Автор -
juss1. Это цитата
этого сообщения Орфическая реформа
Перевод главы "Орфическая реформа" книги Гарольда Р. Виллоби/ Harold R. Willoughby "Языческое возрождение. Изучение инициаций в мистерии в греко-римском мире".Начало.
Оригинал:
http://www.sacred-texts.com/cla/pr/pr06.htm Исторически культом, наиболее тесно связанным с Дионисом, была религиозно-философская система, носящая имя Орфея. Невозможно точно сказать, существовал ли человек, носящий имя Орфея, или нет. Он мог быть исключительно мифологическим персонажем. Если он был человеком, то он был известным религиозным лидером и заслуживал восхищения: то был пророк, реформатор, мученик. Будь он мифическим или реальным, Орфей был антиподом неистового и безумного бога вина Диониса. Он был сдержанным и благородным музыкантом, который очаровывал дикарей и зверей своей музыкой, искусным теологом, пророком реформы в религии, который пострадал за свои деяния.
Различие между Дионисом и Орфеем было различием между двумя религиозными системами, которые носили их имена. Культ Диониса, был более простым, первобытным, первозданным, стихийным и эмоциональным. Культ Орфея был более проработанным, более развитым, более управляемым и интеллектуальным. Все же, если рассматривать их в целом, две системы имели много общего. Обе в центр помещали одного и того же бога, Диониса. Обе стремились к одной и той же цели: бессмертию через божественность. Обе пытались достигнуть этой цели предписанными ритуалами и церемониями. Обе сотворили исключительно индивидуальный призыв, обе были высокоразвитыми применительно к личному опыту. Но орфизм поощрял аскетические правила жизни, что было полной противоположностью дионисийской вседозволенности, и развил проработанную теологию в высшей степени спекулятивного характера. Короче говоря, орфизм представлял реформированную религию Диониса, и практики, которые он не смог и не реформировал, он пытался объяснить своей мифологией.
I
Наши источники, содержащие информацию об орфическом движении, необычайно весомы и доступны. Они включают в себя несколько уважаемых классических писателей вместе с уникальным собранием орфических таблиц, найденных в Южной Италии и на Крите. Список классических свидетельств орфического культа возглавляет Пиндар. В своих «Погребальных песнях» или стихотворениях-хоралах, которые нужно было петь над умершими, он предлагают утешение плачущим, рассказывая им об орфическом обещании бессмертия. И далее он подробно описывает учение орфиков о реинкарнации, которое он представляет как план предварительное очищения посредством трехкратной земной жизни, предшествующей итоговому блаженству. Кроме того, он с прекрасными подробностями описывает наслаждения Элизия, где постигается конечное блаженство, и во второй Олимпийской оде он говорит о будущем как грешников, так и праведников. Другим важным классическим писателем об орфизме был Платон. Хотя он внешне выражал презрение к этой системе, в действительности она сильно на него повлияла. В «Кратиле», например, он использует одну из особенностей орфической идее о теле как темнице души (soma-sema). В «Республике» он описывает миссионерские методы орфиков в нелестных выражениях, но он и показывает силу движения. Он говорит о рвении проповедников, которые осаждали двери богачей и преследовали их, вооружившись орфическими писаниями, что они могли бы предоставить очищение от грехов, как для живущих, так и для усопших, посредством инициации. Платан также указывает на идею переселения душ и орфические правила жизни. Драматург Еврипид также включил крайне важное орфическое откровение в свои «Критяне», и в своем замечательном «Ипполите» он набросал характер типичного стойкого орфика. Даже комедиограф Аристофан оставил благосклонное свидетельство о влиянии орфических мистерий. Он прославил Эсхила, «великого старца» аттической трагедии, одобрительно отозвался об Орфее, так как он обучил смертных мистическим обрядам. Этот светоч откровения, однако, не помешал Аристофану изобразить яркую пародию на орфическую инициацию при рассказе старого Стрепсиада «о посещении лавки мысли Сократа». Эти четыре имени, Аристофан, Еврипид, Платон и Пиндар, предоставляют огромное количество классических свидетельств об орфических мистериях
Однако столь же полными откровений, как и эти литературные свидетельства, являются так называемые орфические таблички из гробницы в Южной Италии и на Крите. По числу их восемь, и они представляют собой тонкие золотые пластины. Ученые пришли к согласию относительного того, что это искаженные фрагменты ритуального гимна, составленного для членов орфической секты пятого века до нашей эры. В их настоящей форме они могут быть грубо датированы промежутком от четвертого века до нашей эры- вторым веком нашей эры. Их цель была очевидна. Будучи похоронены вместе с усопшими, они должны были дать наставления относительно поведения в новом мире, свод формул и признаний, которые следовало повторять, и правила для посмертных торжественных обрядов. Их ритуалистический характер и убедительный настрой, что их пронизывает, представляют огромную ценность, так как дают нам информацию об опыте орфиков и их практиках. Эти замечательные таблички, хотя и немногочисленные, являются для нас самым ценным источником информации об орфическом культе.
