"Соборы при Михаиле Фёдоровиче не были аналогом английского парламента"
...Соборы при Михаиле Фёдоровиче, конечно, не были аналогом английского парламента или шведского риксдага, или любого другого современного им европейского сословно-представительного учреждения.
И дело не только в явной ограниченности компетенции соборов и в слабости собственно выборного элемента, не только в том, что «в отличие от всех сословно-представительных собраний стран зарубежной Европы, Земские соборы никогда не имели - и при “самодержавной” традиции правления не могли иметь - права вотирования налогов» [Всемирная история в 6 т. Т. 3. Мир в раннее Новое время. М., 2013. С. 491.]. Сомнительно, чтобы собор вообще можно назвать сословно-представительным учреждением.
В точном смысле слова сословий в России тогда не было. Везде в Европе сословия представляли собой - в той или иной мере - политические субъекты, с которыми монархи были вынуждены договариваться. Европейское «дворянство черпало свою силу из местных интересов и провинциальных собраний (в Германии ландтаги, в Речи Посполитой сеймики и т.д.); сословные собрания если не издавали законы, то по крайней мере управляли, то есть существовало настоящее самостоятельное самоуправление, и они давали князю auxilium et consilium (обязательство помощи и совета) на фоне общего, обязывающего обе стороны права. А когда князь это право нарушал (например, при переходе к абсолютизму), образовывались корпорации собственного права; и тогда философы снабдили их теорией права на сопротивление (учение монархомахов). Всего этого, как и однозначного термина, соответствующего понятию “сословие”, не было в Московской Руси» [Торке Ханс-Йоахим. Так называемые земские соборы в России // Вопросы истории. 1991. № 11.].
В России «чины» - это категории служилых людей, даже верхушка купечества («гости») несла определённые государевы службы, играя роль «финансовых приказчиков правительства», по выражению Ключевского. «Организованные общественные группы, призванные верховной властью к участию в обсуждении и решении государственных дел, не были, как на Западе, носителями элементов политической власти, а воплощали в своем строе начало ответственных служб и повинностей по “государеву делу”» [Пресняков А.Е. Московское царство // Он же. Российские самодержцы. М., 1990. С. 416.]. Дворянский «служилый город» «в первую очередь… был военной корпорацией, ячейкой централизованной государственной военной организации, активно регулируемой правительством и подчиненной в отношении службы жесткому государственному контролю» [Петрухинцев Н.Н. Структура, динамика и иерархия служилых «городов» в XVII веке // Cahiers du monde russe. 2015/1 (Vol. 56). P. 164.]. Провинциальных собраний не было в принципе, городские собрания не обладали политической субъектностью, их деятельность после Смуты явно угасала.
Собор не являлся в строгом смысле и учреждением, у него полностью отсутствовала юридическая основа - никаких законодательных актов, определявшего его полномочия и принципы не существовало. Более того, в общественном сознании, похоже, вообще отсутствовала идея институционального контроля за верховной властью. Как отмечал В.О. Ключевский, в вопросах налогового обложения «казна вполне зависела от собора», однако «выборные, жалуясь на управление, давали деньги, но не требовали, даже не просили прав, довольствуясь благодушным, ни к чему не обязывающим обещанием „то вспоможенье учинить памятно и николи незабытно и вперед жаловать своим государским жалованьем во всяких мерах“. Очевидно, мысль о правомерном представительстве, о политических обеспечениях правомерности еще не зародилась ни в правительстве, ни в обществе. На собор смотрели как на орудие правительства» [Ключевский В.О. Курс русской истории. Ч. 3 // Он же. Соч. в 9 т. Т. 3. М., 1988. С. 190.]. Поэтому самодержавие, использовавшее соборы в качестве чрезвычайного органа в период преодоления Смуты, как только ситуация стабилизировалась, смогло от них отказаться, не встречая ни малейших правовых препятствий. Государев стряпчий Иван Андреевич Бутурлин, правда, предлагал реформировать соборы в постоянно действующее учреждение с выборными людьми, имеющими годичные полномочия и обеспеченными квартирами в столице. Но от него отмахнулись как от человека «не в целом уме».
Впрочем, один раз, уже при следующем Романове, Земский собор был созван по прямой инициативе «снизу». Но последняя вряд ли состоялась бы, не случись московского восстания в июне 1648 года, часто неправильно называемого Соляным бунтом.
Всё началось с возмущения посадских людей, но не против косвенного налога на продажу соли, отменённого ещё в декабре 1647 г., а против жёстких методов сбора прямых налогов (стрелецких и ямских денег), которые в пору действия соляного налога не взимали, а теперь решили взыскать за пропущенное время. Главным объектом ненависти бунтовщиков был второй человек в государстве, воспитатель и свояк молодого царя Алексея Михайловича боярин Борис Иванович Морозов, а также его ближайшие помощники Леонтий Плещеев и Пётр Траханиотов. Разъярённая толпа требовала от юного монарха их крови, и он был вынужден целовать крест, что выполнит её волю, отмолив только дорогого для него человека - Морозова. Но ни на жизнь, ни на прерогативы самодержца бунтовщики не покушались, антимонархические лозунги в их дискурсе отсутствовали.
