Танец Гарри и Гермионы
Пересмотрела сейчас этот момент из фильма и убедилась, что он действительно особенный.
На фанатской премьере он вызвал тысячеглотный стон-вопль, без слов, без оценок, чистая эмоция, и поди пойми какая, на таких децибелах уже не разберешь. Как мне кажется потому, что это как инцест в творчестве романтиков - он и она как один человек, роднее никого на свете, тем более когда весь мир враги. И при этом душу рвет на части, потому что ну не быть им вместе, все знают, что не быть, даже фанаты пейринга Гарри-Гермиона знают, что никогда, потому-то так сладко и горько, когда урвешь кусочек запретного плода - танец, всего лишь танец...
Но и без фанатства, без надуманных фантазий этот эпизод в фильме не просто на месте, а прекрасный способ изобразить то, что в тексте идет мучительными переживаниями, да и в большинстве своем уползает в междустрочье. О том, что детям этим запредельно плохо, особенно теперь, когда их осталось еще меньше, чем было. Двое из трех - хоть ложись и умирай от тоски, страха, одиночества, ото всего, что было пережито, и оттого что впереди будет только еще кошмарнее... Они так серьезны, эти дети, им уже не о чем говорить, и нет сил даже плакать.
Он подходит к ней без тени заигрывания, без излишних улыбок и протягивает руку, как необходимое лекарство. Она стоит молча и устало, без выражения, пока он снимает смерть с ее шеи. Никакого вспыхивающего огонька в глазах, никакой нежданной нежности - они начинают танцевать с той же ломаной неуклюжестью, с какой делают все, что обязаны делать, но что смертельно осточертело. Потому что - а что еще остается?..
И только в процессе, отдаваясь ритму, приближаясь друг к другу, они оттаивают от предсмертного холода, в котором живут. И вдруг, Боже, что за чудо, ведут себя как обычные подростки! Как положено им, против воли повзрослевшим, как могло бы быть, живи они в другое время и в другом месте. Да просто - не будь они избранными. Оказывается, дети - они на самом деле должны смеяться, обниматься, танцевать под музыку, вот что нормально. И этим вдруг тоже стало на секундочку можно почувствовать себя обычными.
Но только на те две минуты, пока не кончилась их песня: "O children... Lift up your voice, lift up your voice! Children... Rejoice, rejoice!" А потом всё, иссяк этот ручеек счастья, истаял на губах вкус запретного плода - а было это просто кусочком жизни. Которая не для них. Музыка возвращается в скрипучий радиоприемник, и они после недолгой передышки с той же усталой мукой в глазах разлепляются и возвращаются каждый в свой угол, в собственные страх и одиночество, в свою обреченность медленно, шаг за шагом умирать...
На фанатской премьере он вызвал тысячеглотный стон-вопль, без слов, без оценок, чистая эмоция, и поди пойми какая, на таких децибелах уже не разберешь. Как мне кажется потому, что это как инцест в творчестве романтиков - он и она как один человек, роднее никого на свете, тем более когда весь мир враги. И при этом душу рвет на части, потому что ну не быть им вместе, все знают, что не быть, даже фанаты пейринга Гарри-Гермиона знают, что никогда, потому-то так сладко и горько, когда урвешь кусочек запретного плода - танец, всего лишь танец...
Но и без фанатства, без надуманных фантазий этот эпизод в фильме не просто на месте, а прекрасный способ изобразить то, что в тексте идет мучительными переживаниями, да и в большинстве своем уползает в междустрочье. О том, что детям этим запредельно плохо, особенно теперь, когда их осталось еще меньше, чем было. Двое из трех - хоть ложись и умирай от тоски, страха, одиночества, ото всего, что было пережито, и оттого что впереди будет только еще кошмарнее... Они так серьезны, эти дети, им уже не о чем говорить, и нет сил даже плакать.
Он подходит к ней без тени заигрывания, без излишних улыбок и протягивает руку, как необходимое лекарство. Она стоит молча и устало, без выражения, пока он снимает смерть с ее шеи. Никакого вспыхивающего огонька в глазах, никакой нежданной нежности - они начинают танцевать с той же ломаной неуклюжестью, с какой делают все, что обязаны делать, но что смертельно осточертело. Потому что - а что еще остается?..
И только в процессе, отдаваясь ритму, приближаясь друг к другу, они оттаивают от предсмертного холода, в котором живут. И вдруг, Боже, что за чудо, ведут себя как обычные подростки! Как положено им, против воли повзрослевшим, как могло бы быть, живи они в другое время и в другом месте. Да просто - не будь они избранными. Оказывается, дети - они на самом деле должны смеяться, обниматься, танцевать под музыку, вот что нормально. И этим вдруг тоже стало на секундочку можно почувствовать себя обычными.
Но только на те две минуты, пока не кончилась их песня: "O children... Lift up your voice, lift up your voice! Children... Rejoice, rejoice!" А потом всё, иссяк этот ручеек счастья, истаял на губах вкус запретного плода - а было это просто кусочком жизни. Которая не для них. Музыка возвращается в скрипучий радиоприемник, и они после недолгой передышки с той же усталой мукой в глазах разлепляются и возвращаются каждый в свой угол, в собственные страх и одиночество, в свою обреченность медленно, шаг за шагом умирать...
Click to view