созданная ими машина замечательно работает! Разве может прекрасно выстроенный механизм быть ущербным? Нет, конечно. Главное, в таком случае, не допускать сбоев в его работе. Уничтожать всё то, что способно навредить их идеально отлаженной системе!
Объявляя это злом.
А уж обосновать свои выводы подчинённым они могут влёт. И не просто обосновать - а вложить их в умы так, что "подопечные" поверят, что это - самые естественные, объективно существующие вещи, которые командир им просто помог разглядеть. Спасибо ему!
Теперь настало время начать пояснять, почему "робингудовская" тема так множественно связана с самыми разными вещами. Например, с тем же морским корпусом, о котором шла речь в прологе. Или с темой Юрки из "Голубятни". Или с неизбежным и постоянным осмыслением жизни других отрядов - Тимуровского или "Каравеллы".
Мне было бы интересно попытаться прочитать сейчас эту книгу в самый первый раз, чтобы на самом деле не знать, чем закончится история с "робингудами". Потому что я не могу быть уверен - чувствую я всё то, о чём пишу, уже по опыту предыдущих прочтений - или так было сразу? Сложно теперь сказать. Но сейчас мне кажется, что Олег с первых же минут знакомства вызывал неприятие.
Да, я примерно понимаю, как в реальности попадаешь под влияние лидера, и отряд "робингудов" описан, как мне кажется, абсолютно достоверно. И да, я также абсолютно точно знаю, что сам в "робингуды" бы не вступил. То есть, сразу бы почувствовал, что это не для меня. Нет, не потому что такой умный или потому что струсил бы, или сам хотел быть лидером. Не в этом дело. У меня просто была ослаблена потребность играть именно в "команде", под чьим-то постоянным руководством. У нас была своя компания, но там никто не пытался командовать по-настоящему, и нас это устраивало, но ни в школе, ни в других местах командовать собой таким вот "вождям" я не позволял. В конце концов, прекрасно мог обходиться без компании.
Я это рассказываю не для того, чтобы замусорить рассуждения о книге собственной биографией, честно. Но тут не обойдёшься без пояснений - мне обидно за таких, как Шурка - для них нет того выбора, который был у меня. Потому что я мог выбирать, нужна ли мне ТАКАЯ компания, а Шурка - не мог. И это - ужасно. У людей такого типа выбора нет. Вне компании они будут несчастны. А в компании - как повезёт. И тут даже не скажешь сразу, что лучше - такой вожак, как какой-нибудь Квакин - или Олег, "благородный", умный, ловкий… хитрый. Потому что Квакин, как ни крути - "честная шпана". Человек, подпирающий стену у киношки, чтобы потрясти денюшку с мелкоты - гадок, но вряд ли он сам себя считает "робингудом" - скорее, он про это просто не станет заморачиваться.
А вот "команда" Олега рано или поздно совершит подлости под маркой благих дел. И это - истина, и книга это показывает очень чётко. Именно потому, что понятия о чести, справедливости и прочих высоких материях там незаметно, но верно подправляются одним человеком. Под себя.
Мне в этом случае интересно ещё было бы узнать и такую вещь - а мог бы сам Олег стать другим, если бы встретил его отряд, скажем, такого человека, как другой Олег, другой командир - командир "Эспады"? Переломил бы он себя тогда? Хватило бы у него воли и мудрости понять и смириться? Или, подобно какой-нибудь картинке с байроническим героем, он удалился бы гордо, уводя за собою самых "верных"?
Два Олега, два командира, и между ними Крапивин очень чётко, на мой взгляд, показал различия. Олегу, командиру "Эспады", власть, как таковая, не нужна вообще. Ему нужна "Эспада". И власть он использует именно для того, чтобы "Эспада" - жила. Чтобы были такие вот дни сражений и побед… Уверен, что будь его воля - он бы стал просто кем-то вроде инструктора-консультанта. Чтобы иметь возможность помогать отряду и жить его жизнью - но и всё.