Для развернутого же изображения орфической теологии следует, однако, обратиться, к собранию так называемой орфической литературы. Нам известно, что уже во времена Писистрата в Афинах существовали несколько поэм, приписываемых Орфею. Их цитировал Платон и поздние авторы, но в их оригинальности сомневались Аристотель и Геродот. Из этого ядра в руках орфиков выросла обширная литература, но для нашей цели лишь гимны имеют особе значение. Они были поздней компиляций, датируются они неточно, хотя профессор Дитрих помещает их начальное создание между 200 г до н.э. и началом нашей эры. В своей настоящей форме они представляют собой развитую стадию орфической теологии, их общий тон - теистический монотеизм. Из восьмидесяти и даже более сохранившихся гимнов в особенности девять в своих заглавиях содержат указания на особые благовония, которые надлежало сжигать, когда они пелись. Большая часть из них также включает призыв к божеству благословить мистов при завершении их обрядов:
Приди к нам, благосклонный, на священный ритуал,
Даруй безгрешную жизнь, даруй благую смерть,
Будь добр к трудам твоих мистов,
Приди, возрадуйся, к своим святым обрядам
Так звучит практически не отличающийся припев в конце каждого гимна. Эти формулы совершенно точно дают понять, что эти гимны были созданы для ритуального использования в орфических братствах.
По сравнению с такими важными источниками информации, как классические писатели, орфические таблички и орфические гимны прочие источники намного менее значительны. Для полноты картины, однако, следует упомянуть «апулейские» изображения на вазе, которые показывают благословенных усопших в царстве богов. Эти изображения имеют особое значение, так как они демонстрируют влияние орфических идей в MagnaGraecia, особенно в Южной Италии в эллинистическую эпоху. Подобным образом важны произведения искусства греков, связанные с погребениями и надписи на могилах в эллинистический и римский период. Есть также редкие ссылки на орфизм у поздних языческих авторов, Страбона, Павсания и Плутарха, которые показывают значительную стойкость орфических идей и практик во времена ранней империи. Поздние христианские замечания об орфизме во многом по отношению к этим языческим источникам вторичны и более важны для демонстрации устойчивости орфизма в его активной борьбе с христианством.
II
Однако один из этих христианских источников заслуживает особого цитирования, так как он в приемлемой мифологической форме сохраняет кое-что из орфической мифологии. Обсуждаемый отрывок находится в «Протрептик, или увещание к эллинам» Климента Александрийского и включает в себя детальный рассказ о мифе о Дионисе Загрее. Несомненно, пересказ Климентом легенды основывается на поздней орфической поэме или поэмах , по крайней мере, тот отрывок, где сам Климент два раза процитировал орфическую литературу. Согласно его версии мифа Персефона родила Зевсу сына, «который имел облик быка». Цитируя «некого мифологического поэта»:
Бык рождает змею, а змея-быка.
