(no subject)
Суббота. Митинг уже кончился. Мы поссорились. Ну, так бывает. Накипело, косяки. Каждая из сторон чувствует себя ослепительно правой. И мы едем в метро ко мне на корпоратив. Точнее, уже не едем, а просто идем по улице. Без представления, что произойдет через следующие десять метров или десять секунд. Злость и тоска.
Юлька идет впереди, я чуть сзади. Идущий впереди парень поскальзывается, не успевает сгруппироваться, падает на спину, и вся сила удара приходится на локоть. Мы подбегаем. Он от боли и шока не может даже пошевелиться. Рука изогнута как руническое "s" в названии группы Kiss. Я такого не видел никогда.
Юлька вызывает скорую. Я сижу перед парнем на корточках. Пытаемся приподнять и отвести в тепло - там рядом кафе были и магазин оптики. Он кричит от боли. Оставляем лежать. Выбегают хозяин кафе, пожилой кавказец, и его помощник. Несут что-то вроде ковра - просунуть, чтобы парень на льду не лежал. Приносят плед. Парень дрожит, дрожь идет по руке, и он опять кричит. Прохожие раз пятнадцать предложили помочь. Один парень остановился и спросил, как пройти к электричкам Белорусского вокзала.
Скорая приехала минут через двадцать. Врачи - мужик лет сорока и девушка, наверное Юлькина ровесница. С трудом, но вкололи парню морфий. Только он замерз, кровообращение замедляется - и наркотик не действует. Просовываем брезентовые носилки, поднимаем, несем в автомобиль скорой. Мальчик в полубессознательном состоянии.
В машине и в тепле ему становится лучше. Его зовут Женя, он компьютерщик. Шел на вечеринку с коллегами. Не дошел метров триста, наверное. Мы перекуриваем с врачами. Они жалуются на абсурд: им выдали какие-то шины, которые, по их словам, абсолютно неэффективны при сложных переломах. Чтобы без вреда и боли такую шину поставить, пациента надо оглушить. Мы жалуемся на абсурд. Говорим, что даже на митинг ходили против абсурда. "Митинги - частность", - говорят врачи. "Нерабочие шины тоже", - отвечаем. Абсурд продолжается: по правилам скорой помощи сопровождающий у больного может быть только один. Водитель ради нас это правило нарушает.
В машине Юлька, работающая сейчас эйчаром по всяким компьютерным делам, не теряет время и просит Женю прислать резюме, обещая рост зарплаты. Все улыбаются. Доктор читает лекцию о вреде жевательных резинок и фаст-фуда. Упакованная новая скорая, кстати, врачи курят Kent.
В больнице Женя еще раз теряет сознание от боли - когда его подсаживали к рентгеновскому аппарату. Я успокаиваю лежащую в коридоре и ждущую своей очереди его тезку - балерину из Большого театра, которую сюда привезли прямо с репетиции. И она плачет потому что страшно и потому что на ее место претендуют десятки других балерин.
Нашего мальчика обкалывают новокаином и накладывают гипс, и тут уже я чуть не теряю сознание. Потому что при всем спокойствии к боли, крови итд. меня уже зашкаливает. Ждем пока за Женей приедут врачи по страховке. Его просят подписать бумагу, подтверждающую, что он упал на льду. Он не понимает, зачем. Я объясняю, что на следующий день в газетах напишут: 59 человек минувшей ночью пострадали от гололеда в Москве. Женя говорит: такое ощущение, что выкурил море травы, и только сейчас отпускает. Как из страшного сна. Хороший парень. Надо будет написать ему смску.
Около часа ночи, мы в каком-то кафе на Новослободской, где играет акутальное лет семь назад техно. Мы едим первую нормальную еду за день, продолжаем ругаться. Но уже с меньшим энтузиазмом.
Едем в такси, молчим. Я горжусь женой, держу ее за руку. Во всех карманах смятые листовки и наклейки с митинга. Читаю смс с корпоратива: "Эй, ну вы где. Пошли в боулинг". Мне казалось, что это с Марса смски.
