(no subject)
Сильный и правдивый текст о том, как выглядит булимия (последовавшая за анорексией) изнутри. Жаль, что таких мало: именно потому, что люди с расстройствами пищевого поведения очень редко о них говорят даже близким, не говоря уже о публичных каминг-аутах, до сих пор все убеждены, что все переедающие, в том числе булимики - это эдакие гедонисты, которые наслаждаются едой, и слишком безвольны, чтобы себе в этом отказывать.
Ничего подобного.
«...Булимия - «волчий голод», и да, голод, когда я хоть на каплю дала себе его почувствовать, просто подчинял меня себе. Я не могла остановиться, пока не съедала все. Сначала это было «все, что в упаковке». Потом «все, что в холодильнике». Потом «все, что доступно». Еще потом - все, на что хватит времени».
«...Я думаю, это похоже на психоз: сознание сужено до игольного ушка, одна цель - как можно быстрее запихнуть в себя всю еду, иначе я страшно обижалась и злилась на что-то, а желудок ведел себя так, будто я не ела неделю. Во время заглатывания слонов мне было сносно. Возникало чувство заполнения какой-то огромной дыры в душе и незаметно мелькала жалость к себе - то, чего я не чувствовала долго-долго».
«...Я не чувствовала вкуса. Мне было в целом все равно, что есть, и ела я очень быстро, не жуя. Однажды это вообще было пачка сливочного масла».
«...Пальцы были липкими, посуда грязной, мне было физически плохо - я конкретно отвыкла уже от таких порций, да и кому будет хорошо после трех литров супа? Морально же было вообще невыносимо. Я настолько ненавидела себя в эти моменты, что впивалась ногтями в скулы и царапала шею - я редко это делала, руки царапать не так больно. Горячая боль от царапин приносила облегчение и как бы проясняла ум: надо просто вырвать, и все будет о'кей. Все еще можно отмотать назад».
«...Началась булимия с пары срывов в неделю и достигла пика к середине сентября. Тогда зажоры были каждый вечер. Я писала своим, просила помощи; мне советовали полный голод, чтобы не соблазняться. Я пробовала, но тут же срывалась. Однако общение в про-ана группах теряло для меня искру. Я понимала, что со мной что-то не то, и, не признаваясь себе, я хотела выбраться. Обратно в анорексию или еще куда-то, лишь бы не было этого больного горла, разрушающейся эмали на зубах, опухшего лица и резей в животе».
«...В булимии жить очень тяжело, куда тяжелее, чем в анорексии. Анорексия дает всемогущество, булимия его отнимает. Она явно показала мне, насколько конечны мои силы. Боишься поправиться? Жир вызывает панику? Не нуждаешься в пище? Хочешь контролировать себя? Ну так окунись в свой персональный ад, где никакого контроля нет, а ты руками ешь масло из пачки, блюешь, падаешь в обмороки и плачешь у унитаза».
«...Вопрос стоял просто: могу ли я смириться с собственной телесностью или нет. Я смогла. И я не могу и не хочу никогда больше осуждать тех, кто дает слабину в чем-то, не справляется, сдается, идет на поводу у своего тела и чувств: я одна из них, и слава богу. Если бы не слабость моей воли, я бы была сейчас мертва или очень больна».
Ничего подобного.
«...Булимия - «волчий голод», и да, голод, когда я хоть на каплю дала себе его почувствовать, просто подчинял меня себе. Я не могла остановиться, пока не съедала все. Сначала это было «все, что в упаковке». Потом «все, что в холодильнике». Потом «все, что доступно». Еще потом - все, на что хватит времени».
«...Я думаю, это похоже на психоз: сознание сужено до игольного ушка, одна цель - как можно быстрее запихнуть в себя всю еду, иначе я страшно обижалась и злилась на что-то, а желудок ведел себя так, будто я не ела неделю. Во время заглатывания слонов мне было сносно. Возникало чувство заполнения какой-то огромной дыры в душе и незаметно мелькала жалость к себе - то, чего я не чувствовала долго-долго».
«...Я не чувствовала вкуса. Мне было в целом все равно, что есть, и ела я очень быстро, не жуя. Однажды это вообще было пачка сливочного масла».
«...Пальцы были липкими, посуда грязной, мне было физически плохо - я конкретно отвыкла уже от таких порций, да и кому будет хорошо после трех литров супа? Морально же было вообще невыносимо. Я настолько ненавидела себя в эти моменты, что впивалась ногтями в скулы и царапала шею - я редко это делала, руки царапать не так больно. Горячая боль от царапин приносила облегчение и как бы проясняла ум: надо просто вырвать, и все будет о'кей. Все еще можно отмотать назад».
«...Началась булимия с пары срывов в неделю и достигла пика к середине сентября. Тогда зажоры были каждый вечер. Я писала своим, просила помощи; мне советовали полный голод, чтобы не соблазняться. Я пробовала, но тут же срывалась. Однако общение в про-ана группах теряло для меня искру. Я понимала, что со мной что-то не то, и, не признаваясь себе, я хотела выбраться. Обратно в анорексию или еще куда-то, лишь бы не было этого больного горла, разрушающейся эмали на зубах, опухшего лица и резей в животе».
«...В булимии жить очень тяжело, куда тяжелее, чем в анорексии. Анорексия дает всемогущество, булимия его отнимает. Она явно показала мне, насколько конечны мои силы. Боишься поправиться? Жир вызывает панику? Не нуждаешься в пище? Хочешь контролировать себя? Ну так окунись в свой персональный ад, где никакого контроля нет, а ты руками ешь масло из пачки, блюешь, падаешь в обмороки и плачешь у унитаза».
«...Вопрос стоял просто: могу ли я смириться с собственной телесностью или нет. Я смогла. И я не могу и не хочу никогда больше осуждать тех, кто дает слабину в чем-то, не справляется, сдается, идет на поводу у своего тела и чувств: я одна из них, и слава богу. Если бы не слабость моей воли, я бы была сейчас мертва или очень больна».