"Красные сибирячки"
Гостевой пост Рины Незелёной
Планов на рождественские каникулы у меня было "громадьё": перечитать все, что я купила на прошедших КРЯККах. Однако они не реализовались. Случайно в руки мне попались рукописные записки одной замечательной сибирячки, годы детства которой пришлись на Великую Отечественную войну1941-1945 гг. Они вполне заслуживают публикации. Позже я приведу небольшой фрагмент из них.
Записки эти мне мучительно что-то напоминали! И тогда я вспомнила, что о таких рассказиках-жемчужинах я слышала на одной из КРЯКК. Речь идет о книге Рены Яловецкой "Сибирские палестины" о сибирской ветви евреев. Конечно я пошла в любимую Краевушку, где дополнительно мне выдали сборники "Синий цвет" и "Едут леди на велосипеде" этого же автора.
С первых же строк я была очарована текстом, догадалась, что речь идет о конкретных, вполне узнаваемых лицах. Например, вывеска на воротах двора, где живет веселая девочка Рена:
"Игра на фортепиано. Даю уроки детям" Имею рекомендации.
Диплом Варшавской консерватории. МИНА КРУМНИК"
Рассказ о ней и ее сестре называется "Музыкантши". Чудесный веселый рассказ с элементами художественного вымысла о двух сестрах близнецах Мине и Бомбе. "Правда, вторую старушку звали Бертой, но ребята решили, если есть Мина, то рядом должна непременно находиться Бомба, и переиначили ее истинное имя. Мина и Бомба занимали комнату на первом этаже напротив кондитерской фабрики. Ветер приносил запахи ванили, какао и корицы..."
Эти запахи и моего детства! А ведь Мина Ароновна КРУМНИК в действительности Мина Мироновна КРАМНИК!
Обратимся к записям Е.В. Прыгун "ВЕРНОСТЬ ПРИЗВАНИЮ" о музыкальном педагоге Кларе Борисовне Нестеровой:
"У Клары Борисовны прекрасная педагогическая родословная. Первые шаги в музыке она сделала под руководством Мины Мироновны Крамник одного из первых педагогов Красноярской народной консерватории, приехавшей в Красноярск в 1907 году после окончания музыкального училища в Вильно (после революции Вильнюс). М.М. Крамник была яркой исполнительницей играла с симфоническим оркестром фортепианные концерты Сен-Санса и Моцарта, выступала solo в концертах Красноярского общества любителей музыки и литературы. Но главным делом её жизни стала детская педагогика, которой она занималась с большим успехом. Среди многочисленных учеников Мины Мироновны дети основателя Народной консерватории Павла Иосифовича Иванова-Радкевича", Екатерина Константиновна Иоффель и вот эта красавица с косами - Ариадна Иннокентьевна Дьякова. Фотография из архива дочери Ирины Михайловны Яковлевой отсюда.
История появления сестер Крамник в Красноярске в рассказе имеет такую версию:
"Берту сослали за участие в эсеровской организации, а музыкантша Мина добровольно поехала в ссылку за опальной сестрой". В книге описана внешность сестер: "Похожи были птицы - неразлучницы как две капли воды: глаза фиалковые, носики клювиком, губы узкие - ниточкой. С детства они предпочитали черный цвет, но вовсе не как знак траура по несостоявшейся женской судьбе. К черному шелку или сукну полагались шляпки, напоминающие головные уборы. Мина всегда выходила на улицу с зонтом и битком набитой нотной папкой с барельефом Моцарта. Бомба-с рюкзаком, из которого торчал спортивный обруч... Экстравагантные фигуры "Крумниц" были всегда заметны на городском пейзаже".
На фотографии преподавателей Красноярского музыкального техникума из фондов КККМ Мина Мироновна Крамник крайняя справа в первом ряду без шляпки, но кажется в черном платье:
Преподаватели Красноярского музыкального техникума. Стоят слева направо: Клястер, Марксон, Мильштейн, Плакса, Жданович, П.И. Словцов, Абаянцев, Лесковский, Гроника, Пустовойт. Сидят: Странолюбская, Семенович, Тихонов, М.Н. Риоли-Словцова, Маковецкая и Крамник. 1924 г. Из фондов КККМ
Екатерина Константиновна Иоффель вспоминает: "Мне не было еще семи лет, когда меня мама повела поступать в музыкальную школу. Она была расположена на улице Горького 11. Потом школа переехала на угол улиц Маркса и Сурикова, где позднее будет помещаться училище, а ныне музыкальная школа № 1 . Меня определили в класс фортепиано к Мине Мироновне Крамник Это была изумительная пианистка и педагог.. После окончания музыкальной школы я продолжала заниматься у М.М. Крамник по классу фортепиано, хотя поступила в класс сольного пения Маргариты Николаевны Риоли-Словцовой...