Хотя подозреваю, на Марсе вчера вечером были мы сами.
Юлька идет впереди, я чуть сзади. Идущий впереди парень поскальзывается, не успевает сгруппироваться, падает на спину, и вся сила удара приходится на локоть. Мы подбегаем. Он от боли и шока не может даже пошевелиться. Рука изогнута как руническое "s" в названии группы Kiss. Я такого не видел никогда.
Юлька вызывает скорую. Я сижу перед парнем на корточках. Пытаемся приподнять и отвести в тепло - там рядом кафе были и магазин оптики. Он кричит от боли. Оставляем лежать. Выбегают хозяин кафе, пожилой кавказец, и его помощник. Несут что-то вроде ковра - просунуть, чтобы парень на льду не лежал. Приносят плед. Парень дрожит, дрожь идет по руке, и он опять кричит. Прохожие раз пятнадцать предложили помочь. Один парень остановился и спросил, как пройти к электричкам Белорусского вокзала.
Скорая приехала минут через двадцать. Врачи - мужик лет сорока и девушка, наверное Юлькина ровесница. С трудом, но вкололи парню морфий. Только он замерз, кровообращение замедляется - и наркотик не действует. Просовываем брезентовые носилки, поднимаем, несем в автомобиль скорой. Мальчик в полубессознательном состоянии.
В машине и в тепле ему становится лучше. Его зовут Женя, он компьютерщик. Шел на вечеринку с коллегами. Не дошел метров триста, наверное. Мы перекуриваем с врачами. Они жалуются на абсурд: им выдали какие-то шины, которые, по их словам, абсолютно неэффективны при сложных переломах. Чтобы без вреда и боли такую шину поставить, пациента надо оглушить. Мы жалуемся на абсурд. Говорим, что даже на митинг ходили против абсурда. "Митинги - частность", - говорят врачи. "Нерабочие шины тоже", - отвечаем. Абсурд продолжается: по правилам скорой помощи сопровождающий у больного может быть только один. Водитель ради нас это правило нарушает.
В машине Юлька, работающая сейчас эйчаром по всяким компьютерным делам, не теряет время и просит Женю прислать резюме, обещая рост зарплаты. Все улыбаются. Доктор читает лекцию о вреде жевательных резинок и фаст-фуда. Упакованная новая скорая, кстати, врачи курят Kent.
В больнице Женя еще раз теряет сознание от боли - когда его подсаживали к рентгеновскому аппарату. Я успокаиваю лежащую в коридоре и ждущую своей очереди его тезку - балерину из Большого театра, которую сюда привезли прямо с репетиции. И она плачет потому что страшно и потому что на ее место претендуют десятки других балерин.
Нашего мальчика обкалывают новокаином и накладывают гипс, и тут уже я чуть не теряю сознание. Потому что при всем спокойствии к боли, крови итд. меня уже зашкаливает. Ждем пока за Женей приедут врачи по страховке. Его просят подписать бумагу, подтверждающую, что он упал на льду. Он не понимает, зачем. Я объясняю, что на следующий день в газетах напишут: 59 человек минувшей ночью пострадали от гололеда в Москве. Женя говорит: такое ощущение, что выкурил море травы, и только сейчас отпускает. Как из страшного сна. Хороший парень. Надо будет написать ему смску.
Около часа ночи, мы в каком-то кафе на Новослободской, где играет акутальное лет семь назад техно. Мы едим первую нормальную еду за день, продолжаем ругаться. Но уже с меньшим энтузиазмом.
Едем в такси, молчим. Я горжусь женой, держу ее за руку. Во всех карманах смятые листовки и наклейки с митинга. Читаю смс с корпоратива: "Эй, ну вы где. Пошли в боулинг". Мне казалось, что это с Марса смски.
Хотя подозреваю, на Марсе вчера вечером были мы сами.