May 13, 2007 18:49
.
Олегыч жжот непадеццки! Так можно жечь только тогда, когда не боишься сгореть сам. Одна беда, понять этого не может практически никто...
...
"Откопав вывеску с нарисованной пальмовой рощей и крупным словом
"PARADISE", Сережа отрыл вслед за ней довольно длинную лестницу
вниз, табуретку, небольшой участок стойки и пару стаканов с
"водка-тоником", к которому уже успел привыкнуть.
Земляные стены только что вырытого им тоннеля дрожали от
музыки. Хватив сразу два стакана, Сережа огляделся по сторонам.
За его спиной был длинный узкий лаз, полный разрыхленной земли -
он уходил в известность, из которой Сережа уже столько лет
пытался найти выход. Впереди из земли торчала покрытая
царапинами деревянная доска стойки и стаканы. Все-таки было
непонятно - вылез он, наконец, наружу, или еще нет? И наружу
чего? Вот это было самое непонятное. Сережа взял со стойки
бледно-зеленый спичечный коробок и увидел те же пальмы, что были
на вывеске, а еще раньше, в виде изморози - на каком-то окне из
детства. Кроме пальм, на коробке были телефоны, адрес и
уверение, что это "hottest place on island".
"Господи, - подумал Сережа, - да разве hottest place - это
рай? А не наоборот? "
Из земляной стены перед ним появилась рука, сгребла пустые
стаканы и поставила один полный. Стараясь держать себя в лапках,
Сережа посмотрел вверх. Земляной свод, как обычно, нависал в
полуметре над головой, и Сережа вдруг с недоумением подумал, что
за всю долгую и полную усилий жизнь, в течение которой он копал,
наверно, во все возможные стороны, он так ни разу и не
попробовал рыть вверх. Сережа воткнул лапки в потолок, и на полу
стала расти горка отработанной земли. Потом ему пришлось
подтянуть к себе табуретку и встать на нее, а еще через минуту
его пальцы нащупали пустоту. "Конечно, - подумал Сережа,
- поверхность - это ведь когда не надо больше рыть! А рыть не
надо там, где кончается земля!" Снизу раздалось щелканье
пальцев, и, бросив туда кошелек с небольшой колодой кредитных
карт (на том месте, где он только что сидел, теперь неподвижно
лежал непонятно откуда взявшийся здоровенный темно-серый
шар), Сережа схватился за край дыры, подтянулся и вылез наружу.
Вокруг был безветренный летний вечер, и сквозь листву
деревьев просвечивали лиловые закатные облака. Вдали тихо
шумело море, и со всех сторон долетал треск цикад. Разорвав
старую кожу, Сережа вылез из нее, поглядел вверх и увидел на
дереве, которое росло у него над головой, ветку, с которой он
свалился на землю. Сережа понял, что это и есть тот самый вечер,
когда он начал свое длинное подземное путешествие, потому что
никакого другого вечера просто не бывает, и еще он понял, о чем
трещат - точнее, плачут - цикады. И он тоже затрещал своими
широкими горловыми пластинами о том, что жизнь прошла зря, и о
том, что она вообще не может пройти не зря, и о том, что плакать
по всем этим поводам совершенно бессмысленно. Потом он расправил
крылья и понесся в сторону лилового зарева над далекой горой,
стараясь избавиться от ощущения, что копает крыльями воздух.
Что-то до сих пор было зажато у него в руке - он поднес ее к
лицу, увидел на ладони измятый и испачканный землей коробок с
черными пальмами, и неожиданно понял, что английское слово
"Paradise" обозначает место, куда попадают после смерти."
Виктор Пелевин "Жизнь насекомых"