"Работа над одним переводом может тянуться всю жизнь"
Русский Журнал / Колонки /
www.russ.ru/columns/20040928_kalash.html
Беседовала Елена Калашникова
Вячеслав Иванов
Дата публикации: 28 Сентября 2004
Иванов Вячеслав Всеволодович (р. 1929) - филолог, переводчик. Среди работ - переводы с французского (А. Шенье, В. Гюго, Ш. Бодлер, П. Верлен, П. Валери, A. Леве, Ж. Лакан), английского (У.Шекспир, У. Блейк, Дж. Китс, Дж. Г. Байрон, В. Скотт, Р. Киплинг, Дж. Джойс, Э. Паунд, О. Хаксли), с немецкого (Р.-М. Рильке, П. Целан), испанского (Л. де Вега, Л. де Гонгора, Х. Манрике), шведского (Д. Хаммаршельд), датского (С. Кьергегор), польского (Ц. К. Норвид, Ю. Тувим, Ч. Милош), латышского (Я. Райнис, Э. Адамсон, М. Кемпе), украинского (М. Бажан), арабского (Ибн Хазм), с древневосточных языков. Лауреат Государственной премии Президента России по литературе и искусству (за 2003 год).
РЖ: Расскажите, пожалуйста, о своем первом серьезном переводе.
ВИ: Первые серьезные переводы я делал с французского (язык я знал с раннего детства), когда лет шестнадцати знакомился с Верленом, Бодлером и другими большими поэтами. В частности, я перевел тогда "Осеннюю песнь" Верлена (перевод напечатан во второй части автобиографической мемуарной книги "Голубой зверь", в журнале "Звезда", 1994). Я ставил своей задачей передать кроме смысла также размер (двудольный дольник тогда мне казался адекватным соответствием французскому метру) и звукопись: созвучия вроде "жалят" в первой строке - "жалость" в 5-ой, "вопли" в 3-ей - "воплощена" - в 4-ой; я хотел также предложить переносы и отдельные синтаксические обороты (например, "Взад и вперед"), близкие к подлиннику. Такой специалист, как Эткинд, много позднее критиковал мой опыт, но были и положительные отзывы.
РЖ: А за что именно Е.Г.Эткинд критиковал Ваш перевод?
ВИ: Мы уже давно были друзьями, мы с женой гостили у него в Бретани. Я ему сознался, что в нашей молодости (мы не были тогда знакомы) он атаковал в газете мои первые печатные переводы из Байрона - за попытку передать обилие односложных слов под ударением на сильных и слабых слогах, что в русском ямбе, в отличие от английского, необычно. Тогда же я прочитал ему и старый верленовский перевод (в своей книге о переводе он разбирает другие переводы, выполненные его учениками). Ему не понравилась вторая строфа ("Дрожу, когда Я вспомню: Да, Я жил иначе") - а мне в ней хотелось передать напряженный синтаксис подлинника. При человеческой близости во взглядах на перевод мы с ним нередко расходились, моих посягательств на новшества он не терпел.
РЖ: С чего Вы обычно начинаете перевод? (Цветаева - "С лучших, основных строк".)
ВИ: С тех строк, которые перевелись сами собой без моего участия.
РЖ: В предисловии к "Луне, упавшей с неба" Вы пишете: "Переводчик стремился к понятности русского текста для читателя". Во всех своих переводах Вы придерживались этого принципа?
ВИ: Старался по мере сил. Это трудно у сложных поэтов, как Норвид, где нужно избежать поверхностной общепонятности.
РЖ: Со временем у Вас меняется отношение к своим переводам?
ВИ: Ко всему, что делал, не только к переводам. Но работа над одним и тем же переводом может тянуться буквально всю жизнь, какие-то строки давно готовы, а другие все пытаешься передать.
РЖ: Какие собственные переводы Вам нравятся больше других?
ВИ: Те, которые сейчас напечатаны во 2 томе Трудов Русской Антропологической школы РГГУ. Также перевод неправильного сонета Лакана (см. в третьем моем томе Избранного статью о фольклоре, письменной литературе и каноне) и правильного Лопе де Вега ("Раскинувшись посередине сада") в пьесе "Без тайны нет и любви" (см. Собрание его сочинений в русском переводе). Еще стихотворение Джойса "Я слышу: войско высаживается на острова", помещенное в антологии ирландской поэзии.
РЖ: Что такое, по-Вашему, "удачный"/"хороший"/"адекватный" перевод с одного языка на другой?
ВИ: В идеале - такой, где удалось передать все основные уровни текста подлинника, как у Рильке в переводе "Выхожу один я на дорогу", см. о нем в моей статье о лингвистических вопросах перевода в 3 томе моих избранных статей. Надо стремиться к передаче и смысловых уровней, и самой музыки - и их взаимодействия.
РЖ: Вы согласны с таким мнением: у каждого переводчика свои слабые и сильные стороны? Если да, то не могли бы проиллюстрировать это на примерах?
