"Та сторона": приметы времени в книгах Крапивина
"В чистом поле, за бугром
Видел я аэродром
Но все там было незнакомо:
И направления ветров,
И солнце, красное, как кровь,
За полосой аэродрома.
И только теплый запах трав
Такой же был, как дома… "
"- Владик говорил, что соленые огурцы морем пахнут.
- В самом деле? - удивилась мама. - Тогда принеси и мне"
Книги можно условно разделить на три типа: те, в которых приметы времени вообще незаметны, не играют роли, отсутствуют.
Книги, где приметы времени выделены нарочно, они сами по себе являются важной составляющей, основой текста.
И книги, где приметы времени хотя и многочисленны, но органично спрятаны, незаметны, часто просто потому, что когда они писались, эти приметы были чем-то естественным для автора, не рассматривались, как отдельный инструмент, особенность.
У Крапивина есть все три типа книг. Однако, первый, лишённый привязок, встречается редко и это, в основном, фантастические либо сказочные книги, да и то, приметы времени там не то чтобы отсутствуют, они скорее, перемешаны в особом художественном беспорядке, вбирающим и переосмысляющим эти приметы не как привязку к конкретному времени, а скорее, для создания некоторого специфического пейзажа. Это может быть вовсе какая-то эклектика, где собраны разные эпохи, объёдинённые по особым признакам. Какое время, например, в "Празднике лета в Старогорске", где роботы соседствуют с уютным антуражем 80-х?
Второй тип книг мне, честно говоря, нравится у Крапивина меньше. Я не беру чисто автобиографические вещи, речь о стилизациях, где он подбирает мозаику нарочно, для воссоздания прошлой эпохи. Это и "Стеклянные тайны", и "Бриг "Артемида", и даже почему-то "Тридцать три, нос утри"… Да, мозаика может быть собрана хорошо, искусно, со знанием дела, но она всё равно кажется мозаикой, панно. Ей не сравниться с куда более реальными реконструкциями из детства - типа почти автобиографических "Сказок Севки Глущенко" или чуть более вольного в этом смысле первого тома "Островов и капитанов". Потому что в книгах, собранных из детских воспоминаний, отбор не просто тщательный, он пропущен через фильтр особенного отношения автора к герою, это всё равно в очень большой степени "Я" автора - даже Толик в "Хронометре". А вот герой "Стеклянных тайн" уже не очень-то "Я", это значительная и осознанная попытка отстранения, создания обособленного образа. И выверение там происходит по каким-то искусственным критериям. Я не могу сказать даже, насколько оно точное, поскольку я не знаток той эпохи, а личность автора отстранена, отключено эмпатическое взаимодействие, ослаблена специфическая, фирменная "крапивинская" интонация - мне остаётся только верить или не верить автору на слово в области разума. А автор, как будто чувствуя это, стремится компенсировать недостаток интонационной эмпатии - обилием деталей, описаний, всё больше удаляясь от связи интонационной.
Вообще, конечно, это очень трудная задача - сложнее, чем описывать нечто странное, удивительное, иное - но при этом - современное, наблюдаемое автором непосредственно - как делал, например, Мельников-Печерский в своей превосходной бытописательной серии романов и рассказов; или Чехов в очерках о Сибири и Сахалине. Сложнее, чем описывать мир дальнего детства, как делал это Салтыков-Щедрин в "Пошехонской старине" - но создавать иную, хотя и очень близкую к нашей, реальность по чужим документам. В этом случае даже не стоит удивляться критике, потому что такая задача - это задача очень специфическая, задача исторического романиста, профессионально "заточенного" под это дело. И то - у большинства из них, я думаю, такие вещи будут получаться хорошо, если они приправлены захватывающей интригой, драмой. Либо - отстранены во времени на значительный промежуток, чтобы можно было выезжать на пряном "духе древности".
Впрочем, всё это было вступлением. Главное, что я хочу тут сказать: самые лучшие, искренние, яркие приметы времени получаются, когда автор вписывает их в книгу, возможно, вовсе даже не осознавая, что он отправляет послание в будущее. У Крапивина много таких вещей, и конечно, в этот ряд будут входить и "Журавлёнок", и "Наследники", и "Трое с площади", и многие другие. И конечно же, в этот ряд входит и повесть "Та сторона", и снова - она занимает особое место, просто уже потому, что насыщена этими приметами, насыщена абсолютно прозрачно, ненавязчиво, так, что я, например, просто не замечаю всего этого богатства, палитры - потому что они составляют саму ткань. Не замечаю, пока не захочу всмотреться...
Теперь перейду к примерам.
