Катюша обманываться рада
Этот текст был написан ещё в 2020 году - вскоре после повода для него. Но потом, мне казалось, утратил актуальность, так как законопроект группы Мизулиной был отозван инициаторами. И я не стал текст тогда публиковать. Теперь всё же думаю, что он актуален, поскольку посвящён, по сути, не самому законопроекту, а радости о нём, а пока ещё не отозванный проект тоже кого-то радует.
12 октября 2020 г. РИА «Катюша» разместило текст за подписью Андрея Цыганова, в котором называются 10 достоинств пакета законопроектов Мизулиной. Получился неплохой рекламный текст. К сожалению, именно рекламный - непохоже, что Андрей детально познакомился с проектом. Впрочем, даже в том, что он отметил как достоинства, есть откровенно антисемейные положения - может быть потому что Андрей не знает каких-то цитируемых им терминов.
В тексте написано, что одним из активных участников работы над этими законопроектами была эксперт Общественного уполномоченного по защите семьи к.ю.н. Анна Швабауэр. Может быть, это объясняет поспешность хвалебного текста, прервавшего сдержанность родительских организаций: Андрей доверился Анне, Анна - автору проекта, автор же в названии написала, что проект «об укреплении семьи».
Но я знаю, например, твёрдую позицию Анны Швабауэр о необходимом характере изменений статьи 121 - по этому вопросу у нас было согласие. И вижу, что проект обманул наши с Анной прежние надежды (говорю за себя), хотя текст Катюши отмечает этот пункт как решённый положительно. А это не единственный разочаровывающий пункт - впечатление, что, уже после большой работы, по тексту прошлась совсем другая рука. Да и наивно было бы думать, что опытная Е. Б. Мизулина станет учитывать позицию только “родительской общественности”.
Принять, после стольких трудов, что надежды обмануты, - больно. Больно и признать, что пушка уже выстрелила, ядро летит, и поздно чинить прицел. То есть законопроекты уже в Думе, где разные их пункты будут править теперь другие люди, с разными представлениями о желаемом, а самыми весомыми будут «мнения комитетов». Какие идеи и как трансформируются в итоге, предсказать никто не может. А мы хорошо помним, какие сокрушительные для семьи идеи, вносились и принимались депутатами, вопреки регламенту Думы, во втором чтении. (Пример: "Мастера второго чтения исправили президентский законопроект".)
Проект в любом случае надо читать очень внимательно. Обдумывать не только то, что задумано, но и то, как это может быть неправильно понято, и то, насколько те или иные даже положительные пункты окажутся устойчивыми к мелким поправкам от людей с другими позициями. Такая критичность - наш долг.
Сейчас я только пройдусь по тезисам Катюши.
Общие вещи для нескольких тезисов - в них за новое выдаётся и то, что в законодательстве и так есть, хотя не работает - без объяснения, почему в таком случае оно теперь заработает. По пунктам (полужирным курсивом - текст Катюши):
1) Пункт 1 радуется новым декларациям принципов. Не буду сейчас обсуждать удачность их формулировок и места вставки. Замечу лишь, что декларации сами по себе не работают. (В начала семейного законодательства уже записан принцип недопустимости произвольного вмешательства кого-либо в дела семьи, и что?) Декларации могут в лучшем случае служить ключом к прочтению каких-то неясных норм. Но, без рассмотрения того, как они уживаются с другими нормами, радоваться декларациям - это как доверяться рекламе. А на деле ряд вводимых проектом норм им противоречит.
Так, новая декларация о презумпции добросовестности родителей успокаивает словами: «...пока его недобросовестность не будет установлена вступившим в законную силу судебным решением», но в конкретные нормы проект вносит противоположное. В частности, новые пункты 74:4 и 71:5, вопреки и формуле этой презумпции, и новому изменению 74:1, вводят юридические последствия для не вступившего в законную силу судебного решения об ограничении прав. То есть декларация не соблюдается даже в предлагаемых проектом нормах, хотя активно используется для рекламы проекта. При этом оказывается, что она вообще не имеет юридического значения, так как обсуждаемый ею эпитет («добросовестность» родителя) не используется в других нормах о родителях, то есть признание или непризнание добросовестности никого ни к чему не обязывает.
2) «обеспечивают право ребенка жить и воспитываться в родной семье».
Точнее было бы сказать, «провозглашает» - вдобавок к уже и так имеющемуся праву «жить со своими родителями» и с той же естественной оговоркой «насколько это возможно».
«Родственникам ребенка гарантируется преимущественное право на его воспитание во всех случаях, когда ребенок остается без попечения родителей...».
