Митина любовь. Гоголь-центр
«Митина любовь» - первый спектакль нового «Гоголь-центра», который открылся в феврале. В здании бывшего Театра имени Гоголя больше ничего не напоминает о прежнем хозяине. Кирилл Серебрянников, худрук «Гоголь-центра», оголил скелет здания - ободрал стены до кирпичной кладки, кстати, исторической (когда-то на этом месте находилось железнодорожное депо), расширил пространство и объединил всё в одном. Здесь и книжный магазин, и кафе, и гардероб, причём, помещения не разграничены чётко стенами, скорее обозначены и поделены на зоны. Так свободнее.
Пространство стало главным героем нового «Гоголь-центра». Оно обыгрывается с любовью и псевдо-небрежностью растянутого свитера. Здесь, с одной стороны, вроде и просто, по-творчески - нет границ и рамок. Беспорядочно расставлены инсталляции - одна с айфонами, закованными в единое металлическое дерево; другая, представляет собой какую-то Харибду из маленьких телевизоров. Почти нет дверей, и это принципиально. Всё открыто для нового и талантливого. С другой, из каждого угла «кричат» великие гуру театра, что это искусство серьёзное и «мы тут большим делом занимаемся». В любом случае, глобальные перемены пошли на пользу театру вообще. А правильный был выбран путь или нет, - это уже другой вопрос. И не нам судить. На стенах, выкрашенных белой краской чёрным маркером написаны пожелания актёров и режиссёров, но читаются они предательски оправдательно к тому, что произошло с Театром имени Гоголя. Алла Демидова говорит что-то о молодой, тогда возрождающейся, Таганке. Мейерхольд, Станиславский, Немирович-Данченко, Ефремов, Някрошус, Любимов… Вся братия в один голос твердит о переосмыслении искусства и будущем театра. Рядом с их головами мигающие цитаты.
После третьего звонка приятные молодые люди в революционно-красных толстовках с символикой «Гоголь» пригласили в зал на второй этаж и усадили на стулья. Кстати, смотреть спектакль очень удобно, места расположены так, что головы впередисидящих не мешают. Сцена - это чёрная стена, из которой торчат металлические штыри, именно на них актёры Филипп Авдеев и Александра Ревенко разыграют историю любви семнадцатилетнего Мити из повести Ивана Бунина.
Спектакль начинается с конца. Молодой человек сидит высоко на прутьях, как забитый птенец, произносит имя «Катя», а потом складывает ладони в пистолет и стреляет в рот. Свет гаснет. Когда он зажигается вновь, на стене сидит тот же Митя и его возлюбленная Катя. Она мечтает быть актрисой, но пока ещё учится в школе. Улыбчивая, весёлая, легкомысленная, кокетливая ничем не обременённая в отличие от задумчивого и порой молчаливого Мити, который не сводит с неё своих больших голубых глаз. Два характера между собой создают динамичный контраст, на котором держится весь спектакль, а за актёрами интересно наблюдать и не только потому, что они балансируют между небом и землёй, затрачивая большую физическую силу. Он чем-то напуган, в образе молодого человека постоянно проступает необоснованная, на первый взгляд, тревога. То он не может на неё насмотреться, будто хочет навсегда запомнить каждую черту её лица, то чего-то боится, порой даже сам не зная чего. Голова Кати же с заплетёнными косами, в тугие пучки, забита предстоящей поездкой с мамой в ателье, где ей будут шить платье. И между делом, она сообщает, что каждый день будет заниматься с директором школы после уроков, чтобы подтянуть знания, хотя репутация у него довольно сомнительная. И без того невесёлый настрой Мити омрачает ещё и поездка в деревню на неопределённый срок, и предстоящая разлука делает его ещё более замкнутым. Вот они прощаются на вокзале, прижатые к чёрной стене, она машет ему платочком и, утирая слёзы, обещает писать каждый день.