Дом Словцовых находился на углу улиц Сурикова и Урицкого. Репетиции к спектаклям Трудового оперного коллектива проходили в доме Словцовых, расположенном на углу Сурикова и Урицкого (ныне там находится гостиница «Уют»). Маргарита Николаевна прекрасно аккомпанировала, великолепно играла на рояле, поэтому Пётр Иванович репетировал дома. Когда репетировал, то открывал окно. И в это время на улице Урицкого, у фабрики «Спартак» собиралась толпа народа: никто никого не приглашал, но люди знали время, когда он репетирует, и улицы были запружены народом. Вот такая была тяга к искусству: приходили и слушали, как Словцов репетирует, а когда он сам пел вообще была сказка».
Рена Яловецкая так описывает музыкальные способности Мины: "Мина с юности принесла себя в жертву музыке. Она испытывала экстаз, отдаваясь игре. Пальцы её извлекали из клавишей божественные звуки. Она жила, поглощенная ритмами волшебной громадины-рояля, став его рабой и повелительницей. Тональности, музыкальные размеры управляли её судьбой, вносили свой порядок. Минор сменялся мажором. За терцией следовали кварты и квинты. Гармония рождала счастье".
Мина Мироновна Крамник-блистательная пианистка и педагог, проработала в училище 38 лет со дня его основания. В этом году Народной консерватории исполняется 100 лет! О ней есть прекрасная статья на сайте Красное место:
В сборнике Краевушки "Край наш Красноярский: календарь знаменательных и памятных дат на 2010 год" есть юбилейная статья к 80-летию со дня открытия ДЕТСКОЙ МУЗЫКАЛЬНОЙ ШКОЛЫ № 1. И в ней тоже упоминается М. М. Крамник: "Детская музыкальная школа №1 была открыта 1 сентября 1930 года. Её первый директор - энтузиаст музыкального дела Самуил Федорович Абаянцев, преподаватели рояля Тамара Фаустовна Абрамович, Мина Мироновна Крамник, Евгения Романовна Брагина, скрипач Абрам Леонтьевич Марксон, замечательный музыковед Константин Николаевич Сементовский. Это преподаватели первого поколения школы, когда в ней числилось всего 45 учеников, обучавшихся по двум специальностям: «фортепиано» и «скрипка»".
Дом Зельмановича. 1911 г. Из фондов КККМ
Само это прекрасное здание, известное нам как "Дом Зельмановича" ранее имело адрес угол Гостинской/ угол Покровского переулка № 15. И о нем есть статья на сайте: Красное место. После муниципализации в 1920 году в доме некоторое время жили ответственные работники советских учреждений, например, заведующий Общим отделом Губернского отдела юстиции Вивиан Азарьевич Итин вместе с коллегой, заведующим карательным отделом Т.В. Васильевым. Судьба же самого хозяина Моисея Хаимовича Зельмановича с семьей после прихода Советской власти не ясна. В Красноярском архиве я нашла только заявление его сына в Губюстотдел, датированное 18 февраля 1920 года:
Однако в списках служащих Губюстотдела его нет.
Куда исчезли хозяева этих прекрасных особняков: Зельмановичи, Либманы, Цукерманы, Якобсоны?
Жилой дом Фриммы Гершевны Цукерман по ул. Благовещенской.1910-1911 гг.
Из фондов КККМ
Цукерман верхом на лошади во дворе своего дома.
Из фотоальбома с надписью "Н. Кусковой". 1912 г.Из фондов КККМ
Здание доходного дома Либмана. 1911 - 1915 гг. Из фондов КККМ
Группа студентов-красноярцев: Е.Е. Колосов, В.П. Попова-Колосова, Либман и др.
1900 г. Из фондов ГЦМСИР
Вернемся к книгам Яловецкой. Еще один замечательный рассказ называется "Японский счет" о десятилетней девочке Лиле с черной челкой и пленном японце Ямомото.
Японские военнопленные. 08.1945 г. Из фондов ГЦМСИР
В Красноярске многие знают, что почти 75 лет назад с 1945 по 1948 гг в нашем городе находились японские военнопленные. По сведениям историков в Красноярском крае число их составляло около 23 000 человек. Основная масса военнопленных работала на заводах и фабриках г. Красноярска. Большая их часть использовались на строительстве заводских объектов и жилья. В построенных ими домах на улице Калинина, например, и сейчас живут люди. В Красноярске располагалось управление лагеря № 34. Оно насчитывало 11 лагерных отделений, из них, по сведениям Спиридонова М.Н. лаготделения №№ 1 и 2 были приписаны к паровозовагоноремонтному заводу (ПВРЗ), 4-е лаготделение прибыло для работы на заводе № 4 (современный Красмаш), 5-е - на завод № 703 (Комбайновый), лаготделение № 10 - для треста «Дорстрой» Красноярской железной дороги, лаготделение № 11 - для Красноярской ТЭЦ.