Приоритет родственников при устройстве под опеку есть и в действующем законодательстве. Законопроект действительно расширяет круг родственников, которые пользуются этим приоритетом. Но основная проблема практики - не в широте этого круга, а в том, что опека ищет законный предлог всё-таки не передать ребёнка родственнику, и находит его в несоответствии родственника требованиям к опекуну. Это делается в нарушение указания закона о том, что в срочных случаях «проведение предварительной проверки сведений о личности опекуна... не требуется». И проект в этой уловке услуживает опеке - устраняет это указание закона. Проект идёт навстречу органам опеки и в другой уловке: среди них стала модной морализаторская придирка - «как можно отдать ребёнка бабушке, которая воспитала такую мать?» (если мать ограничена в правах). И проект вводит эту придирку в закон, обязывая таких бабушек пройти опекунскую учёбу.
«...в том числе в случаях, когда родители временно не могут осуществлять свои родительские права»
Этот новый бюрократический штамп («временная невозможность осуществлять родительские права», как будто родительские права осуществляются непрерывно!) введён для нескольких ситуаций, когда родителя забирают в больницу или полицию. Даже в случае, если родитель при этом в сознании, так что непонятно: а почему не ешё если родителя вызвали на работу?! И даже если ребёнок в это время в безопасном месте с другими членами семьи. О каких-то проблемах с детьми в таких ситуациях в публичных дискуссиях никто не заявлял, и к тому же на парламентских слушаниях был доклад Л. Н. Виноградовой о том, что в законодательстве достаточно норм даже для ситуаций, когда ребёнок находится тут же, при забираемом родителе, так что устранение из Семейного кодекса статьи 77 ничем компенсировать не нужно.
Но проекту этих мер мало, потому что он исходит из бюрократической установки, что ребёнка надо не просто накормить и обогреть, пока ситуация с родителем не разрешится, а передать его кому-то юридически, то есть вместе с правами законного представителя, а если дело затянется, то и с пособием (что создаёт новый простор для комбинаций) - то есть временные меры вырастают до полноценной опеки, но без ограничения прав родителя! Их лейтмотивом, значит, в лучшем случае является панический вопрос запуганной проверками опеки: «а кто же будет представлять права и законные интересы ребёнка, если что?!» И это ещё не все “чудеса” проекта: эти права законного представителя не будут даваться родственникам, если они не догадались притаиться, а оказались где-то (не сказано где) «незамедлительно»!
Сам новый термин отражает особенное правосознание некоторых органов опеки - если родитель не может быть рядом, значит он «не может осуществлять родительские права». Он строится на терминологической путанице, которую проект не устраняет, а закрепляет: родительские права как правовой статус путаются с конкретными (говорят, «субъективными») родительскими правами и родительскими обязанностями. В последние не входит и не может входить обязанность находиться всё время рядом с ребёнком, а входят только редкие и несрочные функции законного представителя - подписать договор со школой или поликлиникой, дать разрешение на вывоз ребёнка за границу и т. п. То есть это круг вопросов, которые родитель сам потом решит, когда его отпустят из больницы-полиции, или когда он просто придёт в сознание и ему дадут бумагу на подпись. А текущую заботу о ребёнке осуществляет не именно родитель, а вся семья и все, кого семья попросит, и пока с ребёнком всё в порядке, действующий закон не даёт никому права вмешательствв то, как это достигается.
А проект, выходит, вводит это право вмешательства, вводит новую категорию поводов для «защиты ребёнка» - не когда ребёнку плохо, а когда что-то случилось с родителем. Концептуальная ошибочность этого основания ярко подчёркнута нормой проекта о действиях медиков: они должны заняться временными мерами защиты ребёнка, который оказался возле забираемого больного, только если установят, что этот ребёнок больному родной (усыновлённый) или подопечный!
3) “устанавливают исчерпывающий четкий перечень оснований для признания ребенка оставшимся без попечения родителей...”;
Такое признание - основание для действий опеки по устройству ребёнка, поэтому вопрос из важнейших. Написанное - просто неправда.
Впрочем, текст проекта оставляет впечатление, что на каком-то этапе работы над ним (наверное, когда ещё с ним работала Анна) это было правдой - пункт 1 ст.121.4 ссылается на 10 пунктов ст.121.1 - чётких юридических фактов, на основании которых ребёнок признаётся оставшимся без попечения.
Но за ними (видимо, потом, когда Анна уже умыла руки) встал и пункт 11 - не о юридическом, а о простом «факте отсутствия попечения». Через который в проект возвращено всё, за изгнание чего Анна боролась, - в новой ст. 121.4 (начиная с п.4) подробно описывается, как опека всё-таки идёт в семью, чтобы проверить какие-то ещё иные «факты отсутствия попечения», а если семья не пускает, то опека начинает следственное действие - опрос соседей...
