Статусквостер
"Изобретатель и рационализатор" №10, 1982 г.
СТАТУСКВОСТЕР
Сперва я положил перед собой стопку чистой бумаги, опробовал ручку, глубоко вздохнул и замер в ожидании мыслей. Мыслей не было. Я снова вздохнул, скомкал верхний чистый лист и вторично опробовал ручку. Ручка писала хорошо. Мыслей не было.
Надо подключить зрительные центры, решил я, и принялся рисовать. Три или четыре раза на бумагу выползали какие-то жуткие твари с неизменно добродушными физиономиями. Бритый малый в форме звездных наемников долго рыскал по наспех составленному плану неведомого острова, покуда его не догнал и старательно не зачернил карандаш. Мыслей не было.
Во всем виноваты школьники, понял я, и с тоской посмотрел в окно. На подоконнике лежало присланное давеча приглашение, но ехать на конференцию пишущих школьников мне жгуче не хотелось. Название-то какое - «пишущие школьники»!
Мерзко зазвонил телефон. Нарочито не торопясь, я пошел в прихожую, в глубине души надеясь, что у ответственной пионервожатой не хватит терпения долго слушать гудки. Пионервожатая оказалась терпеливой, и, подняв трубку, я немощно просипел:
- Слушаю вас...
- Боже мой! испуганно воскликнула трубка. - Простудился?! Ты что? Рыбачить ты собирался или болеть?...
- Дядюшка! - заорал я вне себя от радости. - Дядюшка, я совсем забыл! Я сейчас выхожу, скажи куда - я мигом!
- Куда, куда, - недовольно закудахтало в трубке. - Сюда конечно. Что я - кран подъемный? Аппаратура, чай, тяжелая. Сам не дотащу.
Весь мой энтузиазм как рукой сняло. Аппаратура. На рыбалку. Это не к добру. Дело в том, что дядя мой слыл воинствующим изобретателем. Авторских ему не давали, однако дядю это не смущало, и он продолжал изобретать. Мне же вменялось в обязанность таскать аппаратуру и присутствовать на испытаниях. Это было интересно и устраивало меня до тех пор, пока дядюшка не продемонстрировал «устройство для снятия плодов с деревьев посредством воздействия на них направленной ударной волны отличающееся тем, что для получения упомянутой ударной волны применена фазирующая решетка, состоящая из...».
Бахнуло славно.
Вывих челюсти мне вправили в областной клинике, а дядя провалялся месяц. Обратно аппаратуру нести не пришлось.
- Ты что замолчал? Алло? - послышалось в трубке.
- Нет. Ничего,- я на всякий случай покашлял.- Я вот только пиджак... Дядь Боря, шлем брать?
- Мальчишка! Сосунок! - рявкнуло коротко и категорично.
- Уже выхожу, - послушно сказал я и положил трубку.
Дядюшка встретил меня на станции. Был он в полосатой пижаме и белых парусиновых штанах. На лицо падала тень огромного сомбреро, и лишь кончик носа ярко сверкал на солнце. При каждом порыве горячего ветра два красных петушиных пера, воткнутых в шляпу, мелко дрожали, издавая резкий сухой треск. Лицом он был мрачен, а в руках держал обыкновенные удочки и это меня несколько взбодрило.
- Ну что, писатель? - процедил он сквозь зубы. - Как жизнь?
- Тоскливо,- чистосердечно признался я. - Школьники фантастику пишут...
- Плохи твои дела,- сказал он и отвернулся, - Бросал бы все, да перебирался сюда. Природа тут смотри какая.
- А где аппаратура? - перебил я дядю, решив избежать обычных уговоров «бросать все и перебираться».
- Видишь ли... Удочками лучше, - дядя поморщился. Лучше, говорю, удочками.
- Лучше, чем что? - спросил я.
- Лучше, чем как, поправил он. - Лучше и все.
- Понятно,- сказал я.
Дядя внимательно посмотрел мне в глаза, но промолчал.
- Не вышло, значит, - участливо констатировал я.
- Не вышло, - вздохнул он.
