451 градус по Фаренгейту.
Эти постоянные совпадения... Они везде! Стоит о чем-то подумать, вспомнить или завести разговор, и вот оно уже попадается тебе на глаза, и будто кто-то невидимый усмехается у тебя за спиной...
Вот такой разговор у нас был пару дней назад с одной моей очень хорошей знакомой. Я опять не знаю, как разговор вынесло именно сюда!
- А ты помнишь, как хоронили людей в твоём детстве?, - спросила я, - в нашем маленьком Кумертау был духовой оркестр, который репетировал в нашем Дворце культуры угольщиков. И время от времени городская тишина нарушалась взрывом музыки из медных труб и прочих волторн с барабанами. Причем, оркестр был любительский, и нещадно фальшивил, что ещё больше усиливало ужас от осознания того, что где-то неподалёку кого-то провожают в последний путь.
- А у нас на пути в квартиру покойника разбрасывали еловые ветки. И если видишь на земле эти ветки, значит по ним можно прийти туда, где кто-то умер, - сказала моя собеседница.
- Точно! У нас в Кумертау такого обычая не было, но в Жуковском, у бабушки моей, был! А ещё, если умирал кто-то по соседству, то квартира, где лежал умерший, была открыта и любой мог прийти и попрощаться. И мы, дети, порой бегали и смотрели на покойника. Это всегда было страшно и неуютно, но что-то нас влекло туда, даже если потом картинка долго висела перед глазами, и на душе было тошно. И никто нам не запрещал этого делать, не гонял, потому что был обычай - любой мог зайти и попрощаться. И у меня так было, когда маму хоронили. Дверь нараспашку и люди. люди... Приходили, садились рядом с гробом, говорили, молчали, уходили, приходили другие...
Много ещё о чем вспомнилось... Как хоронили из дома напротив отца девочек из нашей школы, он гнал домой новую машину из Оренбурга и не доехал до дома, и мы поднимались на пятый этаж с дворовыми девчонками, чтобы зайти в посмотреть как покойник лежит в гробу. Помню похороны старшей сестры нашей одноклассницы, которая отравилась, будучи беременной, помню похороны матери другой нашей одноклассницы - была промозглая ранняя весна или глубокая осень. Мы с другими девочками ездили на кладбище, было холодно и страшно, и все были настолько подавлены, что даже не могли представить, что должна чувствовать осиротевшая девочка из нашего класса. В общем, тема смерти всегда присутствовала в нашей жизни с детства. Мы о ней знали и помнили.
Ещё запомнился случай, как мы шли на речку Пехорка в Жуковском с моей тётей Верой и Стаськой. Стаська был малыш совсем, и вдруг до нас долетели звуки похоронного марша, а маленький Стасик заметил - "Кого-то хронят". Он тоже знал. Нас ещё повеселило слово "хронят".
А тут я заметила в своём разговоре, что за все эти годы здесь, мы не видели ни одной процессии и не слышали ни разу звуков похоронного марша. Понятно, что и тут люди умирают, и даже по соседству. Но все как-то тихо. Есть дома прощания, церкви, помню как мы сами ездили на похороны свекра и наблюдали весь процесс. Всё шито-крыто и никто, кроме самых близких о происходящем по соседству и не знает.
Наверное это удобно, что всё проходит тихо, и никого в округе не пугают звуки похоронного марша. Никто зря не расстраивается и не задумывается о вечном... А может сейчас везде так? И в моём Кумертау тоже?
А причем тут 451 по Фаренгейту?
Я просто почему-то на этой неделе нестерпимо захотела перечитать эту книгу. Последний раз я её держала в руках лет 20 назад или больше. И впечатления были настолько сильны, что мне казалось, что я так хорошо её помню, но не знаю почему, мне очень захотелось её снова прочитать.
Читаю...
И, чем дальше, тем больше понимаю, что тут так много того, о чем я совершенно не помнила, или когда-то, живя в другой стране и другой парадигме, не могла оценить всего, что в этой книге. Так же как и "Незнайка на Луне" оказался совсем не тем, о чем я помнила.
И вот цитата. Это через день после нашего разговора:
"Нужна безмятежность, Монтэг, спокойствие. Прочь всё, что рождает тревогу. В печку! Похороны нагоняют уныние - это языческий обряд. Упразднить похороны. Через пять минут после кончины человек уже на пути в «большую трубу». Через десять минут после смерти от человека остаётся щепотка чёрной пыли. Не будем оплакивать умерших. Забудем их. Жгите, жгите всё подряд. Огонь горит ярко, огонь очищает".
И ещё пара цитат, которые меня торкнули:
"Как можно больше спорта, игр, увеселений - пусть человек всегда будет в толпе, тогда ему не надо думать. Организуйте же, организуйте всё новые и новые виды спорта, сверхорганизуйте сверхспорт! Больше книг с картинками. Больше фильмов. А пищи для ума всё меньше. В результате неудовлетворённость. Какое-то беспокойство. Дороги запружены людьми, все стремятся куда-то, всё равно куда. Бензиновые беженцы. Города превратились в туристские лагери, люди - в орды кочевников, которые стихийно влекутся то туда, то сюда, как море во время прилива и отлива, - и вот сегодня он ночует в этой комнате, а перед тем ночевали вы, а накануне - я".