Правда, по проекту, опека потом подаёт в суд, который должен признать, что ребёнок остался без попечения. Это будет сделать легче, чем по проекту Клишаса и Крашенинникова, так как не обязательно будет доказывать «непосредственную угрозу». - «Зачем угроза?! Просто факт отсутствия попечения. Рубашка грязная». И суд тоже не будет вести полноценный процесс об ограничении прав, вопреки рекламе о презумпции добросовестности. В итоге получаем проект К2, но «под прикрытием». Да, вроде суд решает не отобрать, а только передать опеке право устраивать ребёнка... Но как будет решаться практиками эта коллизия?
5) “предусматривают, что отобрание ребенка будет осуществляться только при виновном поведении родителей на основании вступившего в законную силу решения суда о лишении родительских прав либо об их ограничении...”
То есть из Семейного кодекса убирается отобрание при «непосредственной угрозе» органом опеки (ст.77). Этому стоило бы радоваться (мы этого добивались - опека действительно в таких ситуациях не нужна). Но если бы законопроект одновременно не вводил то, о чём Катюша своих читателей не информирует. Дело в том, что статья 77 внутренне противоречива, волокитна, умелая опека давно её избегает, наиграв способы отобрания детей через полицию, которая «не отбирает, а помещает» ребёнка в СРЦ «по акту оперативного дежурного», формально возможному только если ребёнок признан безнадзорным. Это грубо противоречит закону (это я неоднократно разбирал). И проект идёт отбирателям навстречу - он меняет определение безнадзорного так, чтобы закон отбирателям не противоречил. То есть по проекту для признания безнадзорным будет важно, чтобы ребёнок в момент «не отобрания, а помещения», был без контроля не просто взрослых, но именно родителей, и независимо от причины, почему он один. (Например, потому что родители уже доверяют ему ездить одному в школу, - всё равно он будет считаться безнадзорным.).
6)
Раньше и в голову не приходило, что надо в семейном законодательстве прописать, что родители вправе привлекать к участию в воспитании и уходе за ребенком ближайших родственников. (Е.Б.Мизулина)
«...гарантируют право родителей привлекать для воспитания детей родственников... без специального документального оформления их полномочий (п. 3 ст. 63 проекта СК). Нельзя будет отобрать ребенка у бабушки, дедушки, у которых нет доверенности от родителей (как это имеет место сейчас)».
Даже если бы я не читал проект, после этих слов Катюши я обязан был бы насторожиться о нём. Сейчас (как, я думал, Катюше известно) по закону нельзя отобрать ребёнка у кого-то бы то ни было просто потому что на него, видите ли, нет доверенности. У кого бы то ни было, а не только у родственников! То есть отобрание «потому что находился без законных представителей» действительно «имеет место», но как преступление - превышение полномочий.
Выходит, проект предлагает отрегулировать вопрос о том, кому я могу оставить своего ребёнка на время? И отнимать ребёнка у соседки, у друзей, у отца, который поленился оформить отцовство, - больше не будет преступлением?! Несомненно, новый пункт будет правоприменителем толковаться именно так.
Семейное законодательство никогда не строилось как перечень разрешений - это действительно в голову никому не могло прийти, потому что любое «можно так-то» сразу приобретёт толкование «нельзя по-другому». Написали «можно оставлять родственнику» - получится, что нельзя оставлять другим. Впрочем, в тексте проекта ещё много анекдотов - разрешили оставлять родственникам только если для воспитания, а не просто накормить и укрыть. А для других аспектов «осуществления родительских прав» дана формула: «Родители осуществляют свои родительские права непосредственно, за исключением случаев, предусмотренных настоящим Кодексом», которая, хотя с какой-то высокоумной стороны и безупречна, но будет охотно истолкована правоприменителем по-свойски, и мы получим вдобавок к рейдам в поисках «ненормальной обстановки» (которая теперь будет называться не так вызывающе, а «фактом отсутствия попечения») другие рейды, после которых «проверка с выходом на адрес показала, что родители осуществляли родительские права не непосредственно»...
Семья - не учреждённое государством предприятие, она не должна жить по регламентам и сопровождать свои жизненные действия фактурами и доверенностями. Когда-то, в указе “Основные направления семейной политики” так и было написано: «Объектом государственной семейной политики является семья» (а не ребёнок); «Экономические, правовые и идеологические меры государственной семейной политики должны не регламентировать поведение семьи, а...». Проект же в большой части зацикливается на вопросе о том, с кем находится ребёнок, исходя из идеи, что ребёнок не должен находиться без полноценного законного представителя, и милостиво делая исключение для родственников. Хотя обновлённая Конституция только что подчеркнула, что даже для оставшихся без попечения это не обязательно: «государство... берет на себя обязанности родителей».
Это не ошибка формулировок - это дух проекта. Катюша не называет его ювенальным, и то правда - ювенальная идеология не доходила до того, чтобы поводом для защиты ребёнка становилась не ситуация, в которой ребёнку плохо, а вопрос о том, с кем он находится. И наоборот, если он не с родителем, то и помогать не надо: проект предписывает врачу скорой помощи заняться «временными мерами защиты» обнаруженного возле больного ребёнка, только если этот ребёнок - родной или подопечный больного...
