Вацлав Солский "1917 год в Западной области и на западном фронте"
Я довольно давно закончил сканирование этих мемуаров, которые не раз уже цитировал. Не анонсировал потому, что в виду сбоев сканирования отсутствуют 4 страницы в предисловии (а книжка похоже уплыла за пределы непосредственной досягаемости). Потому решил, что пусть будет так: в конце концов предисловие не очень интересно.
Еще раз скажу пару слов об авторе и книжке: автор мемуаров был польским социалистов, с уклоном в большевизм, был неиллюзорно молод в 1917 (лет 20) и довольно активно участвовал в революционных делах в Минске и окрестностях. Потом работал советским журналистом, а в конце 20-х без особенного шума и пыли перебрался в Европу (в 40-х - в США, в силу понятных причин). В биографиях пишут "порвал с коммунизмом", но imho это слишком сильное выражение: судя по данным мемуарам скорее "вышел из игры" - антикоммунистических настроений там не проглядывает, да и разочарования в идеалах молодости тоже. Скорее - некоторая усталость от.
Мемуары написаны в 50-е годы, и касаются периода конца 1916-начала 1918 года (до немецкой оккупации западной области включительно).
Чем мемуары замечательны - это некоторой такой "объективистской" отстраненностью стиля "что вижу - то пою". Что делает их ценным эталоном для калибровки более идейно заряженных историй того периода.
В частности сейчас я вспомнил о этом тексте потому, что по поводу годовщины вспоминали в качестве альтернативы в том числе и "корниловский вариант" - судя по этим мемуарам выступление Корнилова с самого начала рассматривалось как пшик (хотя подготовка к его отражению отрабатывалась по принципу "лучше перебдеть, чем недобдеть" - причем похоже не в качестве меры предосторожности даже, а в качестве своего рода "парада левых сил" - у кого какой ресурс есть)
Первые сведения о выступлении Корнилова я получил рано утром....
В эту ночь у меня ночевал Пикель. Когда нам сообщили по телефону из Совета о восстании Корнилова, то Пикель чрезвычайно обрадовался. Я помню, что он воскликнул: Великолепно! Корнилов нас спасет! Он хотел этим сказать, что восстание Корнилова поможет большевикам. Он был прав. Но я тогда не разделял его оптимизма. Мне казалось, что Корнилов, если он уже решился на выступление, то хорошо его подготовил, и что у него есть достаточные силы в Петрограде. Я переоценивал и самого Корнилова как военного и политического вождя, и те круги, которые за ним стояли. На первом же заседании Исполнительного Комитета, на которое Пикель и я сразу же отправились, я представил мою пессимистическую точку зрения и был очень удивлен, что никто моего мнения не разделял. В собрании участвовало человек 10-15. Они были созваны на скорую руку не всех членов Исполкома удалось вызвать. Присутствовали почти одни большевики, но также и эсер, фамилии которого я не помню. Он был очень озабочен, но не восстанием Корнилова, а его последствиями, и сказал Кнорину: "Ну и повезло же вам".
Однако все были того мнения, что следует немедленно принять необходимые меры для защиты города на случай, если корниловцы попытаются его захватить. В тот же день был образован "штаб гражданской войны", в который вошли члены Фронтового Комитета и члены минского Совета. Я совершенно не помню, кто вошел в этот штаб, да и само название его я восстановил только по книге Кнорина "1917 год в Белоруссии и на Западном фронте". Помню только, что такой штаб действительно существовал и что большевики работали в нем вместе с представителями всех других социалистических партий.
...
Восстание Корнилова продолжалось всего четыре дня. Уже 31 августа оно кончилось. Петроградские рабочие, как известно, выслали навстречу войскам Корнилова своих представителей, большинство солдат отказалось идти дальше, Корнилов до Петрограда вообще не дошел, а генерал Крымов, командовавший 3-м кавалерийским корпусом, шедшим во главе корниловских войск, покончил самоубийством. Генерал Корнилов, вместе с генералами Деникиным и Лукомским, были арестованы. В Западной области и на Западном фронте никаких сражений с войсками Корнилова не было. Но подготовка к борьбе против корниловцев велась очень энергично. Это не могло не привести к значительному усилению большевиков, игравших первую скрипку в организации защиты против предполагавшегося нападения контрреволюционных сил.
Но была и другая причина усиления самой большевистской партии и большевистского влияния в Западной области. Она заключалась в коренной перемене политической атмосферы. Это чувствовалось тогда на каждом шагу. Многочисленные разговоры и наблюдения, оставшиеся у меня в памяти от этих дней, я мог бы кратко резюмировать следующим образом: печать, поддерживавшая Корнилова, ораторы на митингах и совещаниях, мещане в частных разговорах, на улицах, в кафе, нападали на большевиков. Они требовали расправы с ними, и того же требовал Корнилов. Но когда Корнилов начал восстание, то массы поняли, что он стремится к расправе не только с большевиками, что он хочет подавить революцию. И тогда улица и фронт оказались опять во власти революционных масс, решивших защищать революцию.
Я провел корниловские дни в Минске. Сразу же изменился даже внешний облик города. Антибольшевистских летучих митингов на улицах уже не было, на митингах выступали уже, как в февральские дни, солдаты, призывавшие к борьбе против контрреволюции. Оказалось, что прежние настроения были только пеной, прикрывшей течение революционной реки. Пена исчезла в течение четырех дней, и стало очевидным, что река не изменила ни своего направления, ни своего напора. Восстание Корнилова против революции поскольку Корнилов рассчитывал на использование контрреволюционных настроений и полагал, что они пустили достаточно глубокие корни было попыткой с негодными средствами.
