Бунт немытых харь
Трудно назвать более гадкое и низменное событие в истории человечества, нежели русская революция.
Её культ убог и жалок, как сама Россия. Но вряд ли пылающие огнем строки Евгена Маланюка, ставшего очевидцем событий, будут когда-то прочитаны в соседнем государстве. Даже когда оно с шумом рухнет.
В случае российской истории можно постулировать, что империя продержалась триста лет лишь за счёт немецкого ядра в высших слоях власти. Тех самых «русских немцев», которым государство было обязано имперской идеей построения огромной «альтернативной Германии», полностью противоположной их раздробленной и слабой родине. К ним примыкали «русские шведы», «русские голландцы», финны, ингерманландцы, эстонцы, латыши, литовцы, а также порабощенные Россией украинцы и беларусы, в жилах которых текла нордическая кровь. Именно они управляли дремучей лапотной массой полуазиатов. Потому-то иудео-большевистская «революция», имевшая своей целью уничтожение всех традиционных принципов и ценностей, была по сути своей, по афористически чёткому определению литератора, искусствоведа и историка культуры Владимира Вейдле, «изгнанием с Руси варягов» [Вейдле Владимир: Задача России. - New York : Chekhov Publishing House of the East European Fund, Inc., 1956. - С. 81].
Этническому немцу Вейдле вторит уроженец Балтии, великий философ и культуролог Альфред Розенберг, отлично разбиравшийся в русской культуре, пожалуй, гораздо лучше самих её носителей: «В 1917 году с «русским человеком» было покончено. Он распался на две части. Нордическая русская кровь проиграла войну, восточно-монгольская мощно поднялась, собрала китайцев и народы пустынь; евреи, армяне прорвались к руководству, и калмыко-татарин Ленин стал правителем. Демонизм этой крови инстинктивно направлен против всего, что ещё внешне действовало смело, выглядело по-мужски нордически, как живой укор по отношению к существу, которого Лотар Стоддард правильно назвал «недочеловеком». Из самоуверенной от беспомощности любви прошлых лет получился эпилептический припадок, проведенный в политическом плане с энергией умалишенного. Смердяков управляет Россией. Русский эксперимент закончился как всегда: большевизм у власти мог оказаться в качестве следствия только внутри народного тела, больного в расовом и душевном плане, которое не могло решиться на честь, а только на бескровную «любовь». Тот, кто хочет обновления Германии, отвергнет и русское искушение вместе с его еврейским использованием. Отступление уже имело место и здесь. Результаты покажет будущее» [Розенберг Альфред. Миф ХХ века: Оценка духовно-интеллектуальной борьбы фигур нашего времени. - Tallinn: Shildex, 1998. - С. 157]. На деле «миф русской революции» - всего лишь воспроизведение некогда возникшего в Хазарии мессианского движения, которое вынашивало план своеобразного еврейского крестового похода против европейцев [Кёстлер Артур. Тринадцатое колено: Крушение империи хазар и её наследие. - Санкт-Петербург: Евразия, 2001. - С. 138-139].
Как абсолютно точен и правдив ещё один балтийский немец, соратник Розенберга по раннему национал-социалистическому движению, барон фон Мантойфель-Катцданге, анализируя революцию в России: «Еврейский комиссар безраздельно управляет... как когда-то татарский хан. Ленин сам был татарином и во многом напоминал великих монгольских завоевателей, таких, как Чингисхан и Тамерлан… Под этим углом зрения весь большевизм представляется новым монгольским нашествием, возвращением к монгольским набегам, которые однажды уже потрясли арийскую расу и арийско-германскую культуру, угрожая полным уничтожением» [цит. по: Жуков Дмитрий, Ковтун Иван. Русские эсэсовцы. - Москва: Вече, 2010. - С. 35]. К сожалению, Европе не удалось своевременно уничтожить эту гадость, и вырожденческая «революция», прежде чем захлебнуться в собственной блевотине, осчастливила мир галереей коммунистических уродцев, каждый из которых вызывает омерзение. Грезить о таком «новом монгольском нашествии» могут только полные дегенераты.
Нет никакой «русской революции», как нет и особого «русского пути», если не считать таким беззаконие, разврат, отвратительное восьмиконечно-крестовое мракобесие и беспробудный зловонный алкоголизм. Точно так же и «русский мир» - никак не «метаисторическая реальность», а бред воспаленного мозга пары придурковатых фанатиков-террористов, по которым плачет тюрьма, невразумительное блеяние иностранной агентуры в пиджаках и рясах да копошение кучки проплаченных и вконец деградировавших унтерменшей, по недоразумению получивших гражданство нашей страны...