Впрочем, среди правоприменителей поселилась установка, что «ребёнок должен быть с законными представителями», которой проект и раскрыл объятия.
7) “устанавливают, что лишение родительских прав... допускается только по двум основаниям:
- вступление в законную силу обвинительного приговора суда или постановления следователя (дознавателя) о прекращении уголовного преследования по нереабилитирующим основаниям в отношении родителя...;
- истечение установленного судом срока ограничения родительских прав...”
Второе из этих оснований - истечение срока ограничения, которое, по проекту, делается по нынешним основаниям для лишения. А первое содержит новшество из арсенала борцов с «семейно-бытовым насилием». Об этом новшестве открыто написано в тексте Катюши. Стоит сравнить написанное Катюшей с текстом действующего кодекса, чтобы заметить: вводится новое основание, а тогда стоит поинтересоваться, в чём оно состоит, что такое «нереабилитирующее основание».
А это, например, когда родитель не виноват в насилии, но обвинялся в нём, и, следуя евангельской заповеди, не стал добиваться оправдательного приговора, а согласился на примирение сторон. Такое согласие проект делает основанием для лишения родительских прав, как с глубоким удовлетворением написала Катюша.
Е.Б.Мизулина - последовательный борец с СБН, по её инициативе основание для лишения прав, связанное с преступлением, уже один раз было утяжелено в 2015 году, - и вот снова. В прошлом году она была за эту свою позицию освистана на Соборе, но она продолжает высказываться за такие меры как «запрет совместного проживания с теми, для кого этот человек представляет угрозу», и в этот проект также вводит ещё «запрет общения» - меру, реализуемую только в СБНных фантазиях, типа охранных ордеров.
8) «устанавливают, что ограничение родительских прав также является мерой семейно-правовой ответственности. То есть, указанная мера больше не будет распространяться на невиновных родителей (например, случаи их болезни, стече- ние тяжелых жизненных обстоятельств, что возможно по действующему СК).”
Это хорошо. Бы. (Кроме ненужного введения в законодательство термина из теории, но это не важно.) “Бы” - потому что одновременно проект вводит в ст.70 новый пункт со словами: «...суд может принять решение о продлении срока ограничения родительских прав, если виновное поведение родителя, создающее опасность для жизни и здоровья ребенка, является следствием стечения обстоятельств, не зависящих от родителя». Крашенинников и Клишас писали «независимо от вины» в пояснительной записке. А тут - прямо в кодекс, новое представление о вине.
Достоинством проекта Катюша в этом пункте называет и новое властное (а не правовое) полномочие суда (на самом деле в проекте не единственное).
10) «...и обеспечивают терминологическое единство семейного законодательства. В частности, в них даны определения основных понятий Семейного кодекса, таких как «родная семья», «родители». Родители - это кровные отец и мать ребенка. Тем самым осуществляется идеологическая поддержка традиционной ценности кровно-родственных отношений.»
Глоссарий («словарик») в проекте реализован из рук вон плохо, но эта тема требует отдельного о(б)суждения. Редкие термины получили в нём удачные и полезные для использования в нормах определения. Как раз приведённые - из числа неудачных. «Родная семья» раскрывается в противоречии с обыденным употреблением этих слов, а «родитель» - один из редких терминов СК, который не вызывает трудностей (то есть не нуждался в определении), - в предложенном варианте странно выглядит на фоне принципа презумпции отцовства, которая принципиально вуалирует вопрос о «кровности». Для глоссария (и в этих двух терминах, и в целом), как и для большей части проекта, лучшее исправление - это исключение.
* * *
Я не даю здесь полную характеристику проекта. В целом, к сожалению, пафос некоторых полезных идей проекта оказался перемешан с бюрократическим духом, необоснованным теоретизированием и с желанием согласовать всё со всеми - и с родителями, и с опекой, и с опекунами, и с фондами.
В проекте есть ещё много идей, в том числе таких, которые никогда не обсуждались на каких-либо слушаниях, из-за чего меня коробит, когда в рекламе проекта говорят о многолетней работе с родительской общественностью. Эти разные идеи плохо совместимы между собой и с остальным текстом кодекса - по закону щедрости, правая рука не знает, что пишет левая. Получился звериный компот, который всем по-разному не нравится. Общим знаменателем критики является концептуальная непродуманность и отвратительная юридико-техническая проработка проекта. Это его уже, думаю, погубило, независимо от отношения разных сторон к конкретным идеям. Хотя положительные отклики из регионов показывают, что пафос проекта принимался хорошо, а значит, упущен какой-то исторический шанс.