Один из красноярцев в комментариях к интересному посту пишет, что его "мама рассказывала, как она в детстве, уже школьницей, где то году в 1946-ом, с подружками бегала смотреть на пленных японцев, рывших траншеи на улице Карла Маркса - по-видимому, там ремонтировали водопровод...".
Возможно, где-то рядом жила девочка Лина, которую "чужеземные отверженные" люди притягивали как магнит. "Часто, бежав из школы, она открывала портфель и, пока конвоир отворачивался, совала Эю (так она звала пленного японца) морковку, котлету или бабушкины драники... Она притащила ему шарф и руковицы из овчины, заметив, что пальцы его обморожены и стерты из крови..." и "Эй по-своему одарил девочку - смастерил из серой бумаги птиц, драконов, а из старой газеты вырезал странное одеяние... Ити, ни, сан, си, го, року, хати, хити, ку, даю - это был диковинный музыкальный пассаж", который был озвучен Ямомото в ответ на музыкальный счет Лины. Но однажды японец заболел тифом...
Я не буду рассказывать окончание. Возможно, читатель тоже откроет для себя прозу Рены Яловецкой, но выполню обещанное. Отрывок из записок Сибирячки:
"1946 год... Жизнь все еще была очень тяжелой. Продуктов по-прежнему было мало. Кругом были очереди, особенно за хлебом..."
В весенних номерах газеты "Красноярский рабочий" 1946 года время от времени публиковали объявления следующего содержания:
Рабочих рук в стране не хватало. Видимо на одно из таких объявлений откликнулись семья моей знакомой:
"Пять семей красноярцев, в том числе и мы, поехали на Север. Долго плыли на пароходе, любуясь берегами, усыпанными жарками. С сестрой подолгу смотрели на колеса парохода. С парохода пересели на машину, потом ехали на лошадях, заезжали в какие-то поселки, деревушки. В одном красивом ярком поселке остановились у одинокой женщины. В соседнем большом доме жило семейство рыжих людей. С одной рыжей девочкой мы с сестрой подружились. Она была яркой, рыжей и очень доброй. Наша мама называла её жарком. Этот поселок мне казался сказочным. Вокруг красивые горы. Дома были раскрашены яркими красками. На окружающих горках было очень много жимолости и красивого леса...Мы ходили за жимолостью. Ягоды были крупными и очень сладкими. Местные жители эту ягоду называли волчьей и не собирали её. Мы с сестрой набрали много ягоды и мама сварила варенье. Уговорили хозяйку и соседей попробовать. Оно всем понравилось. Сахар мы купили в магазине. В магазине был большой выбор продуктов, товаров. Наших родителей это очень удивляло.
Снова мы долго ехали. Наконец мы прибыли на прииск. Поселок был небольшой, расположен на берегу красивой, извилистой, многоводной реки. Вокруг поселка стояла величественная тайга. Место было сказочное. Я приметила на каменистом берегу большой камень. Мне думалось, что именно на нем сидела Аленушка из картины Васнецова. Оказалось, что нас тут никто не ждал. Одна семья сразу же повернула назад. Остальные, в т.ч. и мы, остались (наверное, не было денег на обратную дорогу).
Поселились мы все в полуразрушенные бараки, в которых до нас жили пленные японцы. Многие из них уже покоились на большом японском кладбище. На каждой могиле стояли столбики с прибитой дощечкой, на которой были нарисованы иероглифы и цифры. На этом кладбище было много земляники. Её никто не собирал. По кладбищу бегали бурундуки и белки. Понемногу стали обустраиваться. На окна натянули марлю, на дверные проёмы повесили брезент. Отец быстро настелил потолок. Его засыпали землёю. Также он настелил полы. По ночам с потолка, хотя он был новым, на нас падали клопы. Родители с ними боролись. Печь отец сделал из огромной железной бочки, на которой сбил плоскость для приготовления еды. смастерил дверцу. Эту печь мы установили на каменную плоскость, так же смастерил нары, стол, четыре стула, шкафчик. Материалы выдавали со склада Все это отец мастерил вечерами и допоздна. Сам был трудоустроен механиком на драгу. Однажды я даже видела у него кусочек золота размером с фасолинку. Он мне сказал, что это наша надежда на жизнь.
