Древо жизни [The Tree of Life]
«Древо жизни» всецело укладывается в ту идейно-художественную концепцию Терренса Малика, которая во многом сформировалась уже во втором его фильме («Дни жатвы»), а в последующих картинах («Тонкая красная линия» и «Новый свет») уникальный стиль самобытного режиссера обретал всю большую изобразительную силу и глубину. Небогатая на вид фильмография Малика включает всего пять картин, на создание которых у монашествующего кинорежиссера с философским образованием ушло без малого сорок лет. На протяжении этого времени Малик находился в кропотливом поиске нужных ему изобразительных средств. Словно художник, живущий отшельником вдали от мирской суеты, он скрупулезно подбирал кисти и краски, чтобы нарисовать лучшую в своей жизни и уже отчетливо религиозную картину.
Природа в картинах Малика всегда была богоподобна. Мудрая, величественная и спокойная, она - высшее мерило для каждого человека и человечества в целом. И только тот, кто научился созерцать сердцем, живя в гармонии с природой, может обрести гармонию и с самим собой. В «Древе жизни» Малик куда более декларативен, чем прежде (не исключено, что уже сказывается возраст - 67 лет). Позиция режиссера находится в русле христианской трактовки природы всего сущего. Новая картина Малика о Боге и о любви, что в сущности одно и то же. Бог есть Любовь. И в этом контексте вся фильмография режиссера воспринимается не только как творческий, но и как жизненный (символично выразившийся в названиях его лент) путь. От темной пустоты и вакуума к воздушной наполненности, радости и свету. От «Пустошей» к «Древу жизни». Ему почти сразу перестало быть интересным снимать о том, как жить нельзя. Тогда же настала пора рассказывать о том, как жить, все-таки, можно. И нужно. «Древо жизни» подобно книге, открытой в бесконечность для всех поколений людей, ныне живущих и последующих. Повзрослевший герой в начале фильма с тихим отчаянием вглядывается в собственное прошлое, мучительно пытаясь сквозь толщу прожитых лет нащупать живую связь с родными людьми, и к финалу обретает смирение, тихую радость и покой.
Этим глубоко личным фильмом Малик подвел своеобразный (возможно, промежуточный), но крайне важный итог собственных духовных исканий. По масштабу и величию переданных идей, по ценности религиозного опыта, сконцентрированного в картине «Древо жизни» можно поставить в один ряд с «Зеркалом» Тарковского и «Одиссеей» Кубрика. Это величественное, визуально изысканное кинополотно, в котором большой мастер крупными мазками и мелкими штрихами кладет каждый цвет на верно отведенное ему место. Здесь в органичном единстве друг с другом нашлось место многому. Картина сотворения мира и частная история человеческой семьи каким-то непостижимым образом оказались настолько сильно встроены друг в друга, так накрепко слиты воедино, что высший смысл человеческого существования обозначился, будто бы, сам собой. В фильме есть слова о том, что в жизни есть два пути. Путь животного естества, одинокого и горделивого человеческого счастья, которое рано или поздно обретает приставку «не». Об этом внутренний монолог отца семейства: «Я всю жизнь считал себя лучше других и поэтому думал, что заслуживаю любви, но я ничто». И есть путь благодати, которая не возможна никак иначе, кроме как по любви к Богу. И фильм Малика явился одним из тех редких случаев, когда прекрасным языком кино удалось об этом напомнить.