Древнейший героический эпос лужицких сербов.
Оригинал взят у nap1000 в Древнейший героический эпос лужицких сербов.
«Они слишком хорошо помнят, что именно они были хозяевами той земли, что принадлежит сейчас их врагам - немцам. В их памяти ещё слишком живы все бесчинства, причинённые им и они питают себя надеждой, что придёт время, когда они снова поднимут головы, а их угнетатели будут свергнуты. У них всё ещё есть предания об их судьбе, которые они держат от немцев в тайне»
Карл Готтлиб фон Антон, историк и языковед города Горлиц, о лужитских сербах, 1783 год.
О существовании героического эпоса у лужицких сербов узнал впервые с год назад. Прочитал небольшой отрывок в интернете и понял - это как раз то, что я так долго искал. Не какие-то смутные намёки на славянскую мифологию в названиях городов, а совершенно новый, настоящий и очень ценный источник. Произведение возрастом не меньше 1100 лет, без перевода понятное людям, говорящим на современном русском. Величественная красивая славянская языческая поэзия, живая гордая речь балтийских славян. С тех пор долго и безуспешно искал всюду полную версию, но, как это часто бывает, перемудрил. Один прямой вопрос в национальное сербское издательство - и уже через день оригинальное издание 1957 года было у меня в руках (честь им и хвала!)!
Исследование написано на верхне-сербском диалекте, но смысл его в общих чертах ясен - язык всё же не совсем чужой. Кроме того, имеется и краткое резюме на немецком, перевод которого привожу ниже.
«Наши воины возвращаются с войны - старо-сербская эпическая песнь.»
Славянский эпос предоставлял до последнего времени разнообразием своих форм особо широкое поле, как для этнологических исследований в музыке, так и для славистики. Русские былины, украинские казачьи думы, болгарские и сербско-хорватские песни гусляров (??? - nap1000) становились предметом музыкально-систематических, метрических и историческо-сравнительных исследований именитых учёных ( Jagic, Gebauer, Soerensen, Wollmer, Trautmann, Wünsch, CIcerow и др. ). Но все эти работы можно упрекнуть в том, что все они были посвящены лишь восточно- и южнославянскому эпосу. Так, что могло сложиться ошибочное представление, что у западных, особенно балтийских, славян, остатками которых являются сегодняшние лужицкие сербы, не имели своей эпической традиции. Исследователь Шмалер своим собранием народных песен лужицких сербов уже в 1841-43гг. дал некоторое представление о многовековых преданиях сербского народного эпоса. В 1893 году Евальд Мюлер опубликовал в этнографической работе «Славянство в Нижней Лужице» неизвестную до этого эпическую песнь «Наши воины возвращаются с войны». Кантор Ризе из местечка Зелов, который предоставил ему эту песнь, заметил, что «текст и мелодия песни - древнейшего славянского характера и без сомнения относятся к самым ранним временам; между третьей и четвёртой строфами возможно была утеряна часть песни».
И действительно, о том, что перед нами не фальсификат и не плод романтических народных фантазий, говорит уже тот факт, что в процессе работ по систематической инвентаризации нижне-лужицкого музыкального фольклора в последний год были записаны многочисленные варианты песни, называемой «военной» ( wojnski kjarliz ). То же подтверждают и варианты, записанные в отличающейся в языковом и этническом плане, Верхней Лужице. Древность песни, видна из её переформировок по особым правилам образования вариантов, контаминации и перепевок.
Эта песнь содержательна уже только из тональных соображений. Комплекс её вариантов делится на два типа. Первый тип представляет собой результат перепевки под влиянием немецкой народной песни « O wie wohl ist mir am Abend» - в результате исполнитель имел такое же направление движения интервалов в начале песни, над рассудительным и более важным сербским здесь главенствует эмоциональная немецкая мелодия. Второй тип вводит нас в архаичное чувствование тона. В основе прямых ритмических показателей фрагментарно-монотематического музыкального действия лежат тональные modi лужицкой пентатоники и примитивной ступенчатой мелодики старинной додиатонической квинтакоррдальной системы. Наличие детских и колыбельных вариантов этой песни говорит о консервировании архаичного музыкального наследия в в детском восприятии тона. Изменяющиеся ступени в более молодых вариантах песни подтверждают логическую эволюцию уже названных выше тональных основ.
