Кругомъ подножiя кумира
Безумецъ бѣдный обошелъ
И взоры дикiе навелъ
На ликъ державца полумiра.
Стеснилась грудь его. Чѣло
Къ решетке хладной прилегло,
Глаза подернулись туманомъ
По сѣрдцу пламень пробѣжалъ
Вскипела кровь. Онъ мраченъ сталъ
Прѣдъ горделивымъ истуканомъ
И зубы стиснувъ, пальцы сжавъ
Какъ обуянный силой черной
«Добро, строитель чудотворный! -
Шепнулъ онъ, злобно задрожавъ -
Ужо тебѣ!..»
Пушкинъ.
«Мѣдный всадникъ» Раньше я полагал (возможно, вослед за Ю. Айхенвальдом), что последняя фраза Евгения - это бред полусумасшедшего.
В результате наводнения в Петербурге человек утратил всё, что было ему дорого, смекнул, что в этом повинен также и тот, кто задумал построить столицу на болотах, рядом с Невою, в результате помешался, потом оказался около монумента Петру, вот и разразился невразумительной бранью. Нормальный человек не будет ведь грозить статуе?
Во время чтения М. Саркисянца наткнулся на такую формулировку: "Большевизм возник из соединения двух элементов: теокртическоих устремлений, сохранившихся в народном сознании, и западно-европейского Просвещения в самом радикальном его варианте" ("Россия и Мессианизм", стр. 153). И тут меня осенило.
Пушкинский Евгений является личностью собирательной. Он представляет собою весь русский народ, оказавшийся заложником петровских преобразований. В его лице простой народ осмысляет своё (в том числе и дальнейшее) бытие. И фраза "ужо тебе!" имеет на самом деле, пророческий характер. Обращаясь к Петру и всем будущим русским правителям, народ устами Евгения как бы говорит: История неумолима. Вы пренебрегли простым народом, учинили насилие над Россией - и вам дорого придётся за это заплатить. Евгений предрекает Петру будущую революцию. Да и не только её.
Стоит обратить внимание, что ещё в момент потопа Евгений сидит верхом на льве - символе власти и могущества. Евгений как бы обуздывает этого льва, символически побеждает его. Пушкин ведь мог усадить своего героя на любое возвышение - крышу дома, сарая, высокое дерево (я в Питере был, как раз в период максимальных раздумий над этим произведением; львов видел - они расположены, в общем, не очень высоко).
Тем самым автор намекает, что в ситуации крупных катаклизмов (в том числе и природных), русский народ может подняться против власти. И тогда ей не поздоровится.
Медному всаднику - духу Петра - противостоит не единичный сумасшедший, тронувшийся в результате наводнения, но весь русский народ. И в этом смысле Евгений вовсе не тронулся, как не тронулся в результате многочисленных страданий и русский народ. Слова Евгения носят вполне осознанный характер.
Вскочилъ Евгенiй; вспомнилъ живо
Онъ прошлый ужасъ; торопливо
Онъ всталъ; пошелъ бродить, и вдругъ
Остановился - и вокругъ
Тихонько сталъ водить очами
Съ боязнью дикой на лицѣ.
Онъ очутился подъ столбами
Большого дома. На крыльцѣ
Съ подъятой лапой какъ живые,
Стояли львы сторожевые
И прямо в темной вышинѣ
Надъ огражденною скалою
Кумиръ съ простертою рукою
Сидѣл на бронзовомъ конѣ.
Евгенiй вздрогнулъ. Прояснились
Въ немъ страшно мысли. Онъ узналъ
И место, где потопъ игралъ
Где волны хищные толпились
Бунтуя злобно вкругъ него
И львовъ, и площадь, и того,
Кто неподвижно возвышался
Во мраке мѣдною главой
Того, чьей волей роковой
Подъ моремъ городъ основался...
Ужасенъ онъ въ окрестной мглѣ!
Какая дума на челѣ!
Какая сила въ немъ сокрыта!
А въ семъ конѣ какой огонь!
Куда ты скачешь, гордый конь
И гдѣ опустишь ты копыта?
О, мощный властелинъ судьбы!
Не такъ ли ты, надъ самой бѣздной
На высотѣ уздой желѣзной
Россiю поднялъ на дыбы?