Вена - последнее место моего назначения
Давно не выкладывала воспоминания дедушки Вити, а там есть еще кое-что, чем бы мне хотелось поделиться...
А тем временем нас с Евгением Никитиным снова вызвали в штаб ЦГВ и предложили выбрать Берлин или Вену для прохождения дальнейшей службы. Никитин выбрал Берлин, но пробыл он там совсем недолго, его отправили скоро домой. А мне в Берлин, конечно, не хотелось. Я выбрал веселый город Вену! Я попросил мое командование записать меня в 21 район Мауэр-Лизинг города Вены, где жила Эдит.
Я снял комнатку на первом этаже дома №1 на улице Майерхофгассе. Это была тихая улица в центре города, она упиралась в Фавориттенштрассе, в здание национал-политического лицея. Сына моей хозяйки звали Фриц, это был совсем юный молодой человек, который в запальчивости утверждал, что он фашист. Я поддразнивал его и декламировал ему стихи Маршака "Юный Фриц", которые перевел ему на немецкий язык. Я сказал ему, что он потому называет себя фашистом, что не хочет думать своей головой. "Для чего же голова? - Чтоб носить стальную каску или газовую маску, чтоб не думать ничего. (Фюрер мыслит за него!)" Я сказал ему, что эти стихи написаны специально для него. Но Фюрера уже нет, поэтому придется самому все соображать. Он смеялся и захотел выучить их наизусть по-русски. У него все хорошо получалось, кроме последних строчек: "Рада мама, счастлив папа - Фрица приняли в гестапо!" Слово гестапо он произносил с ударением на последнем слоге: "хестапó-о!"
А с Никитиным мы какое-то время еще погуляли по Вене, но он в своих мечтах витал где-то совсем в других местах, и новая свобода - свобода вернуться домой и увидеть своих близких - целиком поглощала его мысли. Я тоже переживал ностальгическую тоску по родине.
Сначала я очень переживал, что лишаюсь блистательного общества Никитина, моего смелого, неистощимого на выдумку товарища по приключениям, но сама Вена восполнила эту утрату, и я до сих пор вспоминаю мою жизнь там, как самое прекрасное, светлое и неповторимое время. А с Никитиным наша дружба продолжилась. Через много лет по приезде в Москву я разыскал его, и мы стали с ним переписываться.
Письмо от старого Никитина
16.09.99.
Дорогой мой Виктор! Прости меня за задержку в переписке: мы оба стали достаточно стары!
Весною мне пришлось хоронить свою жену, которая пролежала в параличе более четырех лет. В нашей семье осталась взрослая дочь - Надежда - инвалид I группы по церебральному параличу.
Несколько месяцев тому назад я сильно пострадал в лестничной свалке. Мои остальные дети решили прогнать из дома всех моих девять кошек, которых я очень любил, несмотря на их нечистоплотность. Я стал оказывать посильное сопротивление, но был отброшен на каменный пол со второй ступеньки лестницы. Получил перелом бедра и теперь уже четвертый месяц ползаю на костылях. Особенно тяжело мне лежать в одиночестве, ведь все уходят на работу.
Давай писать чаще! Иначе останемся в полном одиночестве. Твой друг Евгений".
А тем временем нас с Евгением Никитиным снова вызвали в штаб ЦГВ и предложили выбрать Берлин или Вену для прохождения дальнейшей службы. Никитин выбрал Берлин, но пробыл он там совсем недолго, его отправили скоро домой. А мне в Берлин, конечно, не хотелось. Я выбрал веселый город Вену! Я попросил мое командование записать меня в 21 район Мауэр-Лизинг города Вены, где жила Эдит.
Я снял комнатку на первом этаже дома №1 на улице Майерхофгассе. Это была тихая улица в центре города, она упиралась в Фавориттенштрассе, в здание национал-политического лицея. Сына моей хозяйки звали Фриц, это был совсем юный молодой человек, который в запальчивости утверждал, что он фашист. Я поддразнивал его и декламировал ему стихи Маршака "Юный Фриц", которые перевел ему на немецкий язык. Я сказал ему, что он потому называет себя фашистом, что не хочет думать своей головой. "Для чего же голова? - Чтоб носить стальную каску или газовую маску, чтоб не думать ничего. (Фюрер мыслит за него!)" Я сказал ему, что эти стихи написаны специально для него. Но Фюрера уже нет, поэтому придется самому все соображать. Он смеялся и захотел выучить их наизусть по-русски. У него все хорошо получалось, кроме последних строчек: "Рада мама, счастлив папа - Фрица приняли в гестапо!" Слово гестапо он произносил с ударением на последнем слоге: "хестапó-о!"
А с Никитиным мы какое-то время еще погуляли по Вене, но он в своих мечтах витал где-то совсем в других местах, и новая свобода - свобода вернуться домой и увидеть своих близких - целиком поглощала его мысли. Я тоже переживал ностальгическую тоску по родине.
Сначала я очень переживал, что лишаюсь блистательного общества Никитина, моего смелого, неистощимого на выдумку товарища по приключениям, но сама Вена восполнила эту утрату, и я до сих пор вспоминаю мою жизнь там, как самое прекрасное, светлое и неповторимое время. А с Никитиным наша дружба продолжилась. Через много лет по приезде в Москву я разыскал его, и мы стали с ним переписываться.
Письмо от старого Никитина
16.09.99.
Дорогой мой Виктор! Прости меня за задержку в переписке: мы оба стали достаточно стары!
Весною мне пришлось хоронить свою жену, которая пролежала в параличе более четырех лет. В нашей семье осталась взрослая дочь - Надежда - инвалид I группы по церебральному параличу.
Несколько месяцев тому назад я сильно пострадал в лестничной свалке. Мои остальные дети решили прогнать из дома всех моих девять кошек, которых я очень любил, несмотря на их нечистоплотность. Я стал оказывать посильное сопротивление, но был отброшен на каменный пол со второй ступеньки лестницы. Получил перелом бедра и теперь уже четвертый месяц ползаю на костылях. Особенно тяжело мне лежать в одиночестве, ведь все уходят на работу.
Давай писать чаще! Иначе останемся в полном одиночестве. Твой друг Евгений".