Размышления о сверхвластной структуре
Дело было так. Я недавно начал служить в церкви, это было 20 лет назад. Поскольку мне пришлось изучить церковный устав, то я быстро узнал, что церковная служба (Всенощная в основном) очень сильно сокращается. Она сокращается в три-четыре или даже в пять раз. Например: там должен читаться канон, каждый день памяти какого-то святого. Потом если праздник например был - пасха или другой.
Каждый канон это 14 умножить на 3 будет 42 и вот таких вот 7 песен в каноне. Всё это нужно читать, а хор должен петь ирмос перед каждой песней.
У нас был настоятель, старенький такой, отец Алексей. Я его спрашиваю: "батюшка, а вот нехорошо, что мы службу сокращаем? Ну это же грех? Нигде ведь в уставе не прописано, что её можно сокращать?" И он мне сказал: "да, Игорь, это действительно правда, это грех. Но мы, священнослужители, берём на себя этот грех, мы о нем не говорим прихожанам. Те, кто разбирается, кому нужно полную службу, они пойдут в монастырь, где полное богослужение.
Понимаешь, если бы мы служили полную литургию, она бы длилась с пяти часов вечера до двух-трёх часов ночи. Практически нереально нормальному прихожанину (какой-нибудь бабушке) выстоять эту службу. А если она будет сидеть, то она будет чувствовать себя некомфортно. И поэтому из любви к прихожанам все служители православной церкви пошли по этому пути".
Это я начал к тому, чтобы показать подход. Любовь священнослужителей к прихожанам выразилась в том, что они взяли на себя грех сокращения богослужения. Что лучше пусть человек интенсивно помолиться в течение часа-двух, чем он будет клювом щёлкать в течение семи часов. Ну и в современном мире это очень тяжело. У людей могут быть ещё свои дела, маленькие дети и так далее. Сейчас уже не попросишь общину, чтобы она посмотрела за твоими детьми, когда ты ночью на богослужении. Лет 200 назад можно было попросить.
Обычно в храмах семейная атмосфера. Все в друзьях, после службы все садятся за один стол... Но потом меня занесло в храм, где настоятель был рьяный уставщик. Служба действительно длилась 7 часов. Когда второй алтарник вышел на работу и я читал канон один, стоя посреди храма, то вокруг стояли бабушки со стаканами воды. Я еле успевал промочить горло, пока хор пел ирмос. К 5 песне мне казалось, что я вот-вот потеряю сознание. Пять часов чтения с чётким выговором и громким голосом, чтобы слышал весь храм! Пять, Карл!! Так вот. Атмосфера в этом храме, отношения между людьми были невозможные. Чувствовалось холодность, дистанционность. Нигде такого не было. А про настоятеля говорили, что он носил домой деньги чемоданами...
Я задал отцу Алексею вопрос: почему церковь не борется с недостойными священниками? "Батюшка, а почему нельзя?". Он не сказал мне ничего вразумительного, он сказал: "тогда всем от этого будет хуже". Он не теоретик вообще-то. Тогда у меня запала эта мысль. А поскольку вообще-то этот вопрос поднимался очень многими людьми - почему церковь не борется, там столько недостойных людей - то я к этому вопросу не раз возвращался последние лет 20 с тех пор как вернулся в философию.
Как ни парадоксально, здесь действует та же логика любви церкви к её священнослужителям. Смысл заключается в следующем: в том, что если Церковь создаст внутри себя репрессивную структуру, которая будет выявлять недостойных священников, зажимать их, изгонять, то в церкви создастся невыносимая атмосфера под этой репрессивностью, эта атмосфера будет действовать на всех, её все будут бояться. Это тот путь, по которому пошел Лукашенко. Он создал репрессивную структуру, от которой чиновникам трудно воровать и от этого всем плохо. Всему обществу. А Россия пошла по другому пути - по царскому пути. А Украина пошла по пути абсолютной вольницы.
Речь идёт о том, что если мы хотим построить совершенное общество, то мы сразу будем поставлены перед необходимостью создания репрессивной структуры, которая будет отлавливать и репрессировать недостойных. И от этой репрессивной структуры будет плохо всем. Церковь борется с недостойными священниками в рабочем порядке. Если община начала уже бойкот объявлять и так далее. А создать какую-то репрессивную структуру, значит создать какую-то невозможную атмосферу, от которой всем будет плохо.
Итак, если говорить о сверхструктуре, то есть опасность, что она на себя возьмёт слишком многое. Она пойдёт вразнос. Возьмёт на себя слишком многое и будет шантажировать "хороших". Потом эта структура сама станет злодейством.
<...>
На этот репрессивный аппарат придётся создавать ещё один репрессивный аппарат. И тут встаёт вопрос: а с чем мы будем бороться: с грехом или с его внешними проявлениями? Мы будем как доктор пытаться симптомы даже не лечить, а просто устранить. А самой болезнью заниматься не будем. Страхом победить не сможем, да и в основе православия не страх, а любовь.
Смысл заключается в том, что эта репрессивная структура возьмёт на себя роль высшего судьи. А это большой соблазн. Ощущение собственной высоты. А "высшая воля" в данном случае станет "волей моей" - а это невозможно. Человеческое сознание устроено так, что он не может считать себя Высшим. Человек должен подчиняться, он иерархичен по своей сути. Если он считает себя высшим, то он сходит с ума. Как Сальери: "Я же избран чтоб его становить". Сальери считал себя высшей структурой. Раскольников: "Я тварь дрожащая или право имею?".
Такая структура пойдет вразнос. Она будет чувствовать себя абсолютной и у неё будут размыты границы понимания добра и зла. То есть она сойдёт с ума. Согласитесь, если у человека размыты границы понимания добра и зла то он -псих. Ну, не псих совсем, когда в психушку кладут, но психоз, потому что у нормального человека они хоть как-то, но существуют.
У меня был очень интересный случай. Я занимался спортом, это было в году 1999-м 2000-м, я от Октябрьской побежал по Ленинскому проспекту к краю Москвы. Через какое-то время устал, пошёл пешком, там стояли проститутки. Что-то я им сказал, они мне что-то сказали... Ещё там был сутенер, и я с ним разговорился. Я никогда в жизни не разговаривал с сутенёрами. Вот по нему было видно, что он невменяемый. Такое ощущение, что он сразу готов был с места в карьер бросаться на людей. Было видно, что у него нет ограничивающих центров в сознании. Хотя он был красиво одет, цивилизованно выглядел, в красивом костюме. Но было видно, что у него нет ограничивающих факторов в сознании. В нём было что-то размытое, что делает из него зверя, а не человека. Это просто видно. Он на меня тоже чуть не бросился. Я пошёл дальше заниматься спортом. И вот я с тех пор вспоминаю его, потому что это очень интересный образ.
По-моему в данном случае этот пример убедителен. Потому что одно дело быть проституткой и другое - быть сутенером. Это надстройка над её грехом. Проститутка ещё может создать себе левое имя, легенду, почему она этим занимается. У них обычно легенда, что у неё есть любимый человек, который ради неё сел в зону (он ради неё угнал лексус). А она его ждёт и завяжет, как только он выйдет. Это ерунда. И она ассоциирует себя с этим левым именем и этой легендой. На самом деле это раздвоение личности. Это тоже плохо, но это позволяет ей преодолевать внутренний конфликт. Она отстраняется от самой себя. Она, таким образом, избавляется от необходимости судить саму себя, как бы считать себя хорошей. А сутенер-то не может! У него нет любовника, который ради него угнал лексус))
Благодарность за набор Алексею К.