Содержание песни отводит нас ко времени войн между полабскими славянами и немцами, происходившими до XIII столетия и описываемых известными средневековыми хронистами ( Гельмольд, Титмар, Видукинд, Саксон Грамматик и др. ). Сербский князь, в некоторых вариантах «старый могущественный пан» или даже с указанием имени «пан Пыжич», возвращается из победоносного сражения. В старинных языковых формах, метафоризмах и эпитетах, соотвествуюших древнеславянским героическим песням, разделённых в повышающиеся повторения, показывается сжатая, реалистичная картина описанных выше действий. В стиле певца эпических народных песен это звучит:
Госпожа, если захочешь услышать о сражении,
Хый, услышать о сражении,
Спроси наших парней,
Хый, наших парней,
Как поражающий гром
Тяжёлая палица господина!
Филологический анализ текста, при учтении синтаксиса и этимологии слов, показывает, что древнеславянские формы и словарный запас, без значительных заимствований из немецкого, (что позволяет предположить первоначально десятислоговой размер, типичный особенно для южно-славянских героических песен ) были заменены в процессе развития языка на восьмислоговой размер. Выражение «пан» для обозначения господина, вместо употребляемого сейчас в сербском языке слова «князь», не употребляется уже в самых старых памятниках сербской письменности XVI века и значительно древнее, чем выражение:
«Парни ведут лошадь господина»
И далее следует:
«Воины приходят к реке,
Хый, к реке,
Они моют лошадь нашего господина,
Хый, лошадь наюего господина.»
Подчёркивается, что лошадь принадлежала господину. Можно предположить, что перед нами отражение раннесредневекого общественного строя, показывающего наличие касты конных воинов, «витязей», у сербского племени далеминцев. Также, все названные в песне обстоятельства, отношения и вещи ( седло, палица или булава - как оружие, добыча и т.д. )несут отпечаток уже доказанного аутентически, исторически и археологически. Повторяющащсщ в каждой строфе интерекция «хуй, хуй» , имеющая функцию боевого клича, позволяет углубить и конкретизировать наши исторические изыскания. Такой боевой кличь упоминается у венгров в средневековых сообщениях (Luitprand, Engelhus )о войнах с Герниром I в 933 году: «Ex eorum turpis et diabolica hui, hui frequenter auditur“. Известно, что венгры были призваны лужицкими сербами для охраны западной границы на реке Заале от герцога Отто и его сына, короля Генриха I, и проникли впервые в Саксонию, под предводительством сербов, в 906 году. В этом контексте огромное значение имеет мелодически-тонально самый древний вариант «боевой песни», в котором упоминаются и сами венгы (гунны):
«На лошадях сидят венгры(в оригинале- Huntse - nap1000),
Хый, сидят венгры,
У венгров золотой перстень,
Хый, золотой перстень.»
Войны объединённых войск сербов и венгров против короля Генриха I были настолько успешны, что последний был вынужден выплатой дани с 924 до 932 года купить у своих противников перемирие. Этот единичный триумф, поражение немецкого короля, должно было глубоко отложиться в памяти сербского народа. Третья строфа становиться в полной мере ясна, только когда её произносят в требовательном тоне:
«Немецкий король покорился господину!
Хый, покорился нашему господину!»
Итак, подитожив значительные составляющие музыкально-теоретического и исторического анализа этой песни, становится ясно, что перед нами остатки объёмной древне-сербской эпической песни, сохранившейся в фольклоре Нижней Лужицы, как и некоторые другие этнографические особенности. В сравнении с восточно- и южнославянской народной эпикой, древнейшие примеры которых хронологически не уходят глубже XI века, можно предположить, что нижнелужицкая «военная песнь» - «наши воины возвращаются с войны» является самой древней славянской эпической песней из всех.»