Здесь я только выражаю недоумение по поводу радостности нескольких конкретных замечаний о проекте. Уверен - будь некоторые из похваленных тезисов тезисами некоторых других членов парламента, Катюша бы тут же объяснила, что это госдеп, концлагерь и чипизация...
12 октября 2020 г. РИА «Катюша» разместило текст за подписью Андрея Цыганова, в котором называются 10 достоинств пакета законопроектов Мизулиной. Получился неплохой рекламный текст. К сожалению, именно рекламный - непохоже, что Андрей детально познакомился с проектом. Впрочем, даже в том, что он отметил как достоинства, есть откровенно антисемейные положения - может быть потому что Андрей не знает каких-то цитируемых им терминов.
В тексте написано, что одним из активных участников работы над этими законопроектами была эксперт Общественного уполномоченного по защите семьи к.ю.н. Анна Швабауэр. Может быть, это объясняет поспешность хвалебного текста, прервавшего сдержанность родительских организаций: Андрей доверился Анне, Анна - автору проекта, автор же в названии написала, что проект «об укреплении семьи».
Но я знаю, например, твёрдую позицию Анны Швабауэр о необходимом характере изменений статьи 121 - по этому вопросу у нас было согласие. И вижу, что проект обманул наши с Анной прежние надежды (говорю за себя), хотя текст Катюши отмечает этот пункт как решённый положительно. А это не единственный разочаровывающий пункт - впечатление, что, уже после большой работы, по тексту прошлась совсем другая рука. Да и наивно было бы думать, что опытная Е. Б. Мизулина станет учитывать позицию только “родительской общественности”.
Принять, после стольких трудов, что надежды обмануты, - больно. Больно и признать, что пушка уже выстрелила, ядро летит, и поздно чинить прицел. То есть законопроекты уже в Думе, где разные их пункты будут править теперь другие люди, с разными представлениями о желаемом, а самыми весомыми будут «мнения комитетов». Какие идеи и как трансформируются в итоге, предсказать никто не может. А мы хорошо помним, какие сокрушительные для семьи идеи, вносились и принимались депутатами, вопреки регламенту Думы, во втором чтении. (Пример: "Мастера второго чтения исправили президентский законопроект".)
Проект в любом случае надо читать очень внимательно. Обдумывать не только то, что задумано, но и то, как это может быть неправильно понято, и то, насколько те или иные даже положительные пункты окажутся устойчивыми к мелким поправкам от людей с другими позициями. Такая критичность - наш долг.
Сейчас я только пройдусь по тезисам Катюши.
Общие вещи для нескольких тезисов - в них за новое выдаётся и то, что в законодательстве и так есть, хотя не работает - без объяснения, почему в таком случае оно теперь заработает. По пунктам (полужирным курсивом - текст Катюши):
1) Пункт 1 радуется новым декларациям принципов. Не буду сейчас обсуждать удачность их формулировок и места вставки. Замечу лишь, что декларации сами по себе не работают. (В начала семейного законодательства уже записан принцип недопустимости произвольного вмешательства кого-либо в дела семьи, и что?) Декларации могут в лучшем случае служить ключом к прочтению каких-то неясных норм. Но, без рассмотрения того, как они уживаются с другими нормами, радоваться декларациям - это как доверяться рекламе. А на деле ряд вводимых проектом норм им противоречит.
Так, новая декларация о презумпции добросовестности родителей успокаивает словами: «...пока его недобросовестность не будет установлена вступившим в законную силу судебным решением», но в конкретные нормы проект вносит противоположное. В частности, новые пункты 74:4 и 71:5, вопреки и формуле этой презумпции, и новому изменению 74:1, вводят юридические последствия для не вступившего в законную силу судебного решения об ограничении прав. То есть декларация не соблюдается даже в предлагаемых проектом нормах, хотя активно используется для рекламы проекта. При этом оказывается, что она вообще не имеет юридического значения, так как обсуждаемый ею эпитет («добросовестность» родителя) не используется в других нормах о родителях, то есть признание или непризнание добросовестности никого ни к чему не обязывает.
2) «обеспечивают право ребенка жить и воспитываться в родной семье».
Точнее было бы сказать, «провозглашает» - вдобавок к уже и так имеющемуся праву «жить со своими родителями» и с той же естественной оговоркой «насколько это возможно».
«Родственникам ребенка гарантируется преимущественное право на его воспитание во всех случаях, когда ребенок остается без попечения родителей...».
Приоритет родственников при устройстве под опеку есть и в действующем законодательстве. Законопроект действительно расширяет круг родственников, которые пользуются этим приоритетом. Но основная проблема практики - не в широте этого круга, а в том, что опека ищет законный предлог всё-таки не передать ребёнка родственнику, и находит его в несоответствии родственника требованиям к опекуну. Это делается в нарушение указания закона о том, что в срочных случаях «проведение предварительной проверки сведений о личности опекуна... не требуется». И проект в этой уловке услуживает опеке - устраняет это указание закона. Проект идёт навстречу органам опеки и в другой уловке: среди них стала модной морализаторская придирка - «как можно отдать ребёнка бабушке, которая воспитала такую мать?» (если мать ограничена в правах). И проект вводит эту придирку в закон, обязывая таких бабушек пройти опекунскую учёбу.
