Нарезка из первых глав!
Михаил Башкиров
Юность Остапа,
или
Записки
Коли Остен‑Бакена
(Тернистый путь к двенадцати стульям)
О! Обо мне написали бы совсем другое.
Обо мне написали бы так…
О.Б.
Глава 1
Мать - неизвестна. Отец - янычар
«О баядерка!»
О.Б.
Вы спросите - и правильно сделаете - знал ли я лично Остапа‑Сулеймана‑Берта‑Мария Бендера, можно сказать, бея? Еще бы мне, Коле Остен‑Бакену, не знать Остапа!
Насколько близко? Ближе не бывает...
Только ради всех святых, не припутывайте сюда это богатое слово - гомосексуализм.
Оська Турок: да‑да, именно так - и не иначе - наша округа поголовно звала будущего безжалостного потрошителя гамбсовских стульев и подпольных миллионеров….
Глава 2
Коммерческий зуд
«Талант к нищенству заложен с детства»
О.Б.
Адама и Еву вытурили из Рая за неуплату членских взносов.
Оську Турка выперли из детства за одну хрустящую новенькую купюру среднего достоинства.
Его папаша жировал на военных поставках и кутил с нужными людишками по кабакам и ресторанам, мой - не отрывался от газет и большого географического атласа.
Его папаша, традиционно вернувшись под мухой, заваливался спать в кабинете на голом кожаном холодном диване, мой - выбирался ночью из супружеской постели и тайком прикладывался к спирту, предназначенному для протирки семейной реликвии: дедушкиной астролябии, которая хранилась в застекленном шкафу рядом с золочеными томами Брокгауза и Эфрона.
Но вот однажды турецко-подданный завалился домой в особо приподнятом настроении: главный его конкурент по колониальным товарам был близок к полному краху…
Глава 3
На палубу вышел
«Это что такое? Бунт на корабле?»
О.Б.
Прошел почти год.
От наших попыток нищенствовать на богатых дачах осталась лишь фраза, которую Остап часто повторял как, заклинание:
«И ключ от квартиры, где деньги лежат»
Остап заметно окреп, начитался романтических пьянящих книжек, преуспел в арифметике, щелкая задачки сугубо на меркантильные темы: ты - мне, я - тебе.
Смилостивившийся янычар поощрял энтузиазм приготовишки энными сумами.
Но, как говорится, - аппетит приходит во время еды.
Росли мы.
Росла и первая, но, увы, не последняя русская революция.
Кто‑то митинговал, а кто‑то разгонял митинги.
Кто‑то бастовал, а кто‑то клеймил бастовавших последними словами.
Нам же с Остапом не хотелось ни свободы, ни равенства, ни братства.
По весне мы с ним шибко загрустили, узрев финансовую пропасть, неумолимо развергающуюся перед нами…