Тамара Исааковна
Я побаивался её, хотя знал, что она нежно меня любила. Вы знаете этот тип женщин: сигарета во рту, такая - уже комичная тучность, и за спиной во всем гротесковом блеске - Раневская. Единственный их образец, лекало по которому они шили и свои безразмерные юбки, и
пестовали свой особый юмористический словарь. Афоризм на афоризме, и поди теперь разберись: что им однажды самим упало на язык, а что они приготовили с вечера, чтобы выдать за экспромт наутро.
Мою Раневскую звали Тамара Исааковна Герзон. Её помнят все, кто служил в Москонцерте - кажется, с 50-х годов до её ужасной кончины - в пожаре от непогашенной сигареты.
Те, кто пытался дружить с ней из корысти - не выигрывал ничего. В Колонном зале ей были нужны не друзья, а артисты.
Рассказывали, что Хазанов, которого она определила третьим номером в каком-то важном концерте, поинтересовался: "Не рано ли?" Ответ был быстрым и резким: "Тогда пойдёшь после концерта!".
Самая знаменитая история была про членов Политбюро, вернее, про плакат с ними, который висел в коридоре Москонцерта. Какой-то заказчик посетовал на то, что она составила концерт для его учреждения из артистов, которых никто не знает. Она тут же повелительно вытащила его к портретной галерее мафусаилов, из которых состояла тогда партийная верхушка страны и спросила: "Вы знаете кого-нибудь из них". Испуганный дядька в страхе залепетал: "Не знаю". Тамара Исааковна победно взглянула на него и сказала: "И я не знаю. Но я же им верю".
В Открытом списке репрессированных я нашел сейчас её пустую анкету. Она сидела то ли в Норильске, то ли на Колыме.
"За что сидели?" - однажды спросили её на партийном собрании Москонцерта. Тамара Исааковна встала и с вызовом сказала: "За блядство!"
пестовали свой особый юмористический словарь. Афоризм на афоризме, и поди теперь разберись: что им однажды самим упало на язык, а что они приготовили с вечера, чтобы выдать за экспромт наутро.
Мою Раневскую звали Тамара Исааковна Герзон. Её помнят все, кто служил в Москонцерте - кажется, с 50-х годов до её ужасной кончины - в пожаре от непогашенной сигареты.
Те, кто пытался дружить с ней из корысти - не выигрывал ничего. В Колонном зале ей были нужны не друзья, а артисты.
Рассказывали, что Хазанов, которого она определила третьим номером в каком-то важном концерте, поинтересовался: "Не рано ли?" Ответ был быстрым и резким: "Тогда пойдёшь после концерта!".
Самая знаменитая история была про членов Политбюро, вернее, про плакат с ними, который висел в коридоре Москонцерта. Какой-то заказчик посетовал на то, что она составила концерт для его учреждения из артистов, которых никто не знает. Она тут же повелительно вытащила его к портретной галерее мафусаилов, из которых состояла тогда партийная верхушка страны и спросила: "Вы знаете кого-нибудь из них". Испуганный дядька в страхе залепетал: "Не знаю". Тамара Исааковна победно взглянула на него и сказала: "И я не знаю. Но я же им верю".
В Открытом списке репрессированных я нашел сейчас её пустую анкету. Она сидела то ли в Норильске, то ли на Колыме.
"За что сидели?" - однажды спросили её на партийном собрании Москонцерта. Тамара Исааковна встала и с вызовом сказала: "За блядство!"