Вместе с поселковыми детьми мы с сестрой стали ходить к японцам. Их осталось очень мало. Они сидели, лежали в своих развалившихся бараках. Все они были очень худыми, желтыми, кашляли с каким-то надрывом. Многие еще и сильно стонали. Мы с сестрой им понравились. Они нам вырезали из дерева всякие фигурки зверей, куколок. Дарили нам свои легкие из белого металла монетки. Эти монетки пробивались гвоздиком и в дырочку протягивали нитку... Часто женщины компанией ходили по ягоды. Иногда собирали их на японском кладбище и пели там грустные песни. Этот поселок был основан сосланными кулаками. Поселковые жили хорошо. У них были построены добротные теплые дома с огромными огородами, теплицами. во многих семьях были пасеки. Все мужчины были охотники и рыболовы. На берегу реки мы видели большие лодки. Мама японцев жалела, носила им всякие отвары из трав, кореньев, ягоду и даже еду. Мы ребятишки часто бывали у них, но не разу не видели, чтобы их кормили. к осени их осталось совсем мало, а японское кладбище все росло. К зиме они все умерли. Их бараки разобрали на дрова. Один офицер, почти умирающий, еще летом подарил мне хорошие хромовые сапоги с высокими голенищами. Из них отец сшил нам с сестрой очень удобные сапожки. Я этим была очень удивлена: наш отец умел делать всё! Мама им очень гордилась.
Мы с сестрой бегали теперь по лесу и не боялись змей, которых было очень много. На реке эти змеи плавали очень красиво, как ладьи. Утром, чтобы выйти из дома, надо было постучать по двери, так как на крыльце всегда лежали змеи. На двери даже висела на веревочке палка для стука.
Почти ежедневно мы с мамой ходили в лес за ягодами и грибами. Отец приносил теперь орехи. Родители старались делать запасы на зиму. Позднее мы собирали бруснику и сдавали в сельпо. За это получали деньги. К сожалению, среди красноярцев не было ни охотников, ни рыболовов. Картошку красноярцы не успели посадить, так как приехали поздно. У местных жителей практически ничего не могли купить, они не продавали нам почему то. Наши родители были самыми трудолюбивыми. Отец после работы заходил в поселок и там что-то ремонтировал, что-то строил. За это поселковые ему платили мясом, салом, рыбой, молоком.. Барак промерзал. Печку топили день и ночь. Красноярцы сильно болели. Потом буквально один за одним стали умирать, продукты кончались. Магазин закрылся. Отец стал болеть. К нашей беде еще и прииск закрылся. Отец всю драгу перемазал, что-то отремонтировал и сдал её на склад. За это получил деньги. В один день к нам пришел соседний мальчик со слезами, у него умерла мама. Это был последний человек из наших соседей-красноярцев. Наши родители приложили все усилия, чтобы выбраться из этого "золотого" места. В первых числах декабря мы выехали из этого поселка..."
Ехала семья обратно с большими мытарствами, но и в дороге помогали чем могли людям, а в одном зимовье отдали шерстяной плед новорожденной девочке и её матери, жене сосланного в эти края профессора... Явились наши красноярцы в родной город голыми, как бродяги. "Отец снова устроился на свое место в аэропорту . Маму приняли в музей кассиром...Музей стал для нас с сестрой родным домом. Директриса нас любила. Водила во всякие заказники, хранилища. Это четыре башни на крыше и часть подвала..."
Что это был за поселок и прииск? Может Тея, "Соврудник"?
Балуев Иван Иванович. Негатив стеклянный. Соврудник. Общий вид с юго-западной стороны. 1940 г. Из фондов КККМ
Балуев Иван Иванович. Негатив стеклянный. Соврудник. Драга №7. Общий вид ручья Сивигликон. Июль 1940. Из фондов КККМ
Известно, что на северные прииски треста "Енисейзолото", согласно договору с Управлением НКВД по Красноярскому краю было направлено 1500 японцев. Военнопленные лагерных отделений № 8 и № 9 работали в строительстве и лесозаготовках для золотых приисков "Новомихайловский", "Старая Еруда", "Соврудник" и в поселке Уволга.
Как пишет в своем рассказе Рена Яровецкая: "Жалость и сочувствие побеждали былую ненависть к "самураям". Редко кто вспоминал про Халкин-Гол и озеро Хасан. Лина совала Эю домашние ватрушки и несьеденные школьные завтраки - серые булки, посыпанные желтым сахарным песком. Кроме еды Лиля тащила избраннику все, что ей казалось ценным: книгу стихов, полученную в подарок, и игру "Одень девочку..."
Скажу одно: все рассказы у Рены Яловецкой очень светлые, но по сути своей это серьезная история нашего города, края. Эти книги надо читать!
И, напоследок, один интересный факт. Мой родственник совсем недавно реставрировал здание по проспекту Мира. На одном из кирпичей этого здания он увидел японские иероглифы и прислал мне фотографию:
Переводятся иероглифы как "Во имя мира!"
А здание это известно нам, как Контора братьев Ревильон:
1940-ые. Из фондов КККМ
«Красные сибирячки» - так называлась одна веселая еврейская парикмахерская в рассказах Рены, хотя я о том, как прекрасны наши земляки!
