Баюра
Баюра гонялся за кузнечиками, а потом тёрся об Алку, в конце концов решил покакать в клумбе: сначала приготовил ямку, затем изящно присел и выдавил из себя, как из тюбика: и кузнечиков, и заграничный корм, и всё, чем смог поживиться в один из неразличимо счастливых дней своей жизни. Потом аккуратно - из уважения к цветам - утрамбовал могилку погребенного кошачьего стула.
Закончив с негрустными похоронами, вопросительно повернул голову в мою сторону и предложил проводить меня до крыльца...
Этот день канет в Лету и для меня, и для него, если только я не решу когда-нибудь, на старости его лет, пролистать наши с ним пейзанские фотографии.
Конечно, нас опять упрекнут в эскапизме или нежелании, например, приветствовать или осуждать назначение бывшего президента губернским начальником. Потом назовут страусами и спросят, что мы собираемся делать, когда закончится песок. (Кстати говоря, не будучи страусами, мы с Баюрой считаем, что лучше бы когда-нибудь закончились эти бессмысленные метафоры).
Мы наверняка знаем, что за суетой, которую сегодня учинили лягушки, соловьи, коты, собаки и прочая, даже невидимая глазу живность, открывается простой секрет этого прекрасного дня, в котором каждый из нас занимался своим, а не чужим делом...