Когда Митя окажется в деревне, то и там не сможет жить без Кати. Её лицо он видит в каждом живом существе, его окружающем - в прислуге Параше, дворовой девке Алёнке и даже родной маме. Мир замкнулся… на ней. Александра Ревенко с лёгкостью и комичностью перевоплощается в обитателей деревни. Надела красные вязаные гольфы, сгорбилась - и перед нами мама; повязала платок, расправила юбку - Алёнка. Особенно харизматичным получился образ старосты, любителя женщин и водки. Актриса ловко складывает юбку, засовывает её в лосины, обозначая мужской орган, меняет голос и вот он, новый герой. Александра Ревенко меняет образы как перчатки, каждые пять минут.
Интересно, что ребята разыгрывают спектакль - а это полтора часа - в подвешенном состоянии, не касаясь земли. Они парят, летают, висят вниз головой. Катя это делает довольно уверенно, буквально, порхая с одного места на другое. Митя чувствует себя чуть менее уверенно, как начинающий канатоходец, и это понятно. Первая любовь, первые чувства настолько незащищённые, что сорваться можно в любой момент и получить серьёзную травму в прямом смысле. Трудность исполнения, помимо физической, заключается ещё и в том, что игровое пространство плоское. Актёрам необходимо прибегать к богатому воображению и умудряться убедительно подавать образы, повиснув в нескольких метрах над землёй. И это у Филиппа и Александры получается. Метафора, воплощённая физически в сценографии и актёрской игре, ясна, но не избита. Такую идею предложил латышский режиссёр Владислав Наставшев. Кирилл Серебренников специально его пригласил для работы. Наставшев уже ставил эту повесть в рижском театре, но, по его словам, постановка в «Гоголь-центре» не имеет ничего общего с прежней.
Ноги одного из героев спектакля всё-таки коснутся земли. Это произойдёт под конец, когда Катя сообщит Мите, что ждёт ребёнка от директора и просит её больше не беспокоить. Вот тут и без того хрупкий мир молодого человека даст трещину и приведёт к неминуемой трагедии. Перед тем, как сойти с подмостков и уйти, Катя вытащит все штыри, оставив Митю практически без единой опоры. Один на фоне чёрной стены, полуголый, с таким же потерянным взглядом и испуганными глазами, с распластанными руками, будто распятый. Не во что больше верить, не на что больше надеяться. Чем всё закончилось, нам уже известно.
Спектакль получился симпатичным. Актёры сейчас как раз в том возрасте, когда им интересны их герои, а не они в героях. Филипп и Александра играют и не заигрываются, возможно, именно поэтому спектакль получился очень искренним.
Пространство стало главным героем нового «Гоголь-центра». Оно обыгрывается с любовью и псевдо-небрежностью растянутого свитера. Здесь, с одной стороны, вроде и просто, по-творчески - нет границ и рамок. Беспорядочно расставлены инсталляции - одна с айфонами, закованными в единое металлическое дерево; другая, представляет собой какую-то Харибду из маленьких телевизоров. Почти нет дверей, и это принципиально. Всё открыто для нового и талантливого. С другой, из каждого угла «кричат» великие гуру театра, что это искусство серьёзное и «мы тут большим делом занимаемся». В любом случае, глобальные перемены пошли на пользу театру вообще. А правильный был выбран путь или нет, - это уже другой вопрос. И не нам судить. На стенах, выкрашенных белой краской чёрным маркером написаны пожелания актёров и режиссёров, но читаются они предательски оправдательно к тому, что произошло с Театром имени Гоголя. Алла Демидова говорит что-то о молодой, тогда возрождающейся, Таганке. Мейерхольд, Станиславский, Немирович-Данченко, Ефремов, Някрошус, Любимов… Вся братия в один голос твердит о переосмыслении искусства и будущем театра. Рядом с их головами мигающие цитаты.
После третьего звонка приятные молодые люди в революционно-красных толстовках с символикой «Гоголь» пригласили в зал на второй этаж и усадили на стулья. Кстати, смотреть спектакль очень удобно, места расположены так, что головы впередисидящих не мешают. Сцена - это чёрная стена, из которой торчат металлические штыри, именно на них актёры Филипп Авдеев и Александра Ревенко разыграют историю любви семнадцатилетнего Мити из повести Ивана Бунина.