Планов на рождественские каникулы у меня было "громадьё": перечитать все, что я купила на прошедших КРЯККах. Однако они не реализовались. Случайно в руки мне попались рукописные записки одной замечательной сибирячки, годы детства которой пришлись на Великую Отечественную войну1941-1945 гг. Они вполне заслуживают публикации. Позже я приведу небольшой фрагмент из них.
Записки эти мне мучительно что-то напоминали! И тогда я вспомнила, что о таких рассказиках-жемчужинах я слышала на одной из КРЯКК. Речь идет о книге Рены Яловецкой "Сибирские палестины" о сибирской ветви евреев. Конечно я пошла в любимую Краевушку, где дополнительно мне выдали сборники "Синий цвет" и "Едут леди на велосипеде" этого же автора.
С первых же строк я была очарована текстом, догадалась, что речь идет о конкретных, вполне узнаваемых лицах. Например, вывеска на воротах двора, где живет веселая девочка Рена:
"Игра на фортепиано. Даю уроки детям" Имею рекомендации.
Диплом Варшавской консерватории. МИНА КРУМНИК"
Рассказ о ней и ее сестре называется "Музыкантши". Чудесный веселый рассказ с элементами художественного вымысла о двух сестрах близнецах Мине и Бомбе. "Правда, вторую старушку звали Бертой, но ребята решили, если есть Мина, то рядом должна непременно находиться Бомба, и переиначили ее истинное имя. Мина и Бомба занимали комнату на первом этаже напротив кондитерской фабрики. Ветер приносил запахи ванили, какао и корицы..."
Эти запахи и моего детства! А ведь Мина Ароновна КРУМНИК в действительности Мина Мироновна КРАМНИК!
Обратимся к записям Е.В. Прыгун "ВЕРНОСТЬ ПРИЗВАНИЮ" о музыкальном педагоге Кларе Борисовне Нестеровой:
"У Клары Борисовны прекрасная педагогическая родословная. Первые шаги в музыке она сделала под руководством Мины Мироновны Крамник одного из первых педагогов Красноярской народной консерватории, приехавшей в Красноярск в 1907 году после окончания музыкального училища в Вильно (после революции Вильнюс). М.М. Крамник была яркой исполнительницей играла с симфоническим оркестром фортепианные концерты Сен-Санса и Моцарта, выступала solo в концертах Красноярского общества любителей музыки и литературы. Но главным делом её жизни стала детская педагогика, которой она занималась с большим успехом. Среди многочисленных учеников Мины Мироновны дети основателя Народной консерватории Павла Иосифовича Иванова-Радкевича", Екатерина Константиновна Иоффель и вот эта красавица с косами - Ариадна Иннокентьевна Дьякова. Фотография из архива дочери Ирины Михайловны Яковлевой отсюда.
История появления сестер Крамник в Красноярске в рассказе имеет такую версию:
"Берту сослали за участие в эсеровской организации, а музыкантша Мина добровольно поехала в ссылку за опальной сестрой". В книге описана внешность сестер: "Похожи были птицы - неразлучницы как две капли воды: глаза фиалковые, носики клювиком, губы узкие - ниточкой. С детства они предпочитали черный цвет, но вовсе не как знак траура по несостоявшейся женской судьбе. К черному шелку или сукну полагались шляпки, напоминающие головные уборы. Мина всегда выходила на улицу с зонтом и битком набитой нотной папкой с барельефом Моцарта. Бомба-с рюкзаком, из которого торчал спортивный обруч... Экстравагантные фигуры "Крумниц" были всегда заметны на городском пейзаже".
На фотографии преподавателей Красноярского музыкального техникума из фондов КККМ Мина Мироновна Крамник крайняя справа в первом ряду без шляпки, но кажется в черном платье:
Преподаватели Красноярского музыкального техникума. Стоят слева направо: Клястер, Марксон, Мильштейн, Плакса, Жданович, П.И. Словцов, Абаянцев, Лесковский, Гроника, Пустовойт. Сидят: Странолюбская, Семенович, Тихонов, М.Н. Риоли-Словцова, Маковецкая и Крамник. 1924 г. Из фондов КККМ
Екатерина Константиновна Иоффель вспоминает: "Мне не было еще семи лет, когда меня мама повела поступать в музыкальную школу. Она была расположена на улице Горького 11. Потом школа переехала на угол улиц Маркса и Сурикова, где позднее будет помещаться училище, а ныне музыкальная школа № 1 . Меня определили в класс фортепиано к Мине Мироновне Крамник Это была изумительная пианистка и педагог.. После окончания музыкальной школы я продолжала заниматься у М.М. Крамник по классу фортепиано, хотя поступила в класс сольного пения Маргариты Николаевны Риоли-Словцовой...
