Та Сторона. Владик. Право быть сильным.
-*-
Иногда кажется, это свойство Сильных - быть стойкими в борьбе. Но не в обычной, взрослой жизни.
Пока идёт преодоление, пока правила просты, пока есть тот, кто твоей стороне, есть Ветер - не страшно, что на другой Стороне - почти весь остальной мир, во многом враждебный…
В книге эта "враждебность" - она не оттого, что кто-то или что-то желает Владику зла. Просто обычный мир не признаёт его право быть сильным.
В книге не раскрыто, как у Владика складывались отношения с ровесниками прежде, но неприятие было, поскольку они, как минимум, не понимали это его право на силу.
Один из главных друзей Владика - ветер. Почему? Это сила, с которой он на равных, она не играет с ним в поддавки, но при этом может быть союзником, она честна с ним, потому что ветру всё равно - зрячий человек или слепой, и Владик как будто чувствует это к нему.
Владику нужно было бы, чтобы и всё остальное в жизни строилось так же, как и с ветром - да, есть борьба, трудная, постоянная - но есть и уважение, преодоление, есть маленькие, честные победы. Во всяком случае - так обстоит дело на том этапе, который мы видим в начале книги.
Проблема в том, что этот мир борьбы, как ни странно, не взрослый. Настоящий мир не такой. Там награды получают не за старание и преодоление. Тем нет движения по прямой. Там силы не играют честно. А близкие оказываются не близки. Там тётка (и мать Владика) - символ этого деформированного, искажённого мира, где "близкий" человек - не друг, и где нет врага, которого бы можно было одолеть, но именно эти непреодолимые препятствия побеждают в той, настоящей жизни, а вовсе не "правильные", честные противники.
И вот к этому Владик не готов. В начале не готов.
Он стоит не так уж далеко от рубежа, за которым его линейный мир, где есть Отец, где есть придуманная им для себя Цель Жизни - оборвётся. И он чувствует это - пока ещё смутно, пока ещё неосознанно ищет опору - не для того, чтобы уйти от борьбы, а чтобы кто-то помог ему выправить неправильность взрослого мира.
А его отец для этого слишком слаб - потому что он тоже, по сути, часть правильного, но в чём-то детского мира - тот, кто стоит снаружи, но принадлежит тому, что изнутри. Хранитель.
Владик пробует взрослый мир на ощупь, чувствует, что этот мир играет с ним в поддавки, фальшиво и холодно. И едва ты доверишься этой фальши - резко изменит правила: он готов дать Владику множество поблажек, но взамен потребует лишиться ощущения Силы.
...Интересна структура Владькиного мира.
С одной стороны, Владик стремится расширить его - учится всему, что только может одолеть, ощутить всё, что для него возможно, все звуки, запахи, осязание - для него это рано стало картами мира, он использует память и остроту восприятия по максимуму.
И при этом - он ставит вокруг себя предельно жёсткие границы, создавая чёткие пределы: что для него правильно, а что - нет. Он ни за что не пойдёт на компромисс, не впустит внутрь своего пространства человека, который для него неприемлем, который не способен понять его принципы - и в этом Владик предельно жёсток с собой и окружающим. Исключение составляет стихия - от стихии не требуется понимание.
Владик оказывается настолько сильным, что походя, не замечая даже, меняет других - как хорошо это видно из сцены, где Генка прыгает с крыши - какое превосходное противопоставление "крутым поступкам" пацанов, которые решаются на сумасбродные "поступки" для внешнего самоутверждения перед сильными:
"Владик стремительно согнулся и прыгнул вперед, с крыши. Генка чуть не крикнул. Но руки отца подхватили Владика у самой земли и удержали на весу.
- Приземлились, - сказал Владик и важно покачал головой.
Генка вспомнил своего отца. Как он уехал. Какая-то смесь обиды и зависти качнула его вперед, как волна. Не думая, Генка шагнул к самому краю крыши и тоже прыгнул.
Он прыгнул не глядя. Ноги скользнули по мокрым доскам. Он упал на бок и ударился локтем. Так, что искры и слезы из глаз. Стараясь не морщиться, Генка сел и увидел над собой Владькиного отца.
- Жив?
- Жив, - сказал Генка и попытался улыбнуться."
Отец Владика (тоже бесконечно уставший) не может просить словами - но просит о помощи. И Генка принимает часть этого права - быть тем, кто одновременно ниже и выше.