«...в том числе в случаях, когда родители временно не могут осуществлять свои родительские права»
Этот новый бюрократический штамп («временная невозможность осуществлять родительские права», как будто родительские права осуществляются непрерывно!) введён для нескольких ситуаций, когда родителя забирают в больницу или полицию. Даже в случае, если родитель при этом в сознании, так что непонятно: а почему не ешё если родителя вызвали на работу?! И даже если ребёнок в это время в безопасном месте с другими членами семьи. О каких-то проблемах с детьми в таких ситуациях в публичных дискуссиях никто не заявлял, и к тому же на парламентских слушаниях был доклад Л. Н. Виноградовой о том, что в законодательстве достаточно норм даже для ситуаций, когда ребёнок находится тут же, при забираемом родителе, так что устранение из Семейного кодекса статьи 77 ничем компенсировать не нужно.
Но проекту этих мер мало, потому что он исходит из бюрократической установки, что ребёнка надо не просто накормить и обогреть, пока ситуация с родителем не разрешится, а передать его кому-то юридически, то есть вместе с правами законного представителя, а если дело затянется, то и с пособием (что создаёт новый простор для комбинаций) - то есть временные меры вырастают до полноценной опеки, но без ограничения прав родителя! Их лейтмотивом, значит, в лучшем случае является панический вопрос запуганной проверками опеки: «а кто же будет представлять права и законные интересы ребёнка, если что?!» И это ещё не все “чудеса” проекта: эти права законного представителя не будут даваться родственникам, если они не догадались притаиться, а оказались где-то (не сказано где) «незамедлительно»!
Сам новый термин отражает особенное правосознание некоторых органов опеки - если родитель не может быть рядом, значит он «не может осуществлять родительские права». Он строится на терминологической путанице, которую проект не устраняет, а закрепляет: родительские права как правовой статус путаются с конкретными (говорят, «субъективными») родительскими правами и родительскими обязанностями. В последние не входит и не может входить обязанность находиться всё время рядом с ребёнком, а входят только редкие и несрочные функции законного представителя - подписать договор со школой или поликлиникой, дать разрешение на вывоз ребёнка за границу и т. п. То есть это круг вопросов, которые родитель сам потом решит, когда его отпустят из больницы-полиции, или когда он просто придёт в сознание и ему дадут бумагу на подпись. А текущую заботу о ребёнке осуществляет не именно родитель, а вся семья и все, кого семья попросит, и пока с ребёнком всё в порядке, действующий закон не даёт никому права вмешательствв то, как это достигается.
А проект, выходит, вводит это право вмешательства, вводит новую категорию поводов для «защиты ребёнка» - не когда ребёнку плохо, а когда что-то случилось с родителем. Концептуальная ошибочность этого основания ярко подчёркнута нормой проекта о действиях медиков: они должны заняться временными мерами защиты ребёнка, который оказался возле забираемого больного, только если установят, что этот ребёнок больному родной (усыновлённый) или подопечный!
3) “устанавливают исчерпывающий четкий перечень оснований для признания ребенка оставшимся без попечения родителей...”;
Такое признание - основание для действий опеки по устройству ребёнка, поэтому вопрос из важнейших. Написанное - просто неправда.
Впрочем, текст проекта оставляет впечатление, что на каком-то этапе работы над ним (наверное, когда ещё с ним работала Анна) это было правдой - пункт 1 ст.121.4 ссылается на 10 пунктов ст.121.1 - чётких юридических фактов, на основании которых ребёнок признаётся оставшимся без попечения.
Но за ними (видимо, потом, когда Анна уже умыла руки) встал и пункт 11 - не о юридическом, а о простом «факте отсутствия попечения». Через который в проект возвращено всё, за изгнание чего Анна боролась, - в новой ст. 121.4 (начиная с п.4) подробно описывается, как опека всё-таки идёт в семью, чтобы проверить какие-то ещё иные «факты отсутствия попечения», а если семья не пускает, то опека начинает следственное действие - опрос соседей...
Правда, по проекту, опека потом подаёт в суд, который должен признать, что ребёнок остался без попечения. Это будет сделать легче, чем по проекту Клишаса и Крашенинникова, так как не обязательно будет доказывать «непосредственную угрозу». - «Зачем угроза?! Просто факт отсутствия попечения. Рубашка грязная». И суд тоже не будет вести полноценный процесс об ограничении прав, вопреки рекламе о презумпции добросовестности. В итоге получаем проект К2, но «под прикрытием». Да, вроде суд решает не отобрать, а только передать опеке право устраивать ребёнка... Но как будет решаться практиками эта коллизия?