Это отчасти напоминает французскую Фронду, участники которой также клялись в верности малолетнему Людовику XIV, а виновником всех зол называли первого министра кардинала Мазарини. Сходства добавляет временное изгнание и новое возвращение к власти, как Морозова, так и Мазарини. Более того, И.Л. Андреев находит в Москве 1648 года своих аристократов-«фрондёров» - боярина Н.И. Романов, двоюродного дяди царя Алексея, и князя Я.К. Черкасского, использовавших народный бунт для устранения своего конкурента Морозова и выступивших в качестве посредников между посадом и царём [Андреев И.Л. Алексей Михайлович. М., 2003. С. 76, 102 - 103].
Но уже здесь хорошо видна большая разница между Россией и Францией. Московские «фрондёры» не имели политической субъектности: интриги Романова и Черкасского и военные действия армий французских принцев-оппозиционеров - явления разного порядка. Принцев могли арестовать и подвергнуть заключению, но с ними потом вели переговоры и заключали перемирия, бояре же всегда оставались лишь государевыми слугами, самое дерзкое, что они могли себе позволить даже в разгар общественной нестабильности - демонстративно не явиться ко двору или отказаться от назначения на воеводство в провинцию.
Не являлась, по сути, политическим субъектом и московская бунтующая толпа, спонтанная и аморфная, не имеющая организующего центра. У парижской Фронды таким центром стал парламент, формулировавший требования мятежных парижан на языке закона и отстаивавший их на переговорах с верховной властью. Да и сами по себе парижские обыватели были достаточно структурированной силой, ибо охрана порядка в городе находилась в руках городской милиции. В Москве городская милиция как институт отсутствовала.
Тем не менее московское восстание сумело достичь невероятных по российским меркам результатов. Произошло это потому, что, во-первых, бунтовщиков отказались разгонять стрельцы, также недовольные политикой правительства Морозова, а, во-вторых, потому, что посад поддержало провинциальное дворянство. Такому союзу государство ничего не могло противопоставить, ибо дворянство - это армия. 10 июня 1648 г. представители обеих социальных групп подали на царское имя Большую всенародную челобитную, в которой внятно и твёрдо высказали пожелание созыва ЗС и «реформы местного суда и управления с широким привлечением посадских и служилых людей» [Андреев И.Л. Указ. соч. С. 114.]. Власти пришлось согласиться, уже в июле состоялся ЗС, на котором было принято решение о создании нового (точнее, первого полноценного) свода законов.
Для принятия последнего осенью был созван ещё один собор, «своей численностью, уступавшей разве что избирательному собору 1613 года», на нём «присутствовало чуть меньше 300 выборных, причем от уездного дворянства - более 170 человек, от городов - 89, от московских сотен и слобод - 12 и от стрельцов - 15. Обращает на себя внимание решительное преобладание представителей уездов. Никогда еще голос провинции не звучал так явственно, никогда еще перепуганные правящие круги не прислушивались к нему с такой чуткостью… Многие выборные привезли с собой наказы избирателей. Текст одного из таких наказов сохранился. Представители владимирского дворянства должны были на соборе всем “безстрашно о всяких делах и обидах говорить”…; “сильных и богатых встречать правдою” и заставить их навсегда оставить насилия и “душепагубную корысть”; у государя просить, чтобы был устроен “праведный суд всем людям ровен, каков большому, таков бы и меншему”» [Там же. С. 125]. Сами законы делегаты собора не разрабатывали, этим занимался специально созданный Уложенный приказ во главе с князем Н.И. Одоевским, но, несомненно, в их обсуждении они активно участвовали. К концу января 1649 г. Уложение было готово.
Перед нами вроде бы решительная победа «средних слоёв» (по терминологии С.Ф. Платонова) Московского государства, закреплённая на законодательном уровне. Но вот что поразительно, никаких перемен в политическом строе России эта победа не принесла. Уложение молчит о дальнейшей судьбе соборов, никак не прописывает их права и функции, молчит оно и о каких-либо политических правах «сословий», а тем более об ограничении самодержавия, в нём «нет ни одной статьи, которой бы обеспечивалось значение земщины в государственных делах» [Беляев И.Д. Судьбы земщины и выборного начала на Руси. М., 2008. С. 122.]. Не произошло никакого обновления правящей элиты страны за счёт выдвижения лидеров дворянской оппозиции (да мы их, собственно, и не знаем). Судя по всему, подобных требований выборные и не выдвигали.