Этот божественный сын был Дионис Загрей, или «охотник». Он был любимцем отца, и Зевс предназначил ему править вселенной. Даже когда он был ребенком, отец богов и людей доверял ему молнии и позволял ему сидеть на троне. Но злокозненные титаны, уязвленные ревностью и побуждаемые мстительной Герой, пытались лишить ребенка жизни. Хотя его тщательно стерегли воинственные куреты, титанам удалось заманить его детскими игрушками, которые были аккуратно перечислены в цитате «Орфея из Фракии, поэта посвящения». Завладев божественным ребенком, титаны с дикой яростью разорвали его на куски, приготовили и съели их. Афина, однако, сохранила сердце Загрея и отнесла его Зевсу, который в гневе поразил свирепых титанов молнией. Климент упускает один из мифов, в котором видан интересная связь с фиванской легендой о Дионисе. Зевс, получив от Афины сердце Загрея, съел его. Так что, когда потом Семела родила от Зевса нового бога, это был никто иной, как вновь родившийся Загрей.
Критский источник легенды о Загрее выразительно изображен Диодором. В своем повествовании о различных формах, приписываемых Дионису, он говорил: «Они полагают, что бог (Загрей) был рожден Зевсом и Персефоной на Крите, и Орфей в своих мистериях изображал, как он был разорван на куски титанами». Отношение этой легенды к уже описанному критскому ритуалу поедания сырого мяса к дионисийскому культу очевидно. Это был в полном смысле этиологический миф. Почитателям Диониса было известно, что в ритуале священное животное, в котором, в сущности, воплощался бог, разрывалось на куски и съедалось. Они искали одобрение древности и божественности для своего обряда и приписали расчленение своего бога древним титанам. Потрясенные мыслью о жестоком убийстве своего бога, они сделали так, что титаны были покараны Зевсом за свою порочность. Таким образом, из-за того, что в обряде поедали сырое мясо, родился миф о Дионисе Загрее, боге, вокруг которого был сфокусирован орфический культ.
Важность этого мифа заключается в том факте, что мысль орфиков была связана с особенной теорией о происхождении и природе человека и, наконец, с мыслью об извечной участи человека. Орфики говорят, что из пепла от пораженных титанов был создан человек. Но эти титаны изначально вкусили бога Диониса, и их пепел содержал жизненную силу божественного создания. Потому орфики верили, что согласно своему устройству человек имеет две природы, oдну дионисийскую и бессмертную, другую титаническую и смертную. Его душа была божественна, в то время как в тело он был заключен, как в склеп. Платон использовал эту теорию орфиков полностью, и в своем «Горгии» он цитирует «некого философа», который сказал: «мы мертвы, а тело есть гробница». Пиндар ранее обращал внимание на божественное происхождение и природу души человека в противопоставлении со смертностью человеческого тела. «В то время как тело каждого подвластно всемогущей смерти, образ жизни остается живым, ибо он один приходит от богов»,- утверждал он. Этот остро подчеркиваемый дуализм тела и души снова и снова появляется на орфических табличках, хотя не всегда ясно, что имеется в виду миф о происхождении человека из пепла титанов. На петелейской табличке (Южная Италия, третий век до нашей эры) изображено, как душа уверяет в своей божественной природе так:
Я дитя Земли и Звездных Небес;
Номойрод-Небеса.
Подобным образом на трех критских табличках душа отвечает на вопрос: «Откуда ты?» с многократными заверениями о ее двойном происхождении: «Я сын Земли и Звездных Небес». На табличках Компаньо, найденных у Сибариса, душа делает подобные заявления к «Их чистой царице усопших» - «я уверяю, что их блаженного народа». Таким образом установленный дуализм души и тела был центральным для орфической теологии. Хотятелобылозлом, душабылабожественнаяибессмертна.