5) “предусматривают, что отобрание ребенка будет осуществляться только при виновном поведении родителей на основании вступившего в законную силу решения суда о лишении родительских прав либо об их ограничении...”
То есть из Семейного кодекса убирается отобрание при «непосредственной угрозе» органом опеки (ст.77). Этому стоило бы радоваться (мы этого добивались - опека действительно в таких ситуациях не нужна). Но если бы законопроект одновременно не вводил то, о чём Катюша своих читателей не информирует. Дело в том, что статья 77 внутренне противоречива, волокитна, умелая опека давно её избегает, наиграв способы отобрания детей через полицию, которая «не отбирает, а помещает» ребёнка в СРЦ «по акту оперативного дежурного», формально возможному только если ребёнок признан безнадзорным. Это грубо противоречит закону (это я неоднократно разбирал). И проект идёт отбирателям навстречу - он меняет определение безнадзорного так, чтобы закон отбирателям не противоречил. То есть по проекту для признания безнадзорным будет важно, чтобы ребёнок в момент «не отобрания, а помещения», был без контроля не просто взрослых, но именно родителей, и независимо от причины, почему он один. (Например, потому что родители уже доверяют ему ездить одному в школу, - всё равно он будет считаться безнадзорным.).
6)
Раньше и в голову не приходило, что надо в семейном законодательстве прописать, что родители вправе привлекать к участию в воспитании и уходе за ребенком ближайших родственников. (Е.Б.Мизулина)
«...гарантируют право родителей привлекать для воспитания детей родственников... без специального документального оформления их полномочий (п. 3 ст. 63 проекта СК). Нельзя будет отобрать ребенка у бабушки, дедушки, у которых нет доверенности от родителей (как это имеет место сейчас)».
Даже если бы я не читал проект, после этих слов Катюши я обязан был бы насторожиться о нём. Сейчас (как, я думал, Катюше известно) по закону нельзя отобрать ребёнка у кого-то бы то ни было просто потому что на него, видите ли, нет доверенности. У кого бы то ни было, а не только у родственников! То есть отобрание «потому что находился без законных представителей» действительно «имеет место», но как преступление - превышение полномочий.
Выходит, проект предлагает отрегулировать вопрос о том, кому я могу оставить своего ребёнка на время? И отнимать ребёнка у соседки, у друзей, у отца, который поленился оформить отцовство, - больше не будет преступлением?! Несомненно, новый пункт будет правоприменителем толковаться именно так.
Семейное законодательство никогда не строилось как перечень разрешений - это действительно в голову никому не могло прийти, потому что любое «можно так-то» сразу приобретёт толкование «нельзя по-другому». Написали «можно оставлять родственнику» - получится, что нельзя оставлять другим. Впрочем, в тексте проекта ещё много анекдотов - разрешили оставлять родственникам только если для воспитания, а не просто накормить и укрыть. А для других аспектов «осуществления родительских прав» дана формула: «Родители осуществляют свои родительские права непосредственно, за исключением случаев, предусмотренных настоящим Кодексом», которая, хотя с какой-то высокоумной стороны и безупречна, но будет охотно истолкована правоприменителем по-свойски, и мы получим вдобавок к рейдам в поисках «ненормальной обстановки» (которая теперь будет называться не так вызывающе, а «фактом отсутствия попечения») другие рейды, после которых «проверка с выходом на адрес показала, что родители осуществляли родительские права не непосредственно»...
Семья - не учреждённое государством предприятие, она не должна жить по регламентам и сопровождать свои жизненные действия фактурами и доверенностями. Когда-то, в указе “Основные направления семейной политики” так и было написано: «Объектом государственной семейной политики является семья» (а не ребёнок); «Экономические, правовые и идеологические меры государственной семейной политики должны не регламентировать поведение семьи, а...». Проект же в большой части зацикливается на вопросе о том, с кем находится ребёнок, исходя из идеи, что ребёнок не должен находиться без полноценного законного представителя, и милостиво делая исключение для родственников. Хотя обновлённая Конституция только что подчеркнула, что даже для оставшихся без попечения это не обязательно: «государство... берет на себя обязанности родителей».
Это не ошибка формулировок - это дух проекта. Катюша не называет его ювенальным, и то правда - ювенальная идеология не доходила до того, чтобы поводом для защиты ребёнка становилась не ситуация, в которой ребёнку плохо, а вопрос о том, с кем он находится. И наоборот, если он не с родителем, то и помогать не надо: проект предписывает врачу скорой помощи заняться «временными мерами защиты» обнаруженного возле больного ребёнка, только если этот ребёнок - родной или подопечный больного...