С чего вообще я зацепился за эту тему? Может быть, она так бы и осталась "невидимкой", потому что, как сказано выше, не режет глаза. Но вот, в очередной раз предполагая закончить разговор о "Той стороне", я увидел забавный фрагмент:
"Генка вышел на берег, думая о непонятной погоде нынешнего лета: смесь ветров, туманов, гроз и жары. Говорят, виновата растущая активность солнца"
…О, как это нам знакомо, не правда ли? В новостях почти каждую неделю пишут об очередной "небывалой" погодной аномалии, об очередном "рекорде" погоды, об ужасающих, небывалых магнитных бурях… Ну да, ну да, как говорила одна незабвенная медсестра… стукнутая, ой, сту-укнутая! Троллейбусом!
Вообще, конечно, самая главная, знаковая примета тут - это змеи. Хотя с этим не все однозначно, как по времени, так и территориально. Подозреваю (но уже толком не помню), что вопрос этот хотя бы раз здесь обсуждался - где и когда, и у кого в детстве были змеи. У меня, например, их не было.
Другая примета - это вот то множество пароходов на реках, ребята из мира книг Крапивина не видят в них ничего особенного. Мне сложно судить - я вырос вдалеке от судоходных рек, и не представляю, что осталось сейчас от того великого малого флота… Знающие люди пусть меня поправят, но подозреваю, что очень немногое от него осталось - и это, как мне кажется, намного печальнее страданий многих городских товарищей по изничтоженным трамваям - которые на наших улицах и в нынешних реалиях были весьма спорным украшением, а вот речные суда, на которых я так ни разу и не побывал, ужасно жаль.
Ушли в прошлое и маленькие аэродромы для маленьких самолётиков гражданской авиации, которых много было в те времена:
"В чистом поле, за бугром
Видел я аэродром
Но все там было незнакомо:
И направления ветров,
И солнце, красное, как кровь,
За полосой аэродрома.
И только теплый запах трав
Такой же был, как дома… "
Следующий, на первый взгляд, незаметный след времени, за который я зацепился близко к финалу повести: это момент, когда Генка рисует карту отмели на бумаге головкой целого патрона. Я всё ждал, привычный к нынешним трепетным канонам безопасности, что автор заставит героев выбросить эту опасную игрушку… Ах-ах-ах, я так и не дождался! Генка ограничился лишь тем, что, возвращая пацану самого младшего школьного возраста (как бы даже не детсадовцу, забыл уже, если честно) патрон, напомнил об осторожности. Да-да, в те времена все эти вещи были настолько обычным делом, а сейчас выглядят настолько дико…
Попутно ещё зацепился взглядом за повторяющуюся вещь, хотя и не совсем в тему, но близко - не помню, было ли что-то похожее в других вещах, но и в "Оруженосце…" и в "Той стороне…" (которые писались почти одновременно) повторяется эпизод, когда посланный за какой-то мелочью младший путает указание и приносит не то. В "Оруженосце…" это была краска для стрел, в "Той стороне…" - жидкость от комаров. Поневоле начинаешь подозревать, что эти эпизоды не просто случались не один раз в той же "Каравелле", но и произвели на автора достаточно яркое впечатление, чтобы "прописаться сразу в двух книгах :)
Кстати, о плохо сохнущей краске "всплывает" эпизод и в "Той стороне":
"- Что за белила! - начал возмущаться Генка. - Вся краска давно сухая, а они липнут и липнут. Еще не меньше трех дней ждать придется, а то штаны от скамеек не отдерем потом"
Идём дальше. Ну, такую банальность, как второгодники, даже упоминать скучно - пропустим. Хотя сама по себе тема интересная, но у Крапивина о ней ничего нового не сказано. Интересно только было бы узнать: а был ли, скажем, хотя бы в первых крапивинских отрядах хоть один настоящий, живой второгодник?
Ещё одна, упоминаемая только очень вскользь тема - это голубятники. От них у Крапивина тоже остаются только следы, наверное, сам автор этим делом в детстве не увлекался.
Что ещё? В старой детской литературе часто встречаются "отцы-путешественники": геологи, строители и другие, тех профессий, где работа связана с "романтикой путешествий". Это в повестях того времени особенно явно прослеживается - тут и Генкин папа, и различные бродяги, с которыми встречается Кашка, и отец Владика тоже не раз переезжал с места на место. Такая вот реальность шестидесятых, времени освоения огромной страны. Время сороковых было время безотцовщины, время шестидесятых - время отцов-путешественников, время романтики, целины, БАМа… Понятно, что и сам Владик собирался работать на метеорологических станциях - сейчас кому бы такое в голову-то пришло?
Ещё один момент - это крыши. Мир крыш, он был связан не только со змеями. Детям нужна была высота, простор, пространство, а в малоэтажных городках крыши были вполне доступным и относительно безопасным местом. Это в городских многоэтажках чердаки и подвалы превращались в притоны всяческих сомнительных компаний, а здесь… здесь было настоящее ребячье царство. Чердаки старинных и просто деревенских домов - это тема, достойная не одной книги, но о них тоже писали многие, даже и побольше Крапивина - хотя вряд ли лучше.