При первом рассмотрении, следовательно, орфический процесс спасения был очищения от осквернения телом. Проблема, однако, не столь проста, как можно заключить из этих слов. То, от чего орфики искали избавления, было не просто злом, вызванным существованием, но то было зло из повторяющихся телесных переживаний. Орфики первые, как позднее и пифагорейцы, верили в переселение душ из тела в тело. После того, как душа при смерти покидала в тело, обычно ей было предназначено вселиться в тела других людей или даже животных, пройдя через цепь физических существований до конечного очищения. В орфическом фрагменте, сохраненном Проклом, можно прочесть: «Следовательно, душа человека при изменении различных циклов времен входит в различные создания; сейчас она входит в лошадь, потом становится овцой . . . . или одним из народа холодных змей, извивающихся на священной земле». Реинкарнация, как и дуализм, были важным положением орфической теологии.
Орфики сделали с идеей переселения душ следующее: они придали ей моральный характер и превратили в цикл очищений, направленный на то, чтобы освободить душу от осквернения телом и превратить ее в конце в чистую небесную субстанцию. Согласно Пиндару душа должна была пройти такие периоды очищения во множестве различных инкарнаций до того, как процесс будет завершен. Только те, кто «трижды были мужественны в сохранении своих души чистыми от злых деяний, могут пройти прямым путем Зевса в цитадель Кроноса, где океанские бризы веют у островов Блаженных». У Платона три инкарнации были увеличены в три периода в тысячу лет каждый, в течение которых процесс очищения должен быть завершен. По истечении каждого тысячелетнего периода души тянули жребий, тем самым выбирая то, какой будет следующая инкарнация. Одна из самых поразительных сцен в одном из трудов Платона- это эсхатологическое видение Эра, сына Армениуса, которое рассказывается в десятой книге «Государства». На месте суда Эр видит, как смертные души, предназначенные к новому жизненному циклу, выбирают свою участь.
"Эр видел, как душа бывшего Орфея выбрала жизнь лебедя: из-за ненависти к женскому полу, так как от них он претерпел смерть, его душа не пожелала родиться от женщины. . . . Он видел и душу Фамиры- она выбрала жизнь соловья. Видел он и лебедя, который предпочел выбрать жизнь человеческую; то же самое и другие мусические существа. . . . Внезапно их понесло оттуда вверх в разные стороны, к местам, где им суждено было родиться, и они рассыпались по небу, как звезды». (пер.АН. Егунова)
Эмпедокл заявляет, что существует три периода переселения душ, по десять тысяч лет каждый, после чего душа становится избранной для небесного блаженства.
Особым выражением у орфиков для обозначения переселения душ и их появления в человеческом теле было «возрождение» (palingenesia). Однако эти физические перерождения были тем, что орфики в меньшей степени желали, они старались всеми силами избежать этого утомительного круговорота воплощений. Согласно Проклу, спасением, которое предлагала эта система, было освобождением духа из круга физических перерождений. В своем комментарии к «Тимею» Платона он пишет: «Тем, о чем, те, кто были посвящен Орфеем к Дионису и Коре молились, было то, чтобы они достигли:
«Вырваться из круга и вздохнуть легко».
Несомненно, это была орфическая формулировка процесса спасения. Симпликий приписывает ее самому Орфею. Соответственно, следовательно, очищенная душа орфика была изображена на табличках из Кампаньо, тем, что она вырвалась из цикла неизбежности и достигла обители благословенных. Это радостное утверждение «Пречистой царицы усопших:
Я прошел полный печали и томлений круг;
Жаждущими стопами я вошел в круг желанный.
Таким образом, тогда как в целом орфизм придерживался в сущности пессимистического взгляда на человеческое существование в своем дуализме и теории последовательных реинкарнаций, он содержал возможность для утомленных смертных вырваться из него. Итак, в момент смерти провозглашалось одно великое духовное рождение, которое должно было положить конец ряду физических последовательных рождений, которых так страшились. Остается вопрос: «Как должно было достигаться это великое освобождение из цикла физического существования?»
Оригинал записи и комментарии на
LiveInternet.ru