И получается, что именно такое двойное мироощущение становится ударным для взросления: умение видеть и принимать другого сразу с двух противоположных точек - со стороны слабости, и со стороны силы.
И какая точная и ёмкая там была фраза: "после разговора с Иваном Сергеевичем Генка чувствовал себя немного уставшим и повзрослевшим."
Владик без оглядки тратит энергию. Он не знает и не хочет знать покоя. Кажется, ему совсем не нужно состояние расслабленности, отдыха. Он в этом смысле такой же как Илька, но Илька горит ради полёта, самого по себе, а Владик неутомимо ищет какую-нибудь зацепку в этом мире, которая сможет доказать его право быть равным. Жить так, как живёт Илька, можно бесконечно - лишь бы лето не кончалось. А вот так, как Владик…
Я искал в тексте повести один фрагмент, и в электронном варианте использовал поиск по слову "покой". Самое забавное, что фрагмент этот не нашёлся - потом я вспомнил, что это вообще из другой книги другого автора, эти сцены перемешались у меня в голове, и недаром: там другой персонаж возмущается тем, что опекающая его женщина хочет для больного "покоя", а тот говорит, что не нужен ему покой: что он, покойник какой?
Но пока я искал эту несуществующую сцену, я обратил внимание, как часто встречается в тексте слово "беспокойство". Оно вообще очень подходит книге, оно как ожидание грозы. И недаром - ведь ветер часто приносит грозы…
Всё, что дальше - это будет отдельный разговор. А пока я хотел обратить внимание на интересное переотражение истории Владика в книге "Самолёт по имени Серёжка". Там вообще всё иначе. Там показательный шаг от "сильного" героя к "слабому". От борьбы за место в нашем мире, борьбы силы, воли - к борьбе в каких-то иных сферах души, где автор переносит победу героев в пространства Заоблачных Городов.
…Сейчас люди любят сочинять фанфики. Иногда это бывают мрачные фанфики, где герою не достаётся победа (хотя он и не погибает). На какую-то минуту представилось, что Владик вырос, не победив. Мог ли он остаться прежним, сильным? Стать тем полярником на метеостанции… вечно хранить маску несломленного… Он как будто чувствовал, что на это его не хватит - и поэтому бесстрашно шагал в грозу.
Иногда кажется, это свойство Сильных - быть стойкими в борьбе. Но не в обычной, взрослой жизни.
Пока идёт преодоление, пока правила просты, пока есть тот, кто твоей стороне, есть Ветер - не страшно, что на другой Стороне - почти весь остальной мир, во многом враждебный…
В книге эта "враждебность" - она не оттого, что кто-то или что-то желает Владику зла. Просто обычный мир не признаёт его право быть сильным.
В книге не раскрыто, как у Владика складывались отношения с ровесниками прежде, но неприятие было, поскольку они, как минимум, не понимали это его право на силу.
Один из главных друзей Владика - ветер. Почему? Это сила, с которой он на равных, она не играет с ним в поддавки, но при этом может быть союзником, она честна с ним, потому что ветру всё равно - зрячий человек или слепой, и Владик как будто чувствует это к нему.
Владику нужно было бы, чтобы и всё остальное в жизни строилось так же, как и с ветром - да, есть борьба, трудная, постоянная - но есть и уважение, преодоление, есть маленькие, честные победы. Во всяком случае - так обстоит дело на том этапе, который мы видим в начале книги.
Проблема в том, что этот мир борьбы, как ни странно, не взрослый. Настоящий мир не такой. Там награды получают не за старание и преодоление. Тем нет движения по прямой. Там силы не играют честно. А близкие оказываются не близки. Там тётка (и мать Владика) - символ этого деформированного, искажённого мира, где "близкий" человек - не друг, и где нет врага, которого бы можно было одолеть, но именно эти непреодолимые препятствия побеждают в той, настоящей жизни, а вовсе не "правильные", честные противники.
И вот к этому Владик не готов. В начале не готов.
Он стоит не так уж далеко от рубежа, за которым его линейный мир, где есть Отец, где есть придуманная им для себя Цель Жизни - оборвётся. И он чувствует это - пока ещё смутно, пока ещё неосознанно ищет опору - не для того, чтобы уйти от борьбы, а чтобы кто-то помог ему выправить неправильность взрослого мира.
А его отец для этого слишком слаб - потому что он тоже, по сути, часть правильного, но в чём-то детского мира - тот, кто стоит снаружи, но принадлежит тому, что изнутри. Хранитель.