Дом Словцовых находился на углу улиц Сурикова и Урицкого. Репетиции к спектаклям Трудового оперного коллектива проходили в доме Словцовых, расположенном на углу Сурикова и Урицкого (ныне там находится гостиница «Уют»). Маргарита Николаевна прекрасно аккомпанировала, великолепно играла на рояле, поэтому Пётр Иванович репетировал дома. Когда репетировал, то открывал окно. И в это время на улице Урицкого, у фабрики «Спартак» собиралась толпа народа: никто никого не приглашал, но люди знали время, когда он репетирует, и улицы были запружены народом. Вот такая была тяга к искусству: приходили и слушали, как Словцов репетирует, а когда он сам пел вообще была сказка».
Рена Яловецкая так описывает музыкальные способности Мины: "Мина с юности принесла себя в жертву музыке. Она испытывала экстаз, отдаваясь игре. Пальцы её извлекали из клавишей божественные звуки. Она жила, поглощенная ритмами волшебной громадины-рояля, став его рабой и повелительницей. Тональности, музыкальные размеры управляли её судьбой, вносили свой порядок. Минор сменялся мажором. За терцией следовали кварты и квинты. Гармония рождала счастье".
Мина Мироновна Крамник-блистательная пианистка и педагог, проработала в училище 38 лет со дня его основания. В этом году Народной консерватории исполняется 100 лет! О ней есть прекрасная статья на сайте Красное место:
В сборнике Краевушки "Край наш Красноярский: календарь знаменательных и памятных дат на 2010 год" есть юбилейная статья к 80-летию со дня открытия ДЕТСКОЙ МУЗЫКАЛЬНОЙ ШКОЛЫ № 1. И в ней тоже упоминается М. М. Крамник: "Детская музыкальная школа №1 была открыта 1 сентября 1930 года. Её первый директор - энтузиаст музыкального дела Самуил Федорович Абаянцев, преподаватели рояля Тамара Фаустовна Абрамович, Мина Мироновна Крамник, Евгения Романовна Брагина, скрипач Абрам Леонтьевич Марксон, замечательный музыковед Константин Николаевич Сементовский. Это преподаватели первого поколения школы, когда в ней числилось всего 45 учеников, обучавшихся по двум специальностям: «фортепиано» и «скрипка»".
Дом Зельмановича. 1911 г. Из фондов КККМ
Само это прекрасное здание, известное нам как "Дом Зельмановича" ранее имело адрес угол Гостинской/ угол Покровского переулка № 15. И о нем есть статья на сайте: Красное место. После муниципализации в 1920 году в доме некоторое время жили ответственные работники советских учреждений, например, заведующий Общим отделом Губернского отдела юстиции Вивиан Азарьевич Итин вместе с коллегой, заведующим карательным отделом Т.В. Васильевым. Судьба же самого хозяина Моисея Хаимовича Зельмановича с семьей после прихода Советской власти не ясна. В Красноярском архиве я нашла только заявление его сына в Губюстотдел, датированное 18 февраля 1920 года:
Однако в списках служащих Губюстотдела его нет.
Куда исчезли хозяева этих прекрасных особняков: Зельмановичи, Либманы, Цукерманы, Якобсоны?
Жилой дом Фриммы Гершевны Цукерман по ул. Благовещенской.1910-1911 гг.
Из фондов КККМ
Цукерман верхом на лошади во дворе своего дома.
Из фотоальбома с надписью "Н. Кусковой". 1912 г.Из фондов КККМ
Здание доходного дома Либмана. 1911 - 1915 гг. Из фондов КККМ
Группа студентов-красноярцев: Е.Е. Колосов, В.П. Попова-Колосова, Либман и др.
1900 г. Из фондов ГЦМСИР
Вернемся к книгам Яловецкой. Еще один замечательный рассказ называется "Японский счет" о десятилетней девочке Лиле с черной челкой и пленном японце Ямомото.
Японские военнопленные. 08.1945 г. Из фондов ГЦМСИР
В Красноярске многие знают, что почти 75 лет назад с 1945 по 1948 гг в нашем городе находились японские военнопленные. По сведениям историков в Красноярском крае число их составляло около 23 000 человек. Основная масса военнопленных работала на заводах и фабриках г. Красноярска. Большая их часть использовались на строительстве заводских объектов и жилья. В построенных ими домах на улице Калинина, например, и сейчас живут люди. В Красноярске располагалось управление лагеря № 34. Оно насчитывало 11 лагерных отделений, из них, по сведениям Спиридонова М.Н. лаготделения №№ 1 и 2 были приписаны к паровозовагоноремонтному заводу (ПВРЗ), 4-е лаготделение прибыло для работы на заводе № 4 (современный Красмаш), 5-е - на завод № 703 (Комбайновый), лаготделение № 10 - для треста «Дорстрой» Красноярской железной дороги, лаготделение № 11 - для Красноярской ТЭЦ.