Спектакль начинается с конца. Молодой человек сидит высоко на прутьях, как забитый птенец, произносит имя «Катя», а потом складывает ладони в пистолет и стреляет в рот. Свет гаснет. Когда он зажигается вновь, на стене сидит тот же Митя и его возлюбленная Катя. Она мечтает быть актрисой, но пока ещё учится в школе. Улыбчивая, весёлая, легкомысленная, кокетливая ничем не обременённая в отличие от задумчивого и порой молчаливого Мити, который не сводит с неё своих больших голубых глаз. Два характера между собой создают динамичный контраст, на котором держится весь спектакль, а за актёрами интересно наблюдать и не только потому, что они балансируют между небом и землёй, затрачивая большую физическую силу. Он чем-то напуган, в образе молодого человека постоянно проступает необоснованная, на первый взгляд, тревога. То он не может на неё насмотреться, будто хочет навсегда запомнить каждую черту её лица, то чего-то боится, порой даже сам не зная чего. Голова Кати же с заплетёнными косами, в тугие пучки, забита предстоящей поездкой с мамой в ателье, где ей будут шить платье. И между делом, она сообщает, что каждый день будет заниматься с директором школы после уроков, чтобы подтянуть знания, хотя репутация у него довольно сомнительная. И без того невесёлый настрой Мити омрачает ещё и поездка в деревню на неопределённый срок, и предстоящая разлука делает его ещё более замкнутым. Вот они прощаются на вокзале, прижатые к чёрной стене, она машет ему платочком и, утирая слёзы, обещает писать каждый день.
Когда Митя окажется в деревне, то и там не сможет жить без Кати. Её лицо он видит в каждом живом существе, его окружающем - в прислуге Параше, дворовой девке Алёнке и даже родной маме. Мир замкнулся… на ней. Александра Ревенко с лёгкостью и комичностью перевоплощается в обитателей деревни. Надела красные вязаные гольфы, сгорбилась - и перед нами мама; повязала платок, расправила юбку - Алёнка. Особенно харизматичным получился образ старосты, любителя женщин и водки. Актриса ловко складывает юбку, засовывает её в лосины, обозначая мужской орган, меняет голос и вот он, новый герой. Александра Ревенко меняет образы как перчатки, каждые пять минут.
Интересно, что ребята разыгрывают спектакль - а это полтора часа - в подвешенном состоянии, не касаясь земли. Они парят, летают, висят вниз головой. Катя это делает довольно уверенно, буквально, порхая с одного места на другое. Митя чувствует себя чуть менее уверенно, как начинающий канатоходец, и это понятно. Первая любовь, первые чувства настолько незащищённые, что сорваться можно в любой момент и получить серьёзную травму в прямом смысле. Трудность исполнения, помимо физической, заключается ещё и в том, что игровое пространство плоское. Актёрам необходимо прибегать к богатому воображению и умудряться убедительно подавать образы, повиснув в нескольких метрах над землёй. И это у Филиппа и Александры получается. Метафора, воплощённая физически в сценографии и актёрской игре, ясна, но не избита. Такую идею предложил латышский режиссёр Владислав Наставшев. Кирилл Серебренников специально его пригласил для работы. Наставшев уже ставил эту повесть в рижском театре, но, по его словам, постановка в «Гоголь-центре» не имеет ничего общего с прежней.
Ноги одного из героев спектакля всё-таки коснутся земли. Это произойдёт под конец, когда Катя сообщит Мите, что ждёт ребёнка от директора и просит её больше не беспокоить. Вот тут и без того хрупкий мир молодого человека даст трещину и приведёт к неминуемой трагедии. Перед тем, как сойти с подмостков и уйти, Катя вытащит все штыри, оставив Митю практически без единой опоры. Один на фоне чёрной стены, полуголый, с таким же потерянным взглядом и испуганными глазами, с распластанными руками, будто распятый. Не во что больше верить, не на что больше надеяться. Чем всё закончилось, нам уже известно.
Спектакль получился симпатичным. Актёры сейчас как раз в том возрасте, когда им интересны их герои, а не они в героях. Филипп и Александра играют и не заигрываются, возможно, именно поэтому спектакль получился очень искренним.