Россия не обязана менять своё законодательство
(Окончание комментария к постановлению ЕСПЧ 9.7.2019)
1. ЕСПЧ не разобрался со статистикой
2. Руководствуется ли ЕСПЧ правом?
2.3. Нерассмотренные взгляды
2.4. Итоговая оценка постановления ЕСПЧ
3. Конституционная дипломатия и её пределы
(В квадратных скобках в тексте - номера пунктов Постановления ЕСПЧ.)
2.3. Нерассмотренные взгляды
ЕСПЧ при этом игнорировал другие подходы, мнения и трактовки, которые приняты среди государств - членов ООН. Это подчёркивает необъективность ЕСПЧ, находящегося в плену стереотипов одной стороны международной полемики, и ведомого не имеющими обязательной силы документами этой стороны.
Если ЕСПЧ считает возможным ссылаться не только на нормы, но и на мнения, то объективность требует учитывать и противоположные мнения. Между тем, «правозащитный подход» (human rights approach) на который сослался ЕСПЧ [59] - не единственный подход, разрабатываемый на международных площадках под эгидой ООН. Одновременно и не менее авторитетно в ООН звучит и другой, «семьезащитный подход» (family-protection approach). На сессиях Совета по правам человека ООН работает дискуссионная площадка «по защите семьи», на которой развивается и защищается взгляд, основанный на признании и уважении роли семьи. Эта позиция активно атакуется защитниками «многообразия форм семьи» (включая ЛГБТ-сообщества) и «прав индивидуальных членов семьи», но при голосованиях в СПЧ ООН принимается большинством стран-членов СПЧ.
Так, на 29 сессии СПЧ ООН по инициативе [19] российской делегации и «Группы друзей семьи» [20] принята Резолюция о защите семьи [21], за которую из 47 стран - членов СПЧ (проголосовало 29 стран, включая Россию, а против - только 14 стран, включая США и 10 из 11 европейских стран). Голосование показало, что России больше по пути со всем миром, чем с Европой.
Эта резолюция исходит из знакомого нам принципа: «Семья является естественной и основной ячейкой общества и имеет право на защиту со стороны общества и государства». В ЕКПЧ равноценного положения нет, но это не мнение какого-нибудь комитета или комиссара, а нормативное международно-правовое положение (ст.16 ч.3 Всеобщей декларации прав человека, ст. 23 Международного пакта о гражданских и политических правах), похожее положение есть и в Европейской социальной хартии (ст.16). То есть оно для ЕСПЧ никак не может быть менее обязательным, чем КЛДЖ, а Резолюция СПЧ ООН о защите семьи - менее важной, чем рекомендации Комитета КЛДЖ или Комитета министров СЕ.
Резолюция о защите семьи в СПЧ ООН принималась не механически. По ходу обсуждения не прошли предложения ряда стран: 1) убрать нормативные(!) слова о «семье как естественной и основной ячейке общества» из п.23 и слова «защита семьи» из п.32, а также слова о том, что «семья играет важнейшую роль в сохранении культурной самобытности, традиций, морали, наследия и системы ценностей общества», 2) сделать акцент на правах отдельно детей, 3) указать на «разные формы семьи». С другой стороны, не прошло предложение утвердить брак как союз между мужчиной и женщиной, не устоял нормативный (из Конвенции ООН о правах ребёнка) запрет разлучения семьи без серьёзных оснований.
То есть международное сообщество слишком далеко от консенсуса, чтобы ЕСПЧ мог ссылаться на чьи-то мнения как на «обычное международное право». Больше того, как бы ни оценивать наличие «европейского консенсуса», в международном сообществе большинство остаётся за «семьезащитными» представлениями, несовместимыми с изложенными разрушительными для семьи трактовками европейских структур и лиц. А в условиях разноголосицы мнений у всякого суда не может быть другого выбора, кроме как опираться исключительно на нормативные, обязательные для стран-ответчиков международные документы.
ЕСПЧ такому необходимому для судебного органа критерию не соответствует.
2.4. «На основании изложенного...»
ЕСПЧ не сумел разобраться со статистикой, что предопределило неправильный вывод даже по его собственным меркам.
Его собственные мерки строятся не на общепризнанных принципах и нормах международного права, а на мнениях одной стороны международной полемики. Другие мнения остались не учтены.
Фактически, Евросуд выступил как орган не правосудия, а феминизма.
Можно было бы попытаться оправдать ЕСПЧ ссылками на процедуру. Дескать она не возлагает на коллегию установление истины, а это состязательный процесс и в чём стороны не возразили, в том сами виноваты, и пр. То есть перевести стрелки на представителя России как ответчика.
Но ЕСПЧ в этом Постановлении сам задаёт такие мерки для оценки правовых инструментов (для государств), которые на основании изложенного требуют не презюмировать невиновность этого органа в таком результате, а констатировать, исходя из оценки результата: он не является правовым инструментом, способным установить истину и вынести правовое решение.
3. Конституционная дипломатия и её пределы
Россия по этому постановлению не обязана изменять своё законодательство. Кроме того, ЕСПЧ перешёл границы допустимого, ранее обозначенные Конституционным судом России.