Один из красноярцев в комментариях к интересному посту пишет, что его "мама рассказывала, как она в детстве, уже школьницей, где то году в 1946-ом, с подружками бегала смотреть на пленных японцев, рывших траншеи на улице Карла Маркса - по-видимому, там ремонтировали водопровод...".
Возможно, где-то рядом жила девочка Лина, которую "чужеземные отверженные" люди притягивали как магнит. "Часто, бежав из школы, она открывала портфель и, пока конвоир отворачивался, совала Эю (так она звала пленного японца) морковку, котлету или бабушкины драники... Она притащила ему шарф и руковицы из овчины, заметив, что пальцы его обморожены и стерты из крови..." и "Эй по-своему одарил девочку - смастерил из серой бумаги птиц, драконов, а из старой газеты вырезал странное одеяние... Ити, ни, сан, си, го, року, хати, хити, ку, даю - это был диковинный музыкальный пассаж", который был озвучен Ямомото в ответ на музыкальный счет Лины. Но однажды японец заболел тифом...
Я не буду рассказывать окончание. Возможно, читатель тоже откроет для себя прозу Рены Яловецкой, но выполню обещанное. Отрывок из записок Сибирячки:
"1946 год... Жизнь все еще была очень тяжелой. Продуктов по-прежнему было мало. Кругом были очереди, особенно за хлебом..."
В весенних номерах газеты "Красноярский рабочий" 1946 года время от времени публиковали объявления следующего содержания:
Рабочих рук в стране не хватало. Видимо на одно из таких объявлений откликнулись семья моей знакомой:
"Пять семей красноярцев, в том числе и мы, поехали на Север. Долго плыли на пароходе, любуясь берегами, усыпанными жарками. С сестрой подолгу смотрели на колеса парохода. С парохода пересели на машину, потом ехали на лошадях, заезжали в какие-то поселки, деревушки. В одном красивом ярком поселке остановились у одинокой женщины. В соседнем большом доме жило семейство рыжих людей. С одной рыжей девочкой мы с сестрой подружились. Она была яркой, рыжей и очень доброй. Наша мама называла её жарком. Этот поселок мне казался сказочным. Вокруг красивые горы. Дома были раскрашены яркими красками. На окружающих горках было очень много жимолости и красивого леса...Мы ходили за жимолостью. Ягоды были крупными и очень сладкими. Местные жители эту ягоду называли волчьей и не собирали её. Мы с сестрой набрали много ягоды и мама сварила варенье. Уговорили хозяйку и соседей попробовать. Оно всем понравилось. Сахар мы купили в магазине. В магазине был большой выбор продуктов, товаров. Наших родителей это очень удивляло.
Снова мы долго ехали. Наконец мы прибыли на прииск. Поселок был небольшой, расположен на берегу красивой, извилистой, многоводной реки. Вокруг поселка стояла величественная тайга. Место было сказочное. Я приметила на каменистом берегу большой камень. Мне думалось, что именно на нем сидела Аленушка из картины Васнецова. Оказалось, что нас тут никто не ждал. Одна семья сразу же повернула назад. Остальные, в т.ч. и мы, остались (наверное, не было денег на обратную дорогу).
Поселились мы все в полуразрушенные бараки, в которых до нас жили пленные японцы. Многие из них уже покоились на большом японском кладбище. На каждой могиле стояли столбики с прибитой дощечкой, на которой были нарисованы иероглифы и цифры. На этом кладбище было много земляники. Её никто не собирал. По кладбищу бегали бурундуки и белки. Понемногу стали обустраиваться. На окна натянули марлю, на дверные проёмы повесили брезент. Отец быстро настелил потолок. Его засыпали землёю. Также он настелил полы. По ночам с потолка, хотя он был новым, на нас падали клопы. Родители с ними боролись. Печь отец сделал из огромной железной бочки, на которой сбил плоскость для приготовления еды. смастерил дверцу. Эту печь мы установили на каменную плоскость, так же смастерил нары, стол, четыре стула, шкафчик. Материалы выдавали со склада Все это отец мастерил вечерами и допоздна. Сам был трудоустроен механиком на драгу. Однажды я даже видела у него кусочек золота размером с фасолинку. Он мне сказал, что это наша надежда на жизнь.