Еще раз скажу пару слов об авторе и книжке: автор мемуаров был польским социалистов, с уклоном в большевизм, был неиллюзорно молод в 1917 (лет 20) и довольно активно участвовал в революционных делах в Минске и окрестностях. Потом работал советским журналистом, а в конце 20-х без особенного шума и пыли перебрался в Европу (в 40-х - в США, в силу понятных причин). В биографиях пишут "порвал с коммунизмом", но imho это слишком сильное выражение: судя по данным мемуарам скорее "вышел из игры" - антикоммунистических настроений там не проглядывает, да и разочарования в идеалах молодости тоже. Скорее - некоторая усталость от.
Мемуары написаны в 50-е годы, и касаются периода конца 1916-начала 1918 года (до немецкой оккупации западной области включительно).
Чем мемуары замечательны - это некоторой такой "объективистской" отстраненностью стиля "что вижу - то пою". Что делает их ценным эталоном для калибровки более идейно заряженных историй того периода.
В частности сейчас я вспомнил о этом тексте потому, что по поводу годовщины вспоминали в качестве альтернативы в том числе и "корниловский вариант" - судя по этим мемуарам выступление Корнилова с самого начала рассматривалось как пшик (хотя подготовка к его отражению отрабатывалась по принципу "лучше перебдеть, чем недобдеть" - причем похоже не в качестве меры предосторожности даже, а в качестве своего рода "парада левых сил" - у кого какой ресурс есть)
Первые сведения о выступлении Корнилова я получил рано утром....
В эту ночь у меня ночевал Пикель. Когда нам сообщили по телефону из Совета о восстании Корнилова, то Пикель чрезвычайно обрадовался. Я помню, что он воскликнул: Великолепно! Корнилов нас спасет! Он хотел этим сказать, что восстание Корнилова поможет большевикам. Он был прав. Но я тогда не разделял его оптимизма. Мне казалось, что Корнилов, если он уже решился на выступление, то хорошо его подготовил, и что у него есть достаточные силы в Петрограде. Я переоценивал и самого Корнилова как военного и политического вождя, и те круги, которые за ним стояли. На первом же заседании Исполнительного Комитета, на которое Пикель и я сразу же отправились, я представил мою пессимистическую точку зрения и был очень удивлен, что никто моего мнения не разделял. В собрании участвовало человек 10-15. Они были созваны на скорую руку не всех членов Исполкома удалось вызвать. Присутствовали почти одни большевики, но также и эсер, фамилии которого я не помню. Он был очень озабочен, но не восстанием Корнилова, а его последствиями, и сказал Кнорину: "Ну и повезло же вам".
Однако все были того мнения, что следует немедленно принять необходимые меры для защиты города на случай, если корниловцы попытаются его захватить. В тот же день был образован "штаб гражданской войны", в который вошли члены Фронтового Комитета и члены минского Совета. Я совершенно не помню, кто вошел в этот штаб, да и само название его я восстановил только по книге Кнорина "1917 год в Белоруссии и на Западном фронте". Помню только, что такой штаб действительно существовал и что большевики работали в нем вместе с представителями всех других социалистических партий.
...
Восстание Корнилова продолжалось всего четыре дня. Уже 31 августа оно кончилось. Петроградские рабочие, как известно, выслали навстречу войскам Корнилова своих представителей, большинство солдат отказалось идти дальше, Корнилов до Петрограда вообще не дошел, а генерал Крымов, командовавший 3-м кавалерийским корпусом, шедшим во главе корниловских войск, покончил самоубийством. Генерал Корнилов, вместе с генералами Деникиным и Лукомским, были арестованы. В Западной области и на Западном фронте никаких сражений с войсками Корнилова не было. Но подготовка к борьбе против корниловцев велась очень энергично. Это не могло не привести к значительному усилению большевиков, игравших первую скрипку в организации защиты против предполагавшегося нападения контрреволюционных сил.
Но была и другая причина усиления самой большевистской партии и большевистского влияния в Западной области. Она заключалась в коренной перемене политической атмосферы. Это чувствовалось тогда на каждом шагу. Многочисленные разговоры и наблюдения, оставшиеся у меня в памяти от этих дней, я мог бы кратко резюмировать следующим образом: печать, поддерживавшая Корнилова, ораторы на митингах и совещаниях, мещане в частных разговорах, на улицах, в кафе, нападали на большевиков. Они требовали расправы с ними, и того же требовал Корнилов. Но когда Корнилов начал восстание, то массы поняли, что он стремится к расправе не только с большевиками, что он хочет подавить революцию. И тогда улица и фронт оказались опять во власти революционных масс, решивших защищать революцию.
Я провел корниловские дни в Минске. Сразу же изменился даже внешний облик города. Антибольшевистских летучих митингов на улицах уже не было, на митингах выступали уже, как в февральские дни, солдаты, призывавшие к борьбе против контрреволюции. Оказалось, что прежние настроения были только пеной, прикрывшей течение революционной реки. Пена исчезла в течение четырех дней, и стало очевидным, что река не изменила ни своего направления, ни своего напора. Восстание Корнилова против революции поскольку Корнилов рассчитывал на использование контрреволюционных настроений и полагал, что они пустили достаточно глубокие корни было попыткой с негодными средствами.