…Кстати, Саша, пришедший ему на смену, хотел от "Эспады" ещё меньшего (если не ошибаюсь, подзабыл этот момент). Он всего лишь хотел её сохранить. Мне кажется, этого всё-таки мало в долгосрочной перспективе, но тут мне трудно выносить вердикты.
Олегу "робингудов" нужно чувствовать, как организм команды послушен ему. Это не обязательно в тирании, нет, конечно. Такой вот Олег вполне мог даже и принести себя в жертву - где-нибудь на пике власти. Хотя, в реальности, конечно, до такого дело бы вряд ли дошло - для полноты ощущений хватало посадить себя разок на гаупвахту или принести извинения ошибочно наказанному.
Другая неизбежная ассоциация - с Юркой из "Голубятни". Тут даже фраза одна очень близко перекликается, помните:
"Видно же и так, что человек надёжный" - вот прямо Юркины слова!
Ах, как им всем сдалась эта "надёжность"… Если бы всё было так просто. Если бы людей так просто можно было проверять на надёжность и сортировать… Впрочем, а почему нет? Пытался кто-нибудь? Был сколько-нибудь масштабный эксперимент? Не слышал, не в курсе.
…В отличие от Олега одного и Олега другого Юрке командовать отрядом не нужно вообще. Для "робингудовского" Олега отряд - это особого рода игра, а Юрке игра, кажется, не нужна вообще. У Юрки есть цель. Я, правда, мало знаю о том, чем занимался Юрка уже на Планете, но там, как мне кажется, его командирство было очень вынужденным и скорее его тяготило. Устанавливать или подстраивать нормы справедливости он уж точно бы не стал. Не из каких-то там высших соображений, я думаю, а просто ему это было неинтересно и тягостно. Если он и использовал какие-то рассуждения о чести или справедливости - то, наверное, глубоко интуитивные, невербализованные: так - нормально, а так - тошно. Впрочем, Юрку я, как писал не раз, понимаю плохо.
В картине противостояния Олега и Толика принципиальным является один момент. Который я хочу особо подчеркнуть. Это противостояние двух "трусостей". Толик в эпизоде с грозой, безусловно, струсил. Оправдать его, конечно, можно, чисто рассудочными словами о том, что приятелям он бы ничем не помог, а если бы не дай бог что - в мире было бы больше горя. У его мамы, например. То есть, на уровне человеческой математики он принял правильное решение. Оно правильное, по-взрослому правильное, логически правильное… и совершенно неверное. Для социальных отношений неверное. Потому что вот уж устроен наш общественный механизм, что чтобы считаться его полноценным "винтиком", ты должен иногда принимать "неверные" решения, совершать "неправильные" поступки, которые, по уму - вредны и нелогичны, но они нужны просто потому, что показывают окружающим тебя людям, что ты - с ними, что ты - всегда готов.
…А для Олега это был роскошный подарок, да. Потому что Толик был опасен, и Олег не мог этого не чувствовать. Он был полезен - потому что подчинялся до поры и своим присутствием в отряде вносил особую, яркую ноту. Но Олег не мог не понимать, что "послушность" Толика - весьма относительна. Компания эта была Толику хороша, но в отличие от Шурки, не жизненно необходима. Если бы Толика оставили в "робингудах", рано или поздно он бы подточил авторитет командира. Олег это понимал, конечно. И не преминул воспользоваться случаем.
Да, Толик струсил. И Олег тоже струсил. И в этом эпизоде противопоставлены два абсолютно противоположных типа трусости. Трусость "физиологическая" и трусость "рассудочная". А Крапивин множество раз показывал в своих книгах, насколько эти два вида трусости различны по своим последствиям. Трусость "физиологическую" Крапивин своим героям всегда прощает, при этом, однако, показывая, что она должна быть преодолена и - она БУДЕТ преодолена. А вот трусость "рассудочная" перерастается крайне редко, сложно и относительно условно. Тут же пример с Сенцовым, с дядей Каховского и множеством других людей, в ком эта мерзкая пакость пустила корни намертво - вычистить, выжечь эту заразу почти невозможно. Это свойство личности, в отличие от трусости физиологической - которое есть скорее свойство организма, оно локально и поддаётся "лечению".
Такие острова…