(no subject)
Отчего же, отчего все это так разрушительно искривлено и больнО? Отчего так полны страхов и, даже понимая прекрасно, туманят жизнь и не в силах от этого избавиться, и не в силах даже не передать детям своим? Отчего так много нездоровья, и все губится этим нездоровьем, и вместо встречи, вместо чуда понимания, любви, вместо чуда достойных и сильных людей - трагедии молчаний и бесповоротных разрушений на пустом месте? Неужели это - пути, которые предназначены, неужели в этом правда, так ли жить? Где же толстовский, булгаковский воздух, в котором как будто бы узнаешь, вспоминаешь что-то и от которого так ноет в сердце?
Маленький, укладистый и действительно чрезвычайно похожий на карася,
Карась столкнулся с Шервинским у самого подъезда Турбиных, минут через
двадцать после отъезда Тальберга. Оба оказались с бутылками. У Шервинского
сверток - четыре бутылки белого вина, у Карася - две бутылки водки.
Шервинский, кроме того, был нагружен громаднейшим букетом, наглухо
запакованным в три слоя бумаги, - само собой понятно, розы Елене
Васильевне. Карась тут же у подъезда сообщил новость: на погонах у него
золотые пушки, - терпенья больше нет, всем нужно идти драться, потому что
из занятий в университете все равно ни пса не выходит, а если Петлюра
приползет в город - тем более не выйдет. Всем нужно идти, а артиллеристам
непременно в мортирный дивизион. Командир - полковник Малышев, дивизион -
замечательный: так и называется - студенческий. Карась в отчаянии, что
Мышлаевский ушел в эту дурацкую дружину. Глупо. Сгеройствовал, поспешил. И
где он теперь, черт его знает. Может быть, даже и убили под Городом...
Успокоительнее всего на Елену действовал укладистый маленький
голубоглазый Карась. Уверенный Карась в рыженьком френче был хладнокровен,
курил и щурился.
В передней прощались.
И тут произошло чудовищное. Най-Турс вбежал на растоптанный перекресток
в шинели, подвернутой с двух боков, как у французских пехотинцев. Смятая
фуражка сидела у него на самом затылке и держалась ремнем под подбородком.
В правой руке у Най-Турса был кольт и вскрытая кобура била и хлопала его
по бедру. Давно не бритое, щетинистое лицо его было грозно, глаза скошены
к носу, и теперь вблизи на плечах были явственно видны гусарские зигзаги,
Най-Турс подскочил к Николке вплотную, взмахнул левой свободной рукой и
оборвал с Николки сначала левый, а затем правый погон. Вощеные лучшие
нитки лопнули с треском, причем правый погон отлетел с шинельным мясом.
Николку так мотнуло, что он тут же убедился, какие у Най-Турса
замечательно крепкие руки. Николка с размаху сел на что-то нетвердое, и
это нетвердое выскочило из-под него с воплем и оказалось пулеметчиком
Ивашиным. Затем заплясали кругом перекошенные лица юнкеров, и все полетело
к чертовой матери. Не сошел Николка с ума в этот момент лишь потому, что у
него на это не было времени, так стремительны были поступки полковника
Най-Турса. Обернувшись к разбитому взводу лицом, он взвыл команду
необычным, неслыханным картавым голосом. Николка суеверно подумал, что
этакий голос слышен на десять верст и, уж наверно, по всему городу.
- Юнкегга! Слушай мою команду: сгывай погоны, кокагды, подсумки, бгосай
огужие! По Фонагному пегеулку сквозными двогами на Газъезжую, на Подол! На
Подол!! Гвите документы по догоге, пгячьтесь, гассыпьтесь, всех по догоге
гоните с собой-о-ой!
Маленький, укладистый и действительно чрезвычайно похожий на карася,
Карась столкнулся с Шервинским у самого подъезда Турбиных, минут через
двадцать после отъезда Тальберга. Оба оказались с бутылками. У Шервинского
сверток - четыре бутылки белого вина, у Карася - две бутылки водки.
Шервинский, кроме того, был нагружен громаднейшим букетом, наглухо
запакованным в три слоя бумаги, - само собой понятно, розы Елене
Васильевне. Карась тут же у подъезда сообщил новость: на погонах у него
золотые пушки, - терпенья больше нет, всем нужно идти драться, потому что
из занятий в университете все равно ни пса не выходит, а если Петлюра
приползет в город - тем более не выйдет. Всем нужно идти, а артиллеристам
непременно в мортирный дивизион. Командир - полковник Малышев, дивизион -
замечательный: так и называется - студенческий. Карась в отчаянии, что
Мышлаевский ушел в эту дурацкую дружину. Глупо. Сгеройствовал, поспешил. И
где он теперь, черт его знает. Может быть, даже и убили под Городом...
Успокоительнее всего на Елену действовал укладистый маленький
голубоглазый Карась. Уверенный Карась в рыженьком френче был хладнокровен,
курил и щурился.
В передней прощались.
И тут произошло чудовищное. Най-Турс вбежал на растоптанный перекресток
в шинели, подвернутой с двух боков, как у французских пехотинцев. Смятая
фуражка сидела у него на самом затылке и держалась ремнем под подбородком.
В правой руке у Най-Турса был кольт и вскрытая кобура била и хлопала его
по бедру. Давно не бритое, щетинистое лицо его было грозно, глаза скошены
к носу, и теперь вблизи на плечах были явственно видны гусарские зигзаги,
Най-Турс подскочил к Николке вплотную, взмахнул левой свободной рукой и
оборвал с Николки сначала левый, а затем правый погон. Вощеные лучшие
нитки лопнули с треском, причем правый погон отлетел с шинельным мясом.
Николку так мотнуло, что он тут же убедился, какие у Най-Турса
замечательно крепкие руки. Николка с размаху сел на что-то нетвердое, и
это нетвердое выскочило из-под него с воплем и оказалось пулеметчиком
Ивашиным. Затем заплясали кругом перекошенные лица юнкеров, и все полетело
к чертовой матери. Не сошел Николка с ума в этот момент лишь потому, что у
него на это не было времени, так стремительны были поступки полковника
Най-Турса. Обернувшись к разбитому взводу лицом, он взвыл команду
необычным, неслыханным картавым голосом. Николка суеверно подумал, что
этакий голос слышен на десять верст и, уж наверно, по всему городу.
- Юнкегга! Слушай мою команду: сгывай погоны, кокагды, подсумки, бгосай
огужие! По Фонагному пегеулку сквозными двогами на Газъезжую, на Подол! На
Подол!! Гвите документы по догоге, пгячьтесь, гассыпьтесь, всех по догоге
гоните с собой-о-ой!