Мы молча пошли по платформе. Нервно гудели рельсы. Ветер доносил запах битума и смазки. Над уходящим в даль полотном дороги дрожало знойное марево.
- Сразу на речку пойдем или домой заскочим?-спросил дядя не поднимая головы. Его плетеные тапочки при каждом шаге звонко шлепали, вздымая крошечные пылевые смерчи.
- На речку, пожалуй, - пробормотал я, утирая пот, - Ногу-то где повредили? - спросил я, заметив, что дядя прихрамывает.
- А-а... - не оборачиваясь, он неопределенно махнул рукой. - Щука укусила. Дядя остановился, тяжело вздохнул, потом снова махнул рукой и пошел дальше. - Я ей, дуре, ведерко подставил, а она вишь как... Думал карась будет, а оно - щуки... Рыбинспектор тут как тут. Плати, говорит, браконьер поганый. Плати, покуда в контору не свел. Э-эх!..
Шлепанцы снова принялись выколачивать пыль из дороги, а я шел позади и размышлял о том, что дядя мой все-таки великий человек. Иные щуку только на картинках видали, а чтобы вот так, щукой покусанным быть...
- И много щук добыли? На что ловите?
Дядя замер как вкопанный и стремительно обернулся.
- Ты знаешь, с какой сторостью рыба плавает? - сверля меня взглядом, тихо спросил он. И тут же сам ответил: - До тридцати кэ мэ в час.
- А щука тоже так? До тридцати кэ мэ... В ведерко? - спросил я почему-то шепотом.
- Да не нужны мне были те щуки, пропади они!... - дядюшка разом помрачнел и в сердцах хлопнул ладонью о колено. - На карася я шел. Частоту, правда, на глаз выставил, не до расчетов было, - он помолчал. - Ну, ошибся! Ну, бывает! - раскатами провинциального трагика загремел дядя. - «А на орудие лова я налагаю арест», - передразнил он очевидно рыбинспектора. - Все одно ничего они в нем не поймут.
Духота стояла необыкновенная. Волны горячего воздуха вяло катились над полем. Звон кузнечиков оглушал, а солнце, казалось, плавилось на выцветшем, посеревшем небосводе. Сонно шелестела листва. Где-то за рекой уныло тарахтел трактор.
Вскоре мы вышли к реке. Дядюшка принялся расставлять удилища. Ветер стих, и прохлады, которая всегда бывает вблизи водоемов, тут не чувствовалось.
- Ты что, племянник? - Я ощутил осторожное похлопывание по плечу. - Очнись, приехали. Твои удочки справа, да как увидишь, что клюет, не торопись - пусть поглубже захватит. Эх, старость не радость. Особливо когда склероз, - снова услышал я дядин голос. Через мгновение он вышел из-за куста, протягивая записную книжку в новенькой серой обложке.
- Марфа вчера нашла, да велела передать. У писателей и журналистов все мысли, говорит, в таких блокнотах записаны. Досадно будет потерять. Твой, твой, не сомневайся.
Я и не сомневался. Блокнот был не мой, Ларискин, и не далее как вчера я получил хорошую взбучку за то, что потерял его. Мистика какая-то! Проводив глазами дядю, я стал рассуждать.
Блокнот я потерял в городе. Это точно. В деревне я не был почти два месяца. Господи, да что это я! Лариска только позавчера его купила. В киоске на остановке. И я это видел! Я зачем-то воровато огляделся и осторожно раскрыл блокнот. Тут меня подстерегала новая неожиданность. Я отлично помнил, что, кроме телефона приятеля да нескольких пустячных записей, в ТОМ блокноте ничего не было. ЭТОТ же пестрел заметками, углы страниц обтрепались и, что самое удивительное, все записи были сделаны мной. Свой-то почерк я знаю!
От реки послышались всплески. Без интереса отметив, что два крайних поплавка исчезли, я начал читать.
«Жили-были дядя с тетей. Ели щуку с пирогом», - размашисто было написано на первой страничке. Хм... Опять щука? «Какая тоска, - жаловалась следующая страница. - Дядюшка злой - очередное фиаско. Рыбачить пришлось удочками. Сижу, рыбачу. Жара. Видать гроза будет..»