Марки и маленькие простые кораблики из щепок и коры - это, конечно, не очень-то характерная примета, марки немножко собирал и я в восьмидесятых, а кораблики, наверное, пускают до сих - хотя, честно говоря, в своей деревне я такого не видел с самого детства. А мы, да, когда-то устраивали целые сражения - на больших лужах и на пруду. Ещё у нас в деревне было ведь что удобно - на улицах были удобные колеи, по которым текли замечательные, глубокие и почти бесконечные ручьи, про которые так и просятся сочиняться истории, о том, как все ручьи впадают в реки, а реки - в моря… Сейчас такой роскоши для ребят у нас нет, потому что автомобилей стало больше, но раньше они были, в основном, грузовые. От легковушек, которые шмыгают туда-сюда, и грязь в основном только размазывают во всю уличную ширь, приличных колей ждать уже не приходится, к тому же улицы у нас несколько лет как позавалили камнями вперемешку с песком, отчего они сделались совершено ужасны...
Следующая примета - шапка-шлем. Хотел написать, что уже не застал таких, но смутно вспоминается, что у меня где-то в детсадовском ещё возрасте могла быть похожая, тоненькая. Помню такую ещё по картинке в книжке Третьякова "Алёшин год". Вообще, удобная, наверное, штука.
Кстати, об одежде. Генка, между прочим, носит джинсы. Упоминается об этом вскользь, как о чём-то совершенно обыденном. А Илька ходит в тенниске - эти лёгонькие, летучие рубашки были у меня в детстве самой любимой одеждой - удобные, комфортные и красивые. Намного лучше футболок, не говоря уже о майках, смысла которых я вообще никогда не понимал.
…А школьная брезентовая сумка с ремнём, очень похожая на такую, как у Яшки, у меня тоже была. Не помню, в каком классе, может, где-то с четвёртого и дальше… сумки тогда носились по нескольку лет, у меня во всяком случае. Совсем малышовые портфели, между прочим, уцелели, кажется, они до сих пор валяются в гараже - я запихал в них всяческие железки и провода, когда вывозил свою радиоаппаратуру из комнаты, готовясь поступать в институт. Но та брезентовая сумка износилась и выброшена - уж очень она была удобной и служила до полного "изнеможения".
А вот что касается еды… Крапивин вообще не очень-то, как мне кажется, заморачивается разносолами для своих героев. Описания еды у него обычно скупые и короткие, да, это вам не Гоголь с Мельниковым-Печерским. Картошки варёной поели, котлету сжевали - и рады. Не гурман Владислав Петрович, не гурман-с! Как-то читал я интересное замечание о том, что героев книг Носова, помещенных как бы во вневременное пространство, выдаёт их пристрастие к незамысловатым лакомствам вроде хлеба с вареньем. Примерно то же самые мы видим и в "Той стороне":
"- Переживу, - сказал Шурик. - Будут кормить вареньями. Пляж, река… Велосипед с мотором"…
…И карты! Большие карты, на (не "в", и не "с", а именно "на"!) которых можно играть! Это тоже вещь не очень-то локальная во времени, я тоже обожал путешествия по картам, покупным и самодельным. Большие карты настоящего мира продавались в магазинах, а карты различных удивительных миров и стран можно было добыть из журналов… Наверное, сейчас уже таким никто не занимается, но тут-то всё банально - бумажным картам сложно конкурировать с компьютерными. Хотя, одной вещи эти новые карты всё-таки пока ещё не могут заменить - по ним невозможно ползать, ощущая их пространство всей кожей, даже улавливая в бумажных запахах ароматы дальних морей…
"Илька улыбнулся и прилег щекой на западное побережье Африки.
…Когда пришла с работы мама, он спал, раскинувшись между Австралией и берегом Аргентины. Ладонь его бережно прикрывала мыс Горн, известный своими бурями."
…А вот забавное, наоборот, наверное, вневременное, так и не изменилось ничуточки, все те же тётки с узлами штурмуют вокзалы провинциальных городков:
"Сначала полезла из вагона какая-то тетушка, нагруженная узлами и корзинками. Откуда такие берутся в наш космический и атомный век"
А рядом - упоминание уже о самом что ни на сеть передовом фронте НТП - "круглой штуке, которая называется синхро-фазо-трон"! Да уж, хоть атомный век, хоть космический… тетушки и бабки с узлами - вечны. Чего не скажешь о пустых пивных бутылках для обмена…
А какие приметы времени в книгах Крапивина больше всего запомнились вам?