Но ещё поразительнее, что в Уложении никак не отразились звучавшие в Большой всенародной челобитной пожелания о реформе местного суда и управления. В преамбуле, правда, провозглашается принцип равенства всех перед законом, выдвигавшийся в наказах - чтобы «от большаго и до меншаго чину, суд и росправа была во всяких делех всем ровна». Но о механизмах, обеспечивающих это равенство, нет ни слова.
Более того, Уложение отменило участие представителей посада в судебных делах, предоставив судопроизводство исключительно воеводам и приказным людям. Немногим позже, в 1650 г., отвечая на один из пунктов челобитной бунтующих псковичей о создании суда, в котором бы совместно участвовали царские воеводы и выборные люди, Тишайший вполне определённо заявил: «И того при предках наших, великих государех, царех, николи не бывало, что мужиком з бояры и с окольничими и воеводы у росправных дел быть, и вперед того не будет». Московская власть уже забыла про судебные практики XV - XVI вв., когда участие выборных в наместничьим суде было нормой, законодательно закреплённой в Судебниках 1497 и 1550 гг.
Чего же реально добились «средние слои»? Служилые люди - окончательного закрепощения владельческих крестьян и введения бессрочного сыска беглых, посадские люди - ликвидации «белых слобод», жители которых не несли городского тягла, последнее теперь распространилось и на них. Удовлетворив свои узкосословные интересы, дворяне и горожане нимало не расширили своей возможности влиять на государственные дела, оставив их, как и прежде, полностью в государевых руках. Они резко усилили градус несвободы в России для подавляющего большинства её населения - крестьян, но при этом нисколько не расширили пространство собственной свободы. Наметившийся было новый политический субъект - союз служилых людей и посада - распался, не оставив и следа. Уникальный исторический шанс был упущен. С тех пор в дворянской среде почти на столетие исчезает всякий оппозиционный дух.
И здесь опять-таки интересно сравнить итоги московского восстания с результатами самой неудачной из одновременных европейских «инсуррекций» - Фронды: «…судейская элита [возглавлявшая Фронду] кое-чего добилась и для себя, и для общества. Для себя: никогда уже поборы с оффисье не будут достигать таких размеров, как при Ришелье... Для общества: исчезла широко практиковавшаяся кардиналом-диктатором практика чрезвычайных судебных трибуналов - правительство по-прежнему постоянно применяло административные аресты на неопределенный срок, но право проведения процессов осталось только за регулярными судами» [ Малов В.Н. Парламентская Фронда: Франция, 1643-1653. М., 2009. С. 467.]. Это, конечно, немного, но показателен сам характер достигнутых изменений.
Или возьмём Неаполитанскую революцию, на короткое время низложившую монархию и провозгласившую республику, «дабы никакой король, или монарх или князек не мог иметь отныне никаких притязаний и дабы наше королевство и народ стали бы вольными и свободными от всех мучений и рабства». Неаполь в итоге остался под властью Испанской короны, но ряд требований восставших был удовлетворён: утвердилось равное представительство «народа» и дворян в управлении городом, были отменены или снижены вдвое пошлины на торговлю продуктами, «большинство наиболее видных участников революции... из числа “цивильных” [верхушка “среднего класса”] были назначены на самые высокие посты в управлении [Неаполя] - в казначейство и главный суд (Викарию), несмотря на противодействие возмущенного короля Филиппа IV [так!]» [Бондарчук В.С. Неаполитанская революция 1647 - 1648 гг. М., 1994. С. 209.].
Длительная вооружённая борьба каталонцев с Испанией при помощи французов закончилась подтверждением старинных каталонских привилегий. Не будем здесь говорить об английской революции, возглавленной парламентом и отправившей в том же самом году, когда было принято Уложение, короля Карла I на плаху (в связи с чем Алексей Михайлович отменил привилегии английских негоциантов). Это уже принципиально другой масштаб.