За лесом громыхнуло. Там, над резными верхушками крон вставала свирепого вида туча. «Любопытно»,- подумал я и стал читать дальше.
«Гроза, мой дядя торжествуя... - было начертано на следующей страничке. - По кладкам предлагает путь. Говорит, втрое скорее дойдем. Дождяра лупит! Что ж, по кладкам так по кладкам. Идем по кладкам».
Следующая страница отсутствовала, а дальше каллиграфически было выписано следующее: «Сижу в лазарете. Забинтовали на совесть - с ног до головы. Знал бы, что этим кончится, ни за что не поехал бы. Дядя совсем извелся. Бегает, руками машет. И зачем, причитает, по тем кладкам пошли... Это верно - зря пошли. Доски там гнилые, ну я, значит, кубарем в кусты. А там проволоки колючей моток. Ржавой, с войны, наверное. В общем, забинтовали... Дядю жалко - очень уж себя винит...»
Я поднял голову и посмотрел по сторонам. Распухая, надвигалась туча. Прибрежная осока ожила и негромко зашептала в порыве налетевшего ветерка. За кустом что-то бормотал дядя, время от времени слышался свист лески.
«Лежу, болею. Звонил дядя. Велит немедленно приезжать. Как же, разогнался!
Звонил опять. Ругается, говорит, что изобрел нечто небывалое. Называется статусквостер. Придется ехать».
«Гениально! - кричала следующая страничка, - Гениально! Статусквостер - устройство, с которым жизнь - сплошное удовольствие. Никаких случайностей! Не бойтесь совершать ошибки - все можно исправить. Достаточно задать следствие - машина сама отыщет причину. Потом временной резонанс, время идет вспять, и вы оказываетесь в заданной точке прошлого. Вам достался гнилой арбуз? Не беда - возьмите из другой кучи. Плохой билет на экзамене? А кто сказал, что нужно брать именно этот? Главное - восстановить статус-кво - первоначальное положение А там поступайте, как вам удобно. Ай да дядя!»
За лесом сверкнула молния Послышались приглушенные раскаты грома.
- Эй, племянник,- послышалось из-за куста - Заснул ты там, что ли? Смотри, какие красавцы!
Затрещали ветки, и позади меня выросла костлявая дядина фигура.
- Дождь, наверное, будет,- сказал я, рассеянно перебирая дядюшкин улов.
- Ну и не страшно,- дядя забрал ведерко и снисходительно похлопал меня по плечу. - В дождь оно даже лучше... Сама на крючок идет.
Едва дядя скрылся, я вновь схватил блокнот и с жадностью углубился в чтение.
«Начнем, пожалуй, - сказал дядя, установив аппарат на столе и проверив положение ручек на панели управления. Легко сказать - начнем. А с чего начинать-то?
- Бери, - говорит, - свой блокнот, да засовывай в этот вот отсек. Он там вне времени будет. Отныне по-новому заживем! Тебя вот вылечу, - это он про мои травмы вспомнил.- Заштопаю - следов не сыщешь! Начинаем, - кричит. Тетка Марфа из кухни табурет принесла. Чтоб, значит, как в кино было...»
Больше в блокноте ничего не было. Я положил его на траву и крепко задумался. Голова шла кругом. Всю жизнь мне твердили, что машина времени - вздор, досужий вымысел, не более. А оно ишь как оборачивается...
Я поднял с земли блокнот и быстро перелистал. Я ЭТОГО НЕ ПИСАЛ. Но это было написано мной! Почему же я этого не помню?!
На траву упали первые капли дождя. Поднялся ветер. Камыши справа влажно зашумели, склоняя к воде острые свои листья.
- Эх ма! Гроза-то какая заходит! - закричал дядя. Последние слова его потонули в раскатах грома. - Сматывай удочки, племянник. Домой пойдем.
- Может, тут где пересидим, - нерешительно предложил я.
Дядюшка только хмыкнул и, выбежав из-за куста, бросился собирать удилища.
- Не трусь, племянник. До села быстро добежим. Я тут короткую дорогу знаю. По кладкам, через хоздвор.