В исследовании приведено 15 вариантов этой песни
Перевод немецкого варианта
"Наши воины возвращаются с войны, хый, хый, возвращаются с войны,
Нашего князя ведут они лошадь, хый, хый, ведут они лошадь,
Смотрите, как скачет владыка, как его взгляд распространяет победу.
Госпожа слушает сказ о битве, хый, хый, сказ о битве
Нашему воеводе восхваление, хый, хый, восхваление.
Как гром оглушает сверху,
Так грохочет булава (палица) героя.
Могущественный князь слушает господина, нашего господина."
Не знаю, как насчёт самой старой из всех, но то, что песня это действительно древнейшая и архаичная, говорит уже тот факт, что в ней упоминаются гунны. Не важно, подразумевались ли под гуннами ко времени сложения песни уже венгры или нет, то, что слово это было ещё не забыто народом, само по себе говорит о многом.
Интересная вообще получается штука. Об этом ценнейшем памятнике, важном без сомнения для понимания и изучения всех славянских народов, по сложившейся традиции, не упоминается практически нигде. Из книги в книгу цитируются и анализируются одни и те же источники, пишутся сотни километровых статей являющихся просто напросто полемикой «учёных мужей», но ничего нового читателю не дающих, а тут ТАКОЕ и никому не надо…Хм…
Сами лужицкие сербы проделали детальный анализ музыкальных и ритмических характеристик этой песни и попытались сопоставить её с известными историческими событиями, но гораздо больший интерес, на мой взгляд, эта песня представляет в плане славянской мифологии.
Всё время повторяется некий красивый поэтический образ:
Хунце маю злочаны першчень
Злочаны першчень ма модре ока
В модрем оче камъен ляже
Пшеж тен камъен вода бежи
Во тей возе тшава рошчо
Во тей тшаве кветки квиту
Редне зовчо павы пасо ( в другом варианте перстень на руке у прекрасной пани, которая и пасёт пав )
Итак, некий золотой перстень. На золотом перстне - синий глаз, на синем глазу лежит камень, по (или возле) камню течёт вода, на (или в) воде растёт трава, по траве ходят птицы(павы), которых пасёт прекрасная пани.
Ничего не напоминает? К примеру вот это:
«На море-окияне(окиян созвучно синим «оче» из сербской песни), на острове Буяне лежит бел горючь камень Алатырь (ср. «в модром оче камень ляже» ). Далее в вариантах русских заговоров (спасибо Озару за книгу!) упомитается то дерево дуб( ср. «тшава росче» ), то некий золотой престол (ср. «злочаны першчень» ) на котором сидит пряльщица (ср. «рьяна пани» ).
Совпадение поэтических образов? Ну-ну…
Да ведь это сербский вариант той самой древнейшей общеславянской мифологической формулы!
Ещё хотелось бы обратить внимание на приведённый в резюме в немецком переводе отрывок:
«Как поражающий гром
Тяжёлая палица господина!»
Это интерпретируется в духе, что упоминание палицы , как оружия, отводит нас к началу десятого века, к битве сербов и венгров с немецким королём. Не знаю, как остальные, но у меня, хоть и богатое воображение, но представить себе конницу сражающуся ПАЛИЦАМИ я, сколько не пытался, так и не смог. Зато сразу бросилось в глаза другое - «поражаюший гром», как метафора этой палицы. Не секрет, что слово «гром» звучит на многих славянских языках как «Перун». Это говорит о том, что образ грома, молнии и Бога Перуна не различался в сознании славян в древности. В связи с этим вспомним летописную легенду свержения идола Перуна в Новгороде : Перун поплыл по Волхову и бросил свою ПАЛИЦУ. Позже такими же ритуальными палицами-дубинами новгородцы били друг друга, в память о Перуне, а Перунова палица ещё долгое время хранилась в новгородской церкви. Не из тех ли же религиозных представлений вышло сербское выражение? Речь ведь идёт о начале 10 века, о войнах славян язычников. В то время не могло быть поэтической метафоры с громом, не связанной при этом с Перуном.
Омывание коня господина перед битвой, возможно, так же относит нас к описываемым средневековыми источниками, связанными с войной, ритуалам с участием священного белого коня.
Но, это всё, конечно, только первое впечатление. Сербский героический эпос нуждается в полноценном широком исследовании на предмет славянской мифологии.