ВИ: Сомневаюсь, скорее у переводчика могут быть взлеты и падения (их обычно больше), что зависит главным образом от совпадения с подлинником, дающего (изредка) вдохновение. См. о том же Рильке (и Валери) в другой статье - о языковых трудностях перевода во втором томе того же собрания статей. У Валери и Рильке совпала только одна строка - и она передана (в конце стихотворения), а в остальном они непохожи до еле узнаваемости.
РЖ: Кто из переводчиков Вам близок по взглядам на перевод?
ВИ: Про переводчиков не знаю, а хорошо писал о переводе Флоренский - о жертвовании одной стороной ради другой.
РЖ: Переводы Вы, наверное, читаете реже оригинальных текстов?
ВИ: Нет, стихотворные переводы читаю часто, последнее - того же Рильке ("Сонеты Орфею") в переводе Пурина (отчасти разочаровывающем излишней архаичностью, хотя есть и удачи). Только что читал с удовольствием полный французский перевод "Tristia" Мандельштама, несколько лет назад выпущенный Мишелем Окутюрье: он, в отличие от многих, замыслил передать и ритм, и строение рифм, а в смысл попытался проникнуть глубоко.
РЖ: Какие переводы, на Ваш взгляд, обогатили русскую литературу?
ВИ: Многие пушкинские и его времени (Жуковский). Гейне в переложении Блока (я об этом пишу в статье о Гейне в России, не так давно напечатанной). Переводы с французского Бенедикта Лившица. Бродский мне говорил, что в юности покупал любую поэтическую книгу, где были переводы Слуцкого.
РЖ: В статье "О переводах Марины Цветаевой" Вы говорите, что умение Цветаевой "перевоплотиться в другой язык можно сравнить лишь с такой же чертой у Рильке, которого она бесконечно высоко ценила". Кто-нибудь из позднейших переводчиков или поэтов/писателей, занимающихся переводом, по-Вашему, приблизился к этому ее "умению"?
ВИ: Быть может, Оден, когда переводил стихи Дага Хаммаршельда со шведского.
РЖ: Должен ли переводчик исправлять то, что ему кажется "погрешностями или описками автора" - как Цветаева в переводах Пушкина или Пастернак в переводах Шекспира?
ВИ: Не должен, но может - имеет право, если он это чувствует. В переводах с древневосточных языков я сознательно приближал текст к тому, что понятнее мне и моим читателям, но в оригинале это не описка, а черта другой культуры. Именно поэтому мои переводы с угаритского были раскритикованы Шифманом, он их счел слишком вольными.
www.russ.ru/columns/20040928_kalash.html
Беседовала Елена Калашникова
Вячеслав Иванов
Дата публикации: 28 Сентября 2004
Иванов Вячеслав Всеволодович (р. 1929) - филолог, переводчик. Среди работ - переводы с французского (А. Шенье, В. Гюго, Ш. Бодлер, П. Верлен, П. Валери, A. Леве, Ж. Лакан), английского (У.Шекспир, У. Блейк, Дж. Китс, Дж. Г. Байрон, В. Скотт, Р. Киплинг, Дж. Джойс, Э. Паунд, О. Хаксли), с немецкого (Р.-М. Рильке, П. Целан), испанского (Л. де Вега, Л. де Гонгора, Х. Манрике), шведского (Д. Хаммаршельд), датского (С. Кьергегор), польского (Ц. К. Норвид, Ю. Тувим, Ч. Милош), латышского (Я. Райнис, Э. Адамсон, М. Кемпе), украинского (М. Бажан), арабского (Ибн Хазм), с древневосточных языков. Лауреат Государственной премии Президента России по литературе и искусству (за 2003 год).
РЖ: Расскажите, пожалуйста, о своем первом серьезном переводе.
ВИ: Первые серьезные переводы я делал с французского (язык я знал с раннего детства), когда лет шестнадцати знакомился с Верленом, Бодлером и другими большими поэтами. В частности, я перевел тогда "Осеннюю песнь" Верлена (перевод напечатан во второй части автобиографической мемуарной книги "Голубой зверь", в журнале "Звезда", 1994). Я ставил своей задачей передать кроме смысла также размер (двудольный дольник тогда мне казался адекватным соответствием французскому метру) и звукопись: созвучия вроде "жалят" в первой строке - "жалость" в 5-ой, "вопли" в 3-ей - "воплощена" - в 4-ой; я хотел также предложить переносы и отдельные синтаксические обороты (например, "Взад и вперед"), близкие к подлиннику. Такой специалист, как Эткинд, много позднее критиковал мой опыт, но были и положительные отзывы.
РЖ: А за что именно Е.Г.Эткинд критиковал Ваш перевод?