Сердце екнуло и бешено забилось в груди.
- Я сейчас, - хрипло пробормотал я.
- Поди, поди. - Он бросил на меня быстрый, чуть презрительный взгляд и выдернул из земли последнюю удочку.
Немного отбежав, я увидел за плесом дощатые кладки и ринулся туда. Вот и подходящий куст, осока кругом. Отодрать гнилую доску было делом одной минуты Теперь проволока. Я удивился бы, если бы ее не оказалось. Она была. Большой моток ржавой колючки. Зашвырнув ее подальше, я взобрался на холм и, запыхавшись, подбежал к дядюшке.
- Справился? - насмешливо поинтересовался он и, вручив мне часть удилищ, забросил на спину рюкзак,- Шагай, значит.
Грянул дождь. С замиранием я ступил на кладки. Подгнившие сваи раскачивались при каждом шаге. Серая лента реки пузырилась под ударами ливня. В нужном месте я артистически поскользнулся и кубарем влетел в кусты. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Быстро отыскав в кармане перочинный нож, я зажмурил глаза и с силой резанул по ноге. Осталось только закричать, и я закричал.
Мокрый, грязный и окровавленный я выполз на тропинку.
- Если б только знал, ни за что сюда не пошел бы, - выдавил я заранее приготовленную фразу.
- Батюшки! - дядя был подавлен. - Чем это ты?!
- Проволока колючая. Наверное, с войны, - соврал я.
В санчасть надо скорее... Батюшки! Кровь-то, кровь... Ах ты ж, господи!...
Мы почти бежали под проливным дождем. Одежда намокла и противно холодила разгоряченное быстрой ходьбой тело. Я шел впереди, за спиной хрипло дышал дядя.
«Потерпи, дорогой дядюшка, потерпи, - думал я. - Твой племянник сделал все, что мог. Всю жизнь тебя преследовали неудачи, ты многое придумал и многое изобрел. И вот самое большое твое изобретение и самая большая неудача. Но уж теперь я не допущу твоей великодушной ошибки! Придется все повторить. Еще раз пройти той же дорогой. По кладкам - в больницу!
Ты не учел, что, решив избавить любимого племянника от мучений, ты устранишь тот толчок, то событие, которое в конечном счете и подвело тебя к мысли о статусквостере. Так нельзя, дядя!»
- Одного моего знакомого раз кирпичом контузило,- продолжал я гнуть свою линию. - Пошел в магазин, а с крыши силикатник... Хорошо, что по ноге. А пошел бы другой дорогой или, положим, после перерыва - ничего и не было бы.
- Да, да, - убито соглашался дядя.- Если б знал, где упасть, то б соломку подстелил. Да разве угадаешь?
В колхозной больнице меня перевязали, а когда румяная сестра сноровисто вкатила мне положенное число кубиков, я, мельком взглянув на дядюшку, как можно жалобнее застонал.
У дяди под глазом дернулось. Он схватил со стола какой-то огрызок бумаги и принялся лихорадочно писать. Прикрыв глаза, я следил, как рождается одно из величайших изобретений.
Ю.Романов
***
фразы
Хорошо смеяться последним, но сколько приходится ждать!
За неспособность работать над собой пора давать инвалидность.
Все корни зла в закопанных талантах.
И у микробов, говорят, своя культура.
Стоит ли сгибаться для того, чтобы поднять уроненное достоинство?!
Приобретая вес в коллективе, не проломите трибуну.
Играть в поддавки с начальством можно и в рабочее время.
Даже у самой стройной теории со временем появляется брюшко.
Особенно вредны для здоровья выхлопные газы чужих автомобилей.
Александр ЩУРОВ, Одесса
философизмыПриз за исполнение служебных обязанностей.
В. ВОРОНЦОВ, г. Тольятти, Куйбышевская обл.
рационализмы
Что мы открываем: законы природы - или наши головы для них?
Г. ЯБЛОНСКИЙ, Одесса
зооафоризмы
- Я так нужен людям, - думал осел,- на мне все ездят...
М. СТОЛИН, г. Киев