«Они слишком хорошо помнят, что именно они были хозяевами той земли, что принадлежит сейчас их врагам - немцам. В их памяти ещё слишком живы все бесчинства, причинённые им и они питают себя надеждой, что придёт время, когда они снова поднимут головы, а их угнетатели будут свергнуты. У них всё ещё есть предания об их судьбе, которые они держат от немцев в тайне»
Карл Готтлиб фон Антон, историк и языковед города Горлиц, о лужитских сербах, 1783 год.
О существовании героического эпоса у лужицких сербов узнал впервые с год назад. Прочитал небольшой отрывок в интернете и понял - это как раз то, что я так долго искал. Не какие-то смутные намёки на славянскую мифологию в названиях городов, а совершенно новый, настоящий и очень ценный источник. Произведение возрастом не меньше 1100 лет, без перевода понятное людям, говорящим на современном русском. Величественная красивая славянская языческая поэзия, живая гордая речь балтийских славян. С тех пор долго и безуспешно искал всюду полную версию, но, как это часто бывает, перемудрил. Один прямой вопрос в национальное сербское издательство - и уже через день оригинальное издание 1957 года было у меня в руках (честь им и хвала!)!
Исследование написано на верхне-сербском диалекте, но смысл его в общих чертах ясен - язык всё же не совсем чужой. Кроме того, имеется и краткое резюме на немецком, перевод которого привожу ниже.
«Наши воины возвращаются с войны - старо-сербская эпическая песнь.»
Славянский эпос предоставлял до последнего времени разнообразием своих форм особо широкое поле, как для этнологических исследований в музыке, так и для славистики. Русские былины, украинские казачьи думы, болгарские и сербско-хорватские песни гусляров (??? - nap1000) становились предметом музыкально-систематических, метрических и историческо-сравнительных исследований именитых учёных ( Jagic, Gebauer, Soerensen, Wollmer, Trautmann, Wünsch, CIcerow и др. ). Но все эти работы можно упрекнуть в том, что все они были посвящены лишь восточно- и южнославянскому эпосу. Так, что могло сложиться ошибочное представление, что у западных, особенно балтийских, славян, остатками которых являются сегодняшние лужицкие сербы, не имели своей эпической традиции. Исследователь Шмалер своим собранием народных песен лужицких сербов уже в 1841-43гг. дал некоторое представление о многовековых преданиях сербского народного эпоса. В 1893 году Евальд Мюлер опубликовал в этнографической работе «Славянство в Нижней Лужице» неизвестную до этого эпическую песнь «Наши воины возвращаются с войны». Кантор Ризе из местечка Зелов, который предоставил ему эту песнь, заметил, что «текст и мелодия песни - древнейшего славянского характера и без сомнения относятся к самым ранним временам; между третьей и четвёртой строфами возможно была утеряна часть песни».
И действительно, о том, что перед нами не фальсификат и не плод романтических народных фантазий, говорит уже тот факт, что в процессе работ по систематической инвентаризации нижне-лужицкого музыкального фольклора в последний год были записаны многочисленные варианты песни, называемой «военной» ( wojnski kjarliz ). То же подтверждают и варианты, записанные в отличающейся в языковом и этническом плане, Верхней Лужице. Древность песни, видна из её переформировок по особым правилам образования вариантов, контаминации и перепевок.
Эта песнь содержательна уже только из тональных соображений. Комплекс её вариантов делится на два типа. Первый тип представляет собой результат перепевки под влиянием немецкой народной песни « O wie wohl ist mir am Abend» - в результате исполнитель имел такое же направление движения интервалов в начале песни, над рассудительным и более важным сербским здесь главенствует эмоциональная немецкая мелодия. Второй тип вводит нас в архаичное чувствование тона. В основе прямых ритмических показателей фрагментарно-монотематического музыкального действия лежат тональные modi лужицкой пентатоники и примитивной ступенчатой мелодики старинной додиатонической квинтакоррдальной системы. Наличие детских и колыбельных вариантов этой песни говорит о консервировании архаичного музыкального наследия в в детском восприятии тона. Изменяющиеся ступени в более молодых вариантах песни подтверждают логическую эволюцию уже названных выше тональных основ.