ВИ: Мы уже давно были друзьями, мы с женой гостили у него в Бретани. Я ему сознался, что в нашей молодости (мы не были тогда знакомы) он атаковал в газете мои первые печатные переводы из Байрона - за попытку передать обилие односложных слов под ударением на сильных и слабых слогах, что в русском ямбе, в отличие от английского, необычно. Тогда же я прочитал ему и старый верленовский перевод (в своей книге о переводе он разбирает другие переводы, выполненные его учениками). Ему не понравилась вторая строфа ("Дрожу, когда Я вспомню: Да, Я жил иначе") - а мне в ней хотелось передать напряженный синтаксис подлинника. При человеческой близости во взглядах на перевод мы с ним нередко расходились, моих посягательств на новшества он не терпел.
РЖ: С чего Вы обычно начинаете перевод? (Цветаева - "С лучших, основных строк".)
ВИ: С тех строк, которые перевелись сами собой без моего участия.
РЖ: В предисловии к "Луне, упавшей с неба" Вы пишете: "Переводчик стремился к понятности русского текста для читателя". Во всех своих переводах Вы придерживались этого принципа?
ВИ: Старался по мере сил. Это трудно у сложных поэтов, как Норвид, где нужно избежать поверхностной общепонятности.
РЖ: Со временем у Вас меняется отношение к своим переводам?
ВИ: Ко всему, что делал, не только к переводам. Но работа над одним и тем же переводом может тянуться буквально всю жизнь, какие-то строки давно готовы, а другие все пытаешься передать.
РЖ: Какие собственные переводы Вам нравятся больше других?
ВИ: Те, которые сейчас напечатаны во 2 томе Трудов Русской Антропологической школы РГГУ. Также перевод неправильного сонета Лакана (см. в третьем моем томе Избранного статью о фольклоре, письменной литературе и каноне) и правильного Лопе де Вега ("Раскинувшись посередине сада") в пьесе "Без тайны нет и любви" (см. Собрание его сочинений в русском переводе). Еще стихотворение Джойса "Я слышу: войско высаживается на острова", помещенное в антологии ирландской поэзии.
РЖ: Что такое, по-Вашему, "удачный"/"хороший"/"адекватный" перевод с одного языка на другой?
ВИ: В идеале - такой, где удалось передать все основные уровни текста подлинника, как у Рильке в переводе "Выхожу один я на дорогу", см. о нем в моей статье о лингвистических вопросах перевода в 3 томе моих избранных статей. Надо стремиться к передаче и смысловых уровней, и самой музыки - и их взаимодействия.
РЖ: Вы согласны с таким мнением: у каждого переводчика свои слабые и сильные стороны? Если да, то не могли бы проиллюстрировать это на примерах?
ВИ: Сомневаюсь, скорее у переводчика могут быть взлеты и падения (их обычно больше), что зависит главным образом от совпадения с подлинником, дающего (изредка) вдохновение. См. о том же Рильке (и Валери) в другой статье - о языковых трудностях перевода во втором томе того же собрания статей. У Валери и Рильке совпала только одна строка - и она передана (в конце стихотворения), а в остальном они непохожи до еле узнаваемости.
РЖ: Кто из переводчиков Вам близок по взглядам на перевод?
ВИ: Про переводчиков не знаю, а хорошо писал о переводе Флоренский - о жертвовании одной стороной ради другой.
РЖ: Переводы Вы, наверное, читаете реже оригинальных текстов?
ВИ: Нет, стихотворные переводы читаю часто, последнее - того же Рильке ("Сонеты Орфею") в переводе Пурина (отчасти разочаровывающем излишней архаичностью, хотя есть и удачи). Только что читал с удовольствием полный французский перевод "Tristia" Мандельштама, несколько лет назад выпущенный Мишелем Окутюрье: он, в отличие от многих, замыслил передать и ритм, и строение рифм, а в смысл попытался проникнуть глубоко.
РЖ: Какие переводы, на Ваш взгляд, обогатили русскую литературу?
ВИ: Многие пушкинские и его времени (Жуковский). Гейне в переложении Блока (я об этом пишу в статье о Гейне в России, не так давно напечатанной). Переводы с французского Бенедикта Лившица. Бродский мне говорил, что в юности покупал любую поэтическую книгу, где были переводы Слуцкого.
РЖ: В статье "О переводах Марины Цветаевой" Вы говорите, что умение Цветаевой "перевоплотиться в другой язык можно сравнить лишь с такой же чертой у Рильке, которого она бесконечно высоко ценила". Кто-нибудь из позднейших переводчиков или поэтов/писателей, занимающихся переводом, по-Вашему, приблизился к этому ее "умению"?
ВИ: Быть может, Оден, когда переводил стихи Дага Хаммаршельда со шведского.
РЖ: Должен ли переводчик исправлять то, что ему кажется "погрешностями или описками автора" - как Цветаева в переводах Пушкина или Пастернак в переводах Шекспира?
ВИ: Не должен, но может - имеет право, если он это чувствует. В переводах с древневосточных языков я сознательно приближал текст к тому, что понятнее мне и моим читателям, но в оригинале это не описка, а черта другой культуры. Именно поэтому мои переводы с угаритского были раскритикованы Шифманом, он их счел слишком вольными.