"Нет, вы совсем не нигилисты"
Звучит как стихи, правда?
Нет, вы совсем не нигилисты...
Но дальше проза:
==
И Шпандорчук, и Вырвич в существе были люди незлые и даже довольно добродушные, но недалекие и бестактные. Оба они, прочитав известный тургеневский роман, начали называть себя нигилистами. Дора тоже прочла этот роман и при первом слове кстати сказала:
-- Нет, вы совсем не нигилисты.
-- Как это, Дарья Михайловна?
-- Да так, не нигилисты, да и только.
-- Как же, когда мы сами говорим вам, что мы в бога не веруем и мы нигилисты.
-- Сами вы можете говорить что вам угодно, а все--таки вы не то, что тут названо нигилистом.
-- Так что же мы такое по-вашему?
-- Бог вас, господа, знает, что вы такое!
-- Вот это-то и есть; вот такие-то люди, как мы, и называются нигилистами.
-- Знаете, по-моему, как называются такие люди, как вы? -- спросила, смеясь, Дора.
-- Нет, не знаем, скажите, пожалуйста.
-- А не будете сердиться?
-- Сердиться глупо. Всякая свобода -- наш первый принцип.
-- Так видите ли, такие люди, как вы, называются скучные люди.
-- А! А вам веселья хочется.
-- Да не веселья, но помилуйте, что же это целую жизнь сообщать, в виде новостей, то, что каждому человеку давно очень хорошо известно: "А знаете ли, что мужик тоже человек? А знаете ли, что женщина тоже человек? А знаете ли, что богачи давят бедных? А знаете ли, что человек должен быть свободен? Знаете ли, что цивилизация навыдумывала пропасть вздоров?" -- Ведь это ж, согласитесь, скучно! Кто ж этого не знает, и какой же умный человек со всем этим давно не согласен? И главное дело, что все-то вы нас учите, учите... Право, даже страшно подумать, какие мы, должно быть, все умные скоро поделаемся! А в самом-то деле, все это нуль; на все это жизнь дунет -- и все это разлетелось; все выйдет совсем не так, как написано в рецепте.
-- Да вот, то-то и есть, Дарья Михайловна, что вы и сами выходите нигилистка.
-- Я! Боже меня сохрани! -- отвечала Дора и как бы в доказательство тотчас же перекрестилась.
-- Да что же дурного быть нигилисткой?
-- Ничего особенно дурного и ничего особенно хорошего, только на что мне мундир? Я не хочу его. Я хочу быть свободным человеком, я не люблю зависимости.
-- Да это и значит быть независимой. Вы сами не знаете, что говорите.
-- Благодарю за любезность, но не верю ей. Я очень хорошо знаю, что я такое. У меня есть совесть и, какой случился, свой царь в голове, и, кроме их, я ни от кого и ни от чего не хочу быть зависимой,-- отвечала с раздувающимися ноздерками Дора.
-- Крайнее свободолюбие!
-- Самое крайнее.
-- Но можно найти еще крайнее.
-- Например, можно даже стать в независимость от здравого смысла.
-- А что ж! Я, пожалуй, лучше соглашусь и на это! Лучше же быть независимою от здравого смысла, и так уж и слыть дураком или дурой, чем зависеть от этих господ, которые всех учат. Моя душа не дудка; и я не позволю на ней играть никому,-- говорила она в пылу горячих споров.
-- Ну, а что же будет, если вы, в самом деле, наконец, станете независимым от здравого смысла,-- отвечали ей.
-- Что? Свезут в сумасшедший дом. Все же, говорю вам, это гораздо лучше, чем целый век слушать учителей, сбиться с толку и сделаться пешкой, которую, пожалуй, еще другие, чего доброго, слушать станут. Я жизни слушаюсь.
Лесков
Обойденные
Нет, вы совсем не нигилисты...
Но дальше проза:
==
И Шпандорчук, и Вырвич в существе были люди незлые и даже довольно добродушные, но недалекие и бестактные. Оба они, прочитав известный тургеневский роман, начали называть себя нигилистами. Дора тоже прочла этот роман и при первом слове кстати сказала:
-- Нет, вы совсем не нигилисты.
-- Как это, Дарья Михайловна?
-- Да так, не нигилисты, да и только.
-- Как же, когда мы сами говорим вам, что мы в бога не веруем и мы нигилисты.
-- Сами вы можете говорить что вам угодно, а все--таки вы не то, что тут названо нигилистом.
-- Так что же мы такое по-вашему?
-- Бог вас, господа, знает, что вы такое!
-- Вот это-то и есть; вот такие-то люди, как мы, и называются нигилистами.
-- Знаете, по-моему, как называются такие люди, как вы? -- спросила, смеясь, Дора.
-- Нет, не знаем, скажите, пожалуйста.
-- А не будете сердиться?
-- Сердиться глупо. Всякая свобода -- наш первый принцип.
-- Так видите ли, такие люди, как вы, называются скучные люди.
-- А! А вам веселья хочется.
-- Да не веселья, но помилуйте, что же это целую жизнь сообщать, в виде новостей, то, что каждому человеку давно очень хорошо известно: "А знаете ли, что мужик тоже человек? А знаете ли, что женщина тоже человек? А знаете ли, что богачи давят бедных? А знаете ли, что человек должен быть свободен? Знаете ли, что цивилизация навыдумывала пропасть вздоров?" -- Ведь это ж, согласитесь, скучно! Кто ж этого не знает, и какой же умный человек со всем этим давно не согласен? И главное дело, что все-то вы нас учите, учите... Право, даже страшно подумать, какие мы, должно быть, все умные скоро поделаемся! А в самом-то деле, все это нуль; на все это жизнь дунет -- и все это разлетелось; все выйдет совсем не так, как написано в рецепте.
-- Да вот, то-то и есть, Дарья Михайловна, что вы и сами выходите нигилистка.
-- Я! Боже меня сохрани! -- отвечала Дора и как бы в доказательство тотчас же перекрестилась.
-- Да что же дурного быть нигилисткой?
-- Ничего особенно дурного и ничего особенно хорошего, только на что мне мундир? Я не хочу его. Я хочу быть свободным человеком, я не люблю зависимости.
-- Да это и значит быть независимой. Вы сами не знаете, что говорите.
-- Благодарю за любезность, но не верю ей. Я очень хорошо знаю, что я такое. У меня есть совесть и, какой случился, свой царь в голове, и, кроме их, я ни от кого и ни от чего не хочу быть зависимой,-- отвечала с раздувающимися ноздерками Дора.
-- Крайнее свободолюбие!
-- Самое крайнее.
-- Но можно найти еще крайнее.
-- Например, можно даже стать в независимость от здравого смысла.
-- А что ж! Я, пожалуй, лучше соглашусь и на это! Лучше же быть независимою от здравого смысла, и так уж и слыть дураком или дурой, чем зависеть от этих господ, которые всех учат. Моя душа не дудка; и я не позволю на ней играть никому,-- говорила она в пылу горячих споров.
-- Ну, а что же будет, если вы, в самом деле, наконец, станете независимым от здравого смысла,-- отвечали ей.
-- Что? Свезут в сумасшедший дом. Все же, говорю вам, это гораздо лучше, чем целый век слушать учителей, сбиться с толку и сделаться пешкой, которую, пожалуй, еще другие, чего доброго, слушать станут. Я жизни слушаюсь.
Лесков
Обойденные