Содержание песни отводит нас ко времени войн между полабскими славянами и немцами, происходившими до XIII столетия и описываемых известными средневековыми хронистами ( Гельмольд, Титмар, Видукинд, Саксон Грамматик и др. ). Сербский князь, в некоторых вариантах «старый могущественный пан» или даже с указанием имени «пан Пыжич», возвращается из победоносного сражения. В старинных языковых формах, метафоризмах и эпитетах, соотвествуюших древнеславянским героическим песням, разделённых в повышающиеся повторения, показывается сжатая, реалистичная картина описанных выше действий. В стиле певца эпических народных песен это звучит:
Госпожа, если захочешь услышать о сражении,
Хый, услышать о сражении,
Спроси наших парней,
Хый, наших парней,
Как поражающий гром
Тяжёлая палица господина!
Филологический анализ текста, при учтении синтаксиса и этимологии слов, показывает, что древнеславянские формы и словарный запас, без значительных заимствований из немецкого, (что позволяет предположить первоначально десятислоговой размер, типичный особенно для южно-славянских героических песен ) были заменены в процессе развития языка на восьмислоговой размер. Выражение «пан» для обозначения господина, вместо употребляемого сейчас в сербском языке слова «князь», не употребляется уже в самых старых памятниках сербской письменности XVI века и значительно древнее, чем выражение:
«Парни ведут лошадь господина»
И далее следует:
«Воины приходят к реке,
Хый, к реке,
Они моют лошадь нашего господина,
Хый, лошадь наюего господина.»
Подчёркивается, что лошадь принадлежала господину. Можно предположить, что перед нами отражение раннесредневекого общественного строя, показывающего наличие касты конных воинов, «витязей», у сербского племени далеминцев. Также, все названные в песне обстоятельства, отношения и вещи ( седло, палица или булава - как оружие, добыча и т.д. )несут отпечаток уже доказанного аутентически, исторически и археологически. Повторяющащсщ в каждой строфе интерекция «хуй, хуй» , имеющая функцию боевого клича, позволяет углубить и конкретизировать наши исторические изыскания. Такой боевой кличь упоминается у венгров в средневековых сообщениях (Luitprand, Engelhus )о войнах с Герниром I в 933 году: «Ex eorum turpis et diabolica hui, hui frequenter auditur“. Известно, что венгры были призваны лужицкими сербами для охраны западной границы на реке Заале от герцога Отто и его сына, короля Генриха I, и проникли впервые в Саксонию, под предводительством сербов, в 906 году. В этом контексте огромное значение имеет мелодически-тонально самый древний вариант «боевой песни», в котором упоминаются и сами венгы (гунны):
«На лошадях сидят венгры(в оригинале- Huntse - nap1000),
Хый, сидят венгры,
У венгров золотой перстень,
Хый, золотой перстень.»
Войны объединённых войск сербов и венгров против короля Генриха I были настолько успешны, что последний был вынужден выплатой дани с 924 до 932 года купить у своих противников перемирие. Этот единичный триумф, поражение немецкого короля, должно было глубоко отложиться в памяти сербского народа. Третья строфа становиться в полной мере ясна, только когда её произносят в требовательном тоне:
«Немецкий король покорился господину!
Хый, покорился нашему господину!»
Итак, подитожив значительные составляющие музыкально-теоретического и исторического анализа этой песни, становится ясно, что перед нами остатки объёмной древне-сербской эпической песни, сохранившейся в фольклоре Нижней Лужицы, как и некоторые другие этнографические особенности. В сравнении с восточно- и южнославянской народной эпикой, древнейшие примеры которых хронологически не уходят глубже XI века, можно предположить, что нижнелужицкая «военная песнь» - «наши воины возвращаются с войны» является самой древней славянской эпической песней из всех.»
В исследовании приведено 15 вариантов этой песни
Перевод немецкого варианта
"Наши воины возвращаются с войны, хый, хый, возвращаются с войны,
Нашего князя ведут они лошадь, хый, хый, ведут они лошадь,
Смотрите, как скачет владыка, как его взгляд распространяет победу.