Всё это развеется, когда грядет Послеруссие...
Её культ убог и жалок, как сама Россия. Но вряд ли пылающие огнем строки Евгена Маланюка, ставшего очевидцем событий, будут когда-то прочитаны в соседнем государстве. Даже когда оно с шумом рухнет.
В случае российской истории можно постулировать, что империя продержалась триста лет лишь за счёт немецкого ядра в высших слоях власти. Тех самых «русских немцев», которым государство было обязано имперской идеей построения огромной «альтернативной Германии», полностью противоположной их раздробленной и слабой родине. К ним примыкали «русские шведы», «русские голландцы», финны, ингерманландцы, эстонцы, латыши, литовцы, а также порабощенные Россией украинцы и беларусы, в жилах которых текла нордическая кровь. Именно они управляли дремучей лапотной массой полуазиатов. Потому-то иудео-большевистская «революция», имевшая своей целью уничтожение всех традиционных принципов и ценностей, была по сути своей, по афористически чёткому определению литератора, искусствоведа и историка культуры Владимира Вейдле, «изгнанием с Руси варягов» [Вейдле Владимир: Задача России. - New York : Chekhov Publishing House of the East European Fund, Inc., 1956. - С. 81].
Этническому немцу Вейдле вторит уроженец Балтии, великий философ и культуролог Альфред Розенберг, отлично разбиравшийся в русской культуре, пожалуй, гораздо лучше самих её носителей: «В 1917 году с «русским человеком» было покончено. Он распался на две части. Нордическая русская кровь проиграла войну, восточно-монгольская мощно поднялась, собрала китайцев и народы пустынь; евреи, армяне прорвались к руководству, и калмыко-татарин Ленин стал правителем. Демонизм этой крови инстинктивно направлен против всего, что ещё внешне действовало смело, выглядело по-мужски нордически, как живой укор по отношению к существу, которого Лотар Стоддард правильно назвал «недочеловеком». Из самоуверенной от беспомощности любви прошлых лет получился эпилептический припадок, проведенный в политическом плане с энергией умалишенного. Смердяков управляет Россией. Русский эксперимент закончился как всегда: большевизм у власти мог оказаться в качестве следствия только внутри народного тела, больного в расовом и душевном плане, которое не могло решиться на честь, а только на бескровную «любовь». Тот, кто хочет обновления Германии, отвергнет и русское искушение вместе с его еврейским использованием. Отступление уже имело место и здесь. Результаты покажет будущее» [Розенберг Альфред. Миф ХХ века: Оценка духовно-интеллектуальной борьбы фигур нашего времени. - Tallinn: Shildex, 1998. - С. 157]. На деле «миф русской революции» - всего лишь воспроизведение некогда возникшего в Хазарии мессианского движения, которое вынашивало план своеобразного еврейского крестового похода против европейцев [Кёстлер Артур. Тринадцатое колено: Крушение империи хазар и её наследие. - Санкт-Петербург: Евразия, 2001. - С. 138-139].
Как абсолютно точен и правдив ещё один балтийский немец, соратник Розенберга по раннему национал-социалистическому движению, барон фон Мантойфель-Катцданге, анализируя революцию в России: «Еврейский комиссар безраздельно управляет... как когда-то татарский хан. Ленин сам был татарином и во многом напоминал великих монгольских завоевателей, таких, как Чингисхан и Тамерлан… Под этим углом зрения весь большевизм представляется новым монгольским нашествием, возвращением к монгольским набегам, которые однажды уже потрясли арийскую расу и арийско-германскую культуру, угрожая полным уничтожением» [цит. по: Жуков Дмитрий, Ковтун Иван. Русские эсэсовцы. - Москва: Вече, 2010. - С. 35]. К сожалению, Европе не удалось своевременно уничтожить эту гадость, и вырожденческая «революция», прежде чем захлебнуться в собственной блевотине, осчастливила мир галереей коммунистических уродцев, каждый из которых вызывает омерзение. Грезить о таком «новом монгольском нашествии» могут только полные дегенераты.
Нет никакой «русской революции», как нет и особого «русского пути», если не считать таким беззаконие, разврат, отвратительное восьмиконечно-крестовое мракобесие и беспробудный зловонный алкоголизм. Точно так же и «русский мир» - никак не «метаисторическая реальность», а бред воспаленного мозга пары придурковатых фанатиков-террористов, по которым плачет тюрьма, невразумительное блеяние иностранной агентуры в пиджаках и рясах да копошение кучки проплаченных и вконец деградировавших унтерменшей, по недоразумению получивших гражданство нашей страны...
Всё это развеется, когда грядет Послеруссие...