Владик пробует взрослый мир на ощупь, чувствует, что этот мир играет с ним в поддавки, фальшиво и холодно. И едва ты доверишься этой фальши - резко изменит правила: он готов дать Владику множество поблажек, но взамен потребует лишиться ощущения Силы.
...Интересна структура Владькиного мира.
С одной стороны, Владик стремится расширить его - учится всему, что только может одолеть, ощутить всё, что для него возможно, все звуки, запахи, осязание - для него это рано стало картами мира, он использует память и остроту восприятия по максимуму.
И при этом - он ставит вокруг себя предельно жёсткие границы, создавая чёткие пределы: что для него правильно, а что - нет. Он ни за что не пойдёт на компромисс, не впустит внутрь своего пространства человека, который для него неприемлем, который не способен понять его принципы - и в этом Владик предельно жёсток с собой и окружающим. Исключение составляет стихия - от стихии не требуется понимание.
Владик оказывается настолько сильным, что походя, не замечая даже, меняет других - как хорошо это видно из сцены, где Генка прыгает с крыши - какое превосходное противопоставление "крутым поступкам" пацанов, которые решаются на сумасбродные "поступки" для внешнего самоутверждения перед сильными:
"Владик стремительно согнулся и прыгнул вперед, с крыши. Генка чуть не крикнул. Но руки отца подхватили Владика у самой земли и удержали на весу.
- Приземлились, - сказал Владик и важно покачал головой.
Генка вспомнил своего отца. Как он уехал. Какая-то смесь обиды и зависти качнула его вперед, как волна. Не думая, Генка шагнул к самому краю крыши и тоже прыгнул.
Он прыгнул не глядя. Ноги скользнули по мокрым доскам. Он упал на бок и ударился локтем. Так, что искры и слезы из глаз. Стараясь не морщиться, Генка сел и увидел над собой Владькиного отца.
- Жив?
- Жив, - сказал Генка и попытался улыбнуться."
Отец Владика (тоже бесконечно уставший) не может просить словами - но просит о помощи. И Генка принимает часть этого права - быть тем, кто одновременно ниже и выше.
И получается, что именно такое двойное мироощущение становится ударным для взросления: умение видеть и принимать другого сразу с двух противоположных точек - со стороны слабости, и со стороны силы.
И какая точная и ёмкая там была фраза: "после разговора с Иваном Сергеевичем Генка чувствовал себя немного уставшим и повзрослевшим."
Владик без оглядки тратит энергию. Он не знает и не хочет знать покоя. Кажется, ему совсем не нужно состояние расслабленности, отдыха. Он в этом смысле такой же как Илька, но Илька горит ради полёта, самого по себе, а Владик неутомимо ищет какую-нибудь зацепку в этом мире, которая сможет доказать его право быть равным. Жить так, как живёт Илька, можно бесконечно - лишь бы лето не кончалось. А вот так, как Владик…
Я искал в тексте повести один фрагмент, и в электронном варианте использовал поиск по слову "покой". Самое забавное, что фрагмент этот не нашёлся - потом я вспомнил, что это вообще из другой книги другого автора, эти сцены перемешались у меня в голове, и недаром: там другой персонаж возмущается тем, что опекающая его женщина хочет для больного "покоя", а тот говорит, что не нужен ему покой: что он, покойник какой?
Но пока я искал эту несуществующую сцену, я обратил внимание, как часто встречается в тексте слово "беспокойство". Оно вообще очень подходит книге, оно как ожидание грозы. И недаром - ведь ветер часто приносит грозы…
Всё, что дальше - это будет отдельный разговор. А пока я хотел обратить внимание на интересное переотражение истории Владика в книге "Самолёт по имени Серёжка". Там вообще всё иначе. Там показательный шаг от "сильного" героя к "слабому". От борьбы за место в нашем мире, борьбы силы, воли - к борьбе в каких-то иных сферах души, где автор переносит победу героев в пространства Заоблачных Городов.
…Сейчас люди любят сочинять фанфики. Иногда это бывают мрачные фанфики, где герою не достаётся победа (хотя он и не погибает). На какую-то минуту представилось, что Владик вырос, не победив. Мог ли он остаться прежним, сильным? Стать тем полярником на метеостанции… вечно хранить маску несломленного… Он как будто чувствовал, что на это его не хватит - и поэтому бесстрашно шагал в грозу.