ЗС, так и не ставший действительным органом общественного представительства, в дальнейшем окончательно вернулся к своему урождённому официально-административному облику. «Представительство начинает рассматриваться как своего рода служба, за которую, как и за всякую другую, можно получать государево жалованье и просить наград. Сохранилось много челобитных с таким содержанием…: в одних “бьют челом” выборные дворяне о денежном жалованье или о награждении чином, в других - выборные посадские люди о доступной для них “государской милости” - праве беспошлинно курить вино или топить баню. Но красноречивей содержания самый тон, каким написаны челобитные этих законодателей. “Прибрели, Государь, мы, бедные и разоренные холопи твои из городов, - пишут, напр., в коллективной челобитной дворяне 6 городов, - бояся твоего, Государева, страху, спеша к указному сроку к тебе, Государю, к Москве без запасны... И ныне, Государь, мы, бедные и до конца разоренные холопи твои, ожидая на Москве твоего, Государева, и земского дела вершенья, волочась со всяких нужд и голодом помираем. Милосердый и праведный Государь, помилуй нас, вели, Государь, свое, Государево, жалованье дати нам, чтобы голодом не помереть”... Но раз, таким образом, “служба по выбору” стала рисоваться обывателю в привычных красках государственной повинности, которую надо исполнять, “бояся государева страху”, то не замедлило произойти сближение между столь различными областями и в других отношениях. Если раньше правительству приходилось постоянно жаловаться на уклонение служилых людей от военной повинности, то довольно скоро оно столкнулось с таким же отношением и к выборам. В представительстве избиратели видят свою обязанность, не чувствуя в нем своего права, и потому не является неожиданностью, если мы узнаем, что воеводам иногда только с помощью пушкарей и стрельцов удавалось заставить население осуществлять свои избирательные права» [Заозерский А.И. Земские соборы // Три века: Россия от Смуты до нашего времени. Т.1. М., 1912. С. 148 - 149].
Соборы продолжали ещё некоторое время созываться, но их использовали, главным образом, как аудиторию для торжественного зачитывания правительственных деклараций. В 1651 г. участники собора, в том числе и выборные, просто выслушали царское заявления о «неправдах» польского короля. В мае 1653 г. «по указу Великого Государя-Царя и Великого князя Алексея Михайловича всея Руси Самодержца говорено на соборах о литовском и о черкаском [украинском] делах». 1 октября 1653 г. собор одобрил уже принятое ранее царское решение о начале войны с Польшей и принятии под «Государеву высокую руку» войска Запорожского во главе с Богданом Хмельницким. Общего соборного приговора не было, слово «приговорили» использовано только в отношении бояр: «И выслушав, бояре приговорили…». Прочие лишь выразили единодушную поддержку: «А стольники, и стряпчие, и дворяне московские, и дьяки, и жильцы, и дворяне ж и дети боярские из городов, и головы стрелецкие, и гости, и гостиные и суконные сотни, и черных сотен и дворцовых слобод тяглые люди, и стрельцы о государской чести и о приеме гетмана Богдана Хмельницкого и всего войска Запорожского допрашиваны ж по чином порознь. И они говорили то ж, что за честь блаженной памяти Великого Государя-Царя и Великого князя Михаила Федоровича всея Руси и за честь сына его государева, Великого Государя-Царя и Великого князя Алексея Михайловича всея Руси, стояти и против Литовского Короля войну вести; а они, служилые люди, за их государскую честь начнут с Литовским Королем битися, не щадя голов своих, и ради помереть за их государскую честь; а торговые всяких чинов люди вспоможеньем и за их государскую честь головами ж своими ради помереть; а гетмана Богдана Хмельницкого для православные христианские веры и святых Божиих церквей пожаловал бы Великий Государь-Царь и Великий князь Алексей Михайлович всея Руси по их челобитью, велел их приняти под свою государскую высокую руку». Таким образом, «от “всяких чинов людей”… правительству нужно было получить не совет, а просто заявление о согласии, становившееся обязательством, жертвовать ”головами” и “вспоможеньем”» [Там же. С. 151.].
По замечанию А.Е. Преснякова: «Земские соборы 50-х гг. - по вопросу о борьбе за Малороссию - только внешняя форма, без подлинного живого содержания: опрошенные „по чинам - порознь“ члены собора только повторяют готовое решение царя и его боярской думы» [ Пресняков А.Е. Указ. соч. С. 421].
Большинство современных историков считает Земский собор 1653 г. последним. Многолетняя война с Речью Посполитой «отменила эту форму представительства чинов Московского государства» [Козляков В.Н. Царь Алексей Тишайший. М., 2018. С. 277]: служилые люди постоянно находились в походах, да и сам государь нередко участвовал в последних. Соборы 1660 - 1680-х гг. - суть рабочие комиссии, обсуждающие положение различных социальных групп по отдельности с участием представителей последних, а не голос - пусть и заранее «настроенный» - «всей земли». Впрочем, был ещё собор 1683 - 1684 гг. с участием выборных для одобрения планировавшегося Вечного мира с Польшей, но поскольку мира тогда не заключили, собор никаких документов не принимал.
Так, к концу XVII столетия соборы тихо угасли, и быстро были забыты. И только в середине XIX в. их раскопали славянофилы. Но это уже была совершенная археология. И Государственная Дума начала прошлого столетия к ним никакого отношения не имеет. Это другой, новый институт. В отличие от того же английского парламента, наследующего по прямой парламенту XIII века.
Полный текст: http://rueuro.ru/item/72-byli-li-zemskie-sobory-russkim-parlamentom?fbclid=IwAR3BmvXVMJGpR8H4LnmE6KdfcSQ0RRBWBjQBj0ySJbtdReCruEQp_EX53vk