Впрочем, среди правоприменителей поселилась установка, что «ребёнок должен быть с законными представителями», которой проект и раскрыл объятия.
7) “устанавливают, что лишение родительских прав... допускается только по двум основаниям:
- вступление в законную силу обвинительного приговора суда или постановления следователя (дознавателя) о прекращении уголовного преследования по нереабилитирующим основаниям в отношении родителя...;
- истечение установленного судом срока ограничения родительских прав...”
Второе из этих оснований - истечение срока ограничения, которое, по проекту, делается по нынешним основаниям для лишения. А первое содержит новшество из арсенала борцов с «семейно-бытовым насилием». Об этом новшестве открыто написано в тексте Катюши. Стоит сравнить написанное Катюшей с текстом действующего кодекса, чтобы заметить: вводится новое основание, а тогда стоит поинтересоваться, в чём оно состоит, что такое «нереабилитирующее основание».
А это, например, когда родитель не виноват в насилии, но обвинялся в нём, и, следуя евангельской заповеди, не стал добиваться оправдательного приговора, а согласился на примирение сторон. Такое согласие проект делает основанием для лишения родительских прав, как с глубоким удовлетворением написала Катюша.
Е.Б.Мизулина - последовательный борец с СБН, по её инициативе основание для лишения прав, связанное с преступлением, уже один раз было утяжелено в 2015 году, - и вот снова. В прошлом году она была за эту свою позицию освистана на Соборе, но она продолжает высказываться за такие меры как «запрет совместного проживания с теми, для кого этот человек представляет угрозу», и в этот проект также вводит ещё «запрет общения» - меру, реализуемую только в СБНных фантазиях, типа охранных ордеров.
8) «устанавливают, что ограничение родительских прав также является мерой семейно-правовой ответственности. То есть, указанная мера больше не будет распространяться на невиновных родителей (например, случаи их болезни, стече- ние тяжелых жизненных обстоятельств, что возможно по действующему СК).”
Это хорошо. Бы. (Кроме ненужного введения в законодательство термина из теории, но это не важно.) “Бы” - потому что одновременно проект вводит в ст.70 новый пункт со словами: «...суд может принять решение о продлении срока ограничения родительских прав, если виновное поведение родителя, создающее опасность для жизни и здоровья ребенка, является следствием стечения обстоятельств, не зависящих от родителя». Крашенинников и Клишас писали «независимо от вины» в пояснительной записке. А тут - прямо в кодекс, новое представление о вине.
Достоинством проекта Катюша в этом пункте называет и новое властное (а не правовое) полномочие суда (на самом деле в проекте не единственное).
10) «...и обеспечивают терминологическое единство семейного законодательства. В частности, в них даны определения основных понятий Семейного кодекса, таких как «родная семья», «родители». Родители - это кровные отец и мать ребенка. Тем самым осуществляется идеологическая поддержка традиционной ценности кровно-родственных отношений.»
Глоссарий («словарик») в проекте реализован из рук вон плохо, но эта тема требует отдельного о(б)суждения. Редкие термины получили в нём удачные и полезные для использования в нормах определения. Как раз приведённые - из числа неудачных. «Родная семья» раскрывается в противоречии с обыденным употреблением этих слов, а «родитель» - один из редких терминов СК, который не вызывает трудностей (то есть не нуждался в определении), - в предложенном варианте странно выглядит на фоне принципа презумпции отцовства, которая принципиально вуалирует вопрос о «кровности». Для глоссария (и в этих двух терминах, и в целом), как и для большей части проекта, лучшее исправление - это исключение.
* * *
Я не даю здесь полную характеристику проекта. В целом, к сожалению, пафос некоторых полезных идей проекта оказался перемешан с бюрократическим духом, необоснованным теоретизированием и с желанием согласовать всё со всеми - и с родителями, и с опекой, и с опекунами, и с фондами.
В проекте есть ещё много идей, в том числе таких, которые никогда не обсуждались на каких-либо слушаниях, из-за чего меня коробит, когда в рекламе проекта говорят о многолетней работе с родительской общественностью. Эти разные идеи плохо совместимы между собой и с остальным текстом кодекса - по закону щедрости, правая рука не знает, что пишет левая. Получился звериный компот, который всем по-разному не нравится. Общим знаменателем критики является концептуальная непродуманность и отвратительная юридико-техническая проработка проекта. Это его уже, думаю, погубило, независимо от отношения разных сторон к конкретным идеям. Хотя положительные отклики из регионов показывают, что пафос проекта принимался хорошо, а значит, упущен какой-то исторический шанс.
Здесь я только выражаю недоумение по поводу радостности нескольких конкретных замечаний о проекте. Уверен - будь некоторые из похваленных тезисов тезисами некоторых других членов парламента, Катюша бы тут же объяснила, что это госдеп, концлагерь и чипизация...