Вместе с поселковыми детьми мы с сестрой стали ходить к японцам. Их осталось очень мало. Они сидели, лежали в своих развалившихся бараках. Все они были очень худыми, желтыми, кашляли с каким-то надрывом. Многие еще и сильно стонали. Мы с сестрой им понравились. Они нам вырезали из дерева всякие фигурки зверей, куколок. Дарили нам свои легкие из белого металла монетки. Эти монетки пробивались гвоздиком и в дырочку протягивали нитку... Часто женщины компанией ходили по ягоды. Иногда собирали их на японском кладбище и пели там грустные песни. Этот поселок был основан сосланными кулаками. Поселковые жили хорошо. У них были построены добротные теплые дома с огромными огородами, теплицами. во многих семьях были пасеки. Все мужчины были охотники и рыболовы. На берегу реки мы видели большие лодки. Мама японцев жалела, носила им всякие отвары из трав, кореньев, ягоду и даже еду. Мы ребятишки часто бывали у них, но не разу не видели, чтобы их кормили. к осени их осталось совсем мало, а японское кладбище все росло. К зиме они все умерли. Их бараки разобрали на дрова. Один офицер, почти умирающий, еще летом подарил мне хорошие хромовые сапоги с высокими голенищами. Из них отец сшил нам с сестрой очень удобные сапожки. Я этим была очень удивлена: наш отец умел делать всё! Мама им очень гордилась.
Мы с сестрой бегали теперь по лесу и не боялись змей, которых было очень много. На реке эти змеи плавали очень красиво, как ладьи. Утром, чтобы выйти из дома, надо было постучать по двери, так как на крыльце всегда лежали змеи. На двери даже висела на веревочке палка для стука.
Почти ежедневно мы с мамой ходили в лес за ягодами и грибами. Отец приносил теперь орехи. Родители старались делать запасы на зиму. Позднее мы собирали бруснику и сдавали в сельпо. За это получали деньги. К сожалению, среди красноярцев не было ни охотников, ни рыболовов. Картошку красноярцы не успели посадить, так как приехали поздно. У местных жителей практически ничего не могли купить, они не продавали нам почему то. Наши родители были самыми трудолюбивыми. Отец после работы заходил в поселок и там что-то ремонтировал, что-то строил. За это поселковые ему платили мясом, салом, рыбой, молоком.. Барак промерзал. Печку топили день и ночь. Красноярцы сильно болели. Потом буквально один за одним стали умирать, продукты кончались. Магазин закрылся. Отец стал болеть. К нашей беде еще и прииск закрылся. Отец всю драгу перемазал, что-то отремонтировал и сдал её на склад. За это получил деньги. В один день к нам пришел соседний мальчик со слезами, у него умерла мама. Это был последний человек из наших соседей-красноярцев. Наши родители приложили все усилия, чтобы выбраться из этого "золотого" места. В первых числах декабря мы выехали из этого поселка..."
Ехала семья обратно с большими мытарствами, но и в дороге помогали чем могли людям, а в одном зимовье отдали шерстяной плед новорожденной девочке и её матери, жене сосланного в эти края профессора... Явились наши красноярцы в родной город голыми, как бродяги. "Отец снова устроился на свое место в аэропорту . Маму приняли в музей кассиром...Музей стал для нас с сестрой родным домом. Директриса нас любила. Водила во всякие заказники, хранилища. Это четыре башни на крыше и часть подвала..."
Что это был за поселок и прииск? Может Тея, "Соврудник"?
Балуев Иван Иванович. Негатив стеклянный. Соврудник. Общий вид с юго-западной стороны. 1940 г. Из фондов КККМ
Балуев Иван Иванович. Негатив стеклянный. Соврудник. Драга №7. Общий вид ручья Сивигликон. Июль 1940. Из фондов КККМ
Известно, что на северные прииски треста "Енисейзолото", согласно договору с Управлением НКВД по Красноярскому краю было направлено 1500 японцев. Военнопленные лагерных отделений № 8 и № 9 работали в строительстве и лесозаготовках для золотых приисков "Новомихайловский", "Старая Еруда", "Соврудник" и в поселке Уволга.
Как пишет в своем рассказе Рена Яровецкая: "Жалость и сочувствие побеждали былую ненависть к "самураям". Редко кто вспоминал про Халкин-Гол и озеро Хасан. Лина совала Эю домашние ватрушки и несьеденные школьные завтраки - серые булки, посыпанные желтым сахарным песком. Кроме еды Лиля тащила избраннику все, что ей казалось ценным: книгу стихов, полученную в подарок, и игру "Одень девочку..."
Скажу одно: все рассказы у Рены Яловецкой очень светлые, но по сути своей это серьезная история нашего города, края. Эти книги надо читать!
И, напоследок, один интересный факт. Мой родственник совсем недавно реставрировал здание по проспекту Мира. На одном из кирпичей этого здания он увидел японские иероглифы и прислал мне фотографию:
Переводятся иероглифы как "Во имя мира!"
А здание это известно нам, как Контора братьев Ревильон:
1940-ые. Из фондов КККМ
«Красные сибирячки» - так называлась одна веселая еврейская парикмахерская в рассказах Рены, хотя я о том, как прекрасны наши земляки!