Формально (в резолютивной части) Постановление не содержит требования к России менять законодательство. Оно содержит констатацию наличия дискриминации женщин, без анализа того, какого рода эта дискриминация.
Больше того, и мотивировочная часть Постановления не утверждает категорической необходимости введения тех или иных правовых новшеств: «Суд признал, что требование адекватного правового механизма защиты от домашнего насилия может быть выполнено различными законодательными решениями в сфере уголовного права, при условии, что такая защита будет эффективной» [79].
Оценки российского законодательства формально даны только как рассуждения о таких адекватных, по мнению Евросуда, мерках и стандартах. Прямые требования к тому, что конкретно Россия должна сделать, кроме выплат пострадавшей, содержатся только в п. 20 «Особого мнения судьи Пинту де Албукерке, к которому присоединился судья Дедов».
В то же время, в этих своих рассуждениях Евросуд не воздержался от категоричных оценок конкретных предпринимавшихся в России законодательных мер [129-132] и даже о том, чего, по его мнению, желают или не желают российские власти [132]. Не избежал Евросуд и утверждений о безальтернативности конкретных мерок и инструментов [132]. При этом сами эти мерки настолько разрушительные, что требуют соотнесения с уже не раз озвученной позицией Конституционного суда РФ.
Позиция КС РФ исходит из того, что на волновавший многих вопрос о ст. 15 Конституции РФ: что важнее, «общепризнанные принципы и нормы международного права» или российские законы, - правильный ответ таков: «Важнее всего Конституция РФ в толковании КС РФ».
В 2017 году по запросу 93 депутатов Госдумы КС РФ принял Постановление [22], которое читается как дипломатическая нота российского конституционного суда европейскому (на ЕКПЧ иногда смотрят как «Конституцию Европы»). КС РФ в нём заверяет, что очень хочет неуклонно исполнять постановления ЕСПЧ, даже основанные на «эволютивном толковании» (как считается [23], неизбежном для конституционных судов). Но не может, пока ЕСПЧ сам не позаботится о легитимности своих решений, основанной на его уважении к «национальным консенсусам» - конституциям стран-участников. Поэтому КС РФ ищет компромисс с ЕСПЧ и сам определяет его допустимые границы. Если Конституция РФ в каком-то вопросе лучше защищает «права и свободы человека и гражданина, в том числе в балансе с правами и свободами иных лиц», чем толкования Конвенции Евросудом, то последние не будут поддержаны КС РФ. Правда, не будут только в исключительных случаях. Но «в том числе если результатом такого толкования является не мотивированное буквальным содержанием ЕКПЧ отрицание правовых конструкций, сложившихся в российской правовой системе...».
Ситуации, когда решения ЕСПЧ вступали в конфликт с национальными законодательствами, не единичны. История знает и пример с Россией - в связи с постановлением по делу Маркин против России, когда ЕСПЧ в нарушение принципа субсидиарности европейского правосудия допустил прямое отрицание решения Конституционного суда России (усмотрев дискриминацию мужчин в праве военнослужащих женщин на отпуск по уходу за ребёнком, которое, замечу, вполне вписывается в норму ст. 4 КЛДЖ). На это последовала реакция президента России: «Мы всё-таки никогда не передавали такую часть своего суверенитета, суверенитета России, которая позволяла бы любому международному суду или иностранному суду выносить решения, изменяющие наше национальное законодательство». [24] 22 марта 2012 г. ЕСПЧ изменил постановление, сняв прямые требования к изменению законодательства. Председатель КС РФ В. Д. Зорькин оценил этот шаг как согласие на совместный поиск компромисса. «Вряд ли надо добиваться большего, наращивая критику, - заявил он. - По-моему, на данном этапе КС достаточно твердо выступил. Во всяком случае, если в будущем и потребуется проявить активность, то только по такому конкретному вопросу, где будут непосредственно затронуты конституционно защищаемые интересы России». [25]
Постановление ЕСПЧ по делу «Володина против России» - это тот самый исключительный случай в указанном В. Д. Зорькиным смысле, когда есть все основания «проявить активность», поставить вопрос о легитимности Евросуда, который допустил такое «самоопределение в вопросах о своей роли и своем месте в глобальном правопорядке». [26]
______________________________
[19] «Об основных итогах 29-й сессии Совета ООН по правам человека» // МИД, 03.07.2015.
[20] Учредительное заявление группы 23.02.2015. - A/69/790
[21] «Защита семьи: вклад семьи в реализацию права ее членов на достаточный жизненный уровень, в том числе благодаря ее роли в искоренении бедности и обеспечении устойчивого развития». - Резолюция, принятая Советом по правам человека 3 июля 2015 года. - A/HRC/RES/29/22
[22] Постановление Конституционного Суда РФ от 19.01.2017 года № 1-П/2017.
[23] [25] [26] В. Д. Зорькин. «Взаимодействие национального и наднационального правосудия: новые вызовы и перспективы» (17.05.2012).
[24] Встреча Президента РФ с судьями КС РФ 11.12.2010 г.