something new
БРЕВНО
Обложка объемистой книги была потерта, её корешок потрепан. Книга была, что называется, зачитана. Её могли выкрасть, взять и не вернуть, сказать, что забыли в поезде или на пляже. И всё только потому, что количество страниц гарантировало бесплатное и надежное отключение от реальности минимум по часу в день. Судя по виду, ей не раз довелось переходить из рук в руки до тех пор, пока она не легла камнем на дно тумбочки рядом с таким же потрепанным Есениным и двумя романами Жюля Верна.
Есенин был тот самый, первый за много лет. После смерти Сталина карьера главы семьи начала заметно буксовать, а после двадцатого съезда, можно сказать, завершилась. И вместе с ней произошло какое-то доисторическое замедление всех жизненных функций.
На смену водке в графине пришли телевизор и чай. Стопки не прочитанных "известий" и "звездочек" вызывали сомнения в целесообразности подписки. Поскольку книжного шкафа в доме не было, всю духовную пищу сложили в приземистой тумбочке, где он и обнаружил её запасы самостоятельно на седьмом году жизни.
Обложка напоминала стекло аквариума, заросшее мхом изнутри.
Вернее, зеленым был только фон, под цвет бутылочного стекла. Кроме стеклотары других предметов этого цвета в домашнем хозяйстве семейства Пименовых не водилось. Отсутствовал даже вездесущий столетник на фоне таких же тоскливых морозных узоров. Жизнь в домашних оранжереях по соседству тоже развивалась невесело.
Сквозь зеленый мох чернел силуэт знаменитого сыщика. Сидя на дощатом полу в классической позе "мальчик перед тумбочкой", Пименов классическим жестом сдул пыль, хлопнув по книге ладошкой, затем покосился в пустой угол, где когда-то в коробке из-под масла хранились его младенческие игрушки. В том числе и кубики, c чьей помощью он год назад научился читать.
Именно этим он и собирался заняться сейчас. Один в пустой квартире, как поет по праздникам в телевизоре безголосый артист с поросячьей рожицей.
Нахмурив лоб, Пименов с большим трудом одолел несколько, как ему казалась, бесконечных шагов по тонкому льду (фильм напугал его до степени, в которой не признаются), уселся на диван под фотопортретом офицера в довоенной форме без погон, и раскрыл книгу, свесив ногу в детском чулке.
Каждому известно, что время течет по-разному, оно то ползет, то мчится, ускоряется, тормозит. поочередно не давая ни заглянуть вперед, ни обернуться назад.
Кто-то стесняется гулкой лестницы в благородном подъезде, завидуя тем, кого из одного ада в другой возносит и опускает душистый лифт, на сорок секунд превращая пассажира в собаку с отменным чутьем.
В тот момент, когда одна нога была поджата, а другая свисала над доской, протертой тапочками старших, родилось детективное агентство "Пименов и Холмс". Участвуя в расследованиях, Пименов, в зависимости от своей правоты, отодвигал и приближал развязку каждой истории, параллельно обдумывая иные варианты.
Так продолжалось до тех пор, пока в книге не осталось неразгаданных тайн, кроме одной, той, которую Пименов, поделившийся своей проблемой с автором этих строк, скорее всего, унесет с собою в могилу.
Дело в том, что прямо под последней фразой в новелле "Пестрая лента", кто-то расписался чернильной ручкой.
Вадим Бревно - нахальным размашистым почерком, и как теперь узнать, то ли это автограф, то ли прозвище, и как теперь узнать, кто такой этот Бревно, и кем сделана та надпись, если она не померещилась. И могут ли преследовать человека образы, которые сам он ни разу не видел?..
Обложка объемистой книги была потерта, её корешок потрепан. Книга была, что называется, зачитана. Её могли выкрасть, взять и не вернуть, сказать, что забыли в поезде или на пляже. И всё только потому, что количество страниц гарантировало бесплатное и надежное отключение от реальности минимум по часу в день. Судя по виду, ей не раз довелось переходить из рук в руки до тех пор, пока она не легла камнем на дно тумбочки рядом с таким же потрепанным Есениным и двумя романами Жюля Верна.
Есенин был тот самый, первый за много лет. После смерти Сталина карьера главы семьи начала заметно буксовать, а после двадцатого съезда, можно сказать, завершилась. И вместе с ней произошло какое-то доисторическое замедление всех жизненных функций.
На смену водке в графине пришли телевизор и чай. Стопки не прочитанных "известий" и "звездочек" вызывали сомнения в целесообразности подписки. Поскольку книжного шкафа в доме не было, всю духовную пищу сложили в приземистой тумбочке, где он и обнаружил её запасы самостоятельно на седьмом году жизни.
Обложка напоминала стекло аквариума, заросшее мхом изнутри.
Вернее, зеленым был только фон, под цвет бутылочного стекла. Кроме стеклотары других предметов этого цвета в домашнем хозяйстве семейства Пименовых не водилось. Отсутствовал даже вездесущий столетник на фоне таких же тоскливых морозных узоров. Жизнь в домашних оранжереях по соседству тоже развивалась невесело.
Сквозь зеленый мох чернел силуэт знаменитого сыщика. Сидя на дощатом полу в классической позе "мальчик перед тумбочкой", Пименов классическим жестом сдул пыль, хлопнув по книге ладошкой, затем покосился в пустой угол, где когда-то в коробке из-под масла хранились его младенческие игрушки. В том числе и кубики, c чьей помощью он год назад научился читать.
Именно этим он и собирался заняться сейчас. Один в пустой квартире, как поет по праздникам в телевизоре безголосый артист с поросячьей рожицей.
Нахмурив лоб, Пименов с большим трудом одолел несколько, как ему казалась, бесконечных шагов по тонкому льду (фильм напугал его до степени, в которой не признаются), уселся на диван под фотопортретом офицера в довоенной форме без погон, и раскрыл книгу, свесив ногу в детском чулке.
Каждому известно, что время течет по-разному, оно то ползет, то мчится, ускоряется, тормозит. поочередно не давая ни заглянуть вперед, ни обернуться назад.
Кто-то стесняется гулкой лестницы в благородном подъезде, завидуя тем, кого из одного ада в другой возносит и опускает душистый лифт, на сорок секунд превращая пассажира в собаку с отменным чутьем.
В тот момент, когда одна нога была поджата, а другая свисала над доской, протертой тапочками старших, родилось детективное агентство "Пименов и Холмс". Участвуя в расследованиях, Пименов, в зависимости от своей правоты, отодвигал и приближал развязку каждой истории, параллельно обдумывая иные варианты.
Так продолжалось до тех пор, пока в книге не осталось неразгаданных тайн, кроме одной, той, которую Пименов, поделившийся своей проблемой с автором этих строк, скорее всего, унесет с собою в могилу.
Дело в том, что прямо под последней фразой в новелле "Пестрая лента", кто-то расписался чернильной ручкой.
Вадим Бревно - нахальным размашистым почерком, и как теперь узнать, то ли это автограф, то ли прозвище, и как теперь узнать, кто такой этот Бревно, и кем сделана та надпись, если она не померещилась. И могут ли преследовать человека образы, которые сам он ни разу не видел?..