Госпожа слушает сказ о битве, хый, хый, сказ о битве
Нашему воеводе восхваление, хый, хый, восхваление.
Как гром оглушает сверху,
Так грохочет булава (палица) героя.
Могущественный князь слушает господина, нашего господина."
Не знаю, как насчёт самой старой из всех, но то, что песня это действительно древнейшая и архаичная, говорит уже тот факт, что в ней упоминаются гунны. Не важно, подразумевались ли под гуннами ко времени сложения песни уже венгры или нет, то, что слово это было ещё не забыто народом, само по себе говорит о многом.
Интересная вообще получается штука. Об этом ценнейшем памятнике, важном без сомнения для понимания и изучения всех славянских народов, по сложившейся традиции, не упоминается практически нигде. Из книги в книгу цитируются и анализируются одни и те же источники, пишутся сотни километровых статей являющихся просто напросто полемикой «учёных мужей», но ничего нового читателю не дающих, а тут ТАКОЕ и никому не надо…Хм…
Сами лужицкие сербы проделали детальный анализ музыкальных и ритмических характеристик этой песни и попытались сопоставить её с известными историческими событиями, но гораздо больший интерес, на мой взгляд, эта песня представляет в плане славянской мифологии.
Всё время повторяется некий красивый поэтический образ:
Хунце маю злочаны першчень
Злочаны першчень ма модре ока
В модрем оче камъен ляже
Пшеж тен камъен вода бежи
Во тей возе тшава рошчо
Во тей тшаве кветки квиту
Редне зовчо павы пасо ( в другом варианте перстень на руке у прекрасной пани, которая и пасёт пав )
Итак, некий золотой перстень. На золотом перстне - синий глаз, на синем глазу лежит камень, по (или возле) камню течёт вода, на (или в) воде растёт трава, по траве ходят птицы(павы), которых пасёт прекрасная пани.
Ничего не напоминает? К примеру вот это:
«На море-окияне(окиян созвучно синим «оче» из сербской песни), на острове Буяне лежит бел горючь камень Алатырь (ср. «в модром оче камень ляже» ). Далее в вариантах русских заговоров (спасибо Озару за книгу!) упомитается то дерево дуб( ср. «тшава росче» ), то некий золотой престол (ср. «злочаны першчень» ) на котором сидит пряльщица (ср. «рьяна пани» ).
Совпадение поэтических образов? Ну-ну…
Да ведь это сербский вариант той самой древнейшей общеславянской мифологической формулы!
Ещё хотелось бы обратить внимание на приведённый в резюме в немецком переводе отрывок:
«Как поражающий гром
Тяжёлая палица господина!»
Это интерпретируется в духе, что упоминание палицы , как оружия, отводит нас к началу десятого века, к битве сербов и венгров с немецким королём. Не знаю, как остальные, но у меня, хоть и богатое воображение, но представить себе конницу сражающуся ПАЛИЦАМИ я, сколько не пытался, так и не смог. Зато сразу бросилось в глаза другое - «поражаюший гром», как метафора этой палицы. Не секрет, что слово «гром» звучит на многих славянских языках как «Перун». Это говорит о том, что образ грома, молнии и Бога Перуна не различался в сознании славян в древности. В связи с этим вспомним летописную легенду свержения идола Перуна в Новгороде : Перун поплыл по Волхову и бросил свою ПАЛИЦУ. Позже такими же ритуальными палицами-дубинами новгородцы били друг друга, в память о Перуне, а Перунова палица ещё долгое время хранилась в новгородской церкви. Не из тех ли же религиозных представлений вышло сербское выражение? Речь ведь идёт о начале 10 века, о войнах славян язычников. В то время не могло быть поэтической метафоры с громом, не связанной при этом с Перуном.
Омывание коня господина перед битвой, возможно, так же относит нас к описываемым средневековыми источниками, связанными с войной, ритуалам с участием священного белого коня.
Но, это всё, конечно, только первое впечатление. Сербский героический эпос нуждается в полноценном широком исследовании на предмет славянской мифологии.