"Возьмём теперь вопрос о разных мелких группах внутри нашей цивилизации. Чем больше население, тем больше таких групп. И берегитесь обидеть которую-нибудь из них - любителей собак или кошек, врачей, адвокатов, торговцев, начальников, мормонов, баптистов, унитариев, потомков китайских, шведских, итальянских, немецких эмигрантов, техасцев, бруклинцев, ирландцев, жителей штатов Орегон или Мехико. Герои книг, пьес, телевизионных передач не должны напоминать подлинно существующих художников, картографов, механиков. Запомните, Монтэг, чем шире рынок, тем тщательнее надо избегать конфликтов. Все эти группы и группочки, созерцающие собственный пуп, - не дай бог как-нибудь их задеть!"
" Вы должны понять, сколь огромна наша цивилизация. Она так велика, что мы не можем допустить волнений и недовольства среди составляющих её групп. Спросите самого себя: чего мы больше всего жаждем? Быть счастливыми, ведь так? Всю жизнь вы только это и слышали. Мы хотим быть счастливыми, говорят люди. Ну и разве они не получили то, чего хотели? Разве мы не держим их в вечном движении, не предоставляем им возможности развлекаться? Ведь человек только для того и существует. Для удовольствий, для острых ощущений. И согласитесь, что наша культура щедро предоставляет ему такую возможность".
"Не удивительно, говорили они, что книг никто не покупает. Но читатель прекрасно знал, что ему нужно, и, кружась в вихре веселья, он оставил себе комиксы. Ну и, разумеется, эротические журналы. Так-то вот, Монтэг. И всё это произошло без всякого вмешательства сверху, со стороны правительства. Не с каких-либо предписаний это началось, не с приказов или цензурных ограничений. Нет! Техника, массовость потребления и нажим со стороны этих самых групп - вот что, хвала господу, привело к нынешнему положению. Теперь благодаря им вы можете всегда быть счастливы: читайте себе на здоровье комиксы, разные там любовные исповеди и торгово-рекламные издания".
"Но при чём тут пожарные? - спросил Монтэг.
- А, - Битти наклонился вперёд, окружённый лёгким облаком табачного дыма. - Ну, это очень просто. Когда школы стали выпускать всё больше и больше бегунов, прыгунов, скакунов, пловцов, любителей ковыряться в моторах, лётчиков, автогонщиков вместо исследователей, критиков, учёных и людей искусства, слово «интеллектуальный» стало бранным словом, каким ему и надлежит быть. Человек не терпит того, что выходит за рамки обычного. Вспомните-ка, в школе в одном классе с вами был, наверное, какой-нибудь особо одарённый малыш? Он лучше всех читал вслух и чаще всех отвечал на уроках, а другие сидели, как истуканы, и ненавидели его от всего сердца? И кого же вы колотили и всячески истязали после уроков, как не этого мальчишку? Мы все должны быть одинаковыми. Не свободными и равными от рождения, как сказано в конституции, а просто мы все должны стать одинаковыми. Пусть люди станут похожи друг на друга как две капли воды, тогда все будут счастливы, ибо не будет великанов, рядом с которыми другие почувствуют своё ничтожество. Вот!"
"Домашняя среда может свести на нет многое из того, что пытается привить школа. Вот почему мы всё время снижали возраст для поступления в детские сады. Теперь выхватываем ребятишек чуть не из колыбели.
"Набивайте людям головы цифрами, начиняйте их безобидными фактами, пока их не затошнит, ничего, зато им будет казаться, что они очень образованные. У них даже будет впечатление, что они мыслят, что они движутся вперёд, хоть на самом деле они стоят на месте. И люди будут счастливы, ибо «факты», которыми они напичканы, это нечто неизменное. Но не давайте им такой скользкой материи, как философия или социология. Не дай бог, если они начнут строить выводы и обобщения. Ибо это ведёт к меланхолии! Человек, умеющий разобрать и собрать телевизорную стену, - а в наши дни большинство это умеет, - куда счастливее человека, пытающегося измерить и исчислить вселенную, ибо нельзя её ни измерить, ни исчислить, не ощутив при этом, как сам ты ничтожен и одинок. Я знаю, я пробовал! Нет, к чёрту! Подавайте нам увеселения, вечеринки, акробатов и фокусников, отчаянные трюки, реактивные автомобили, мотоциклы-геликоптеры, порнографию и наркотики. Побольше такого, что вызывает простейшие автоматические рефлексы! Если драма бессодержательна, фильм пустой, а комедия бездарна, дайте мне дозу возбуждающего - ударьте по нервам оглушительной музыкой! И мне будет казаться, что я реагирую на пьесу, тогда как это всего-навсего механическая реакция на звуковолны. Но мне-то всё равно. Я люблю, чтобы меня тряхнуло как следует. Битти встал".
И ещё много чего там, что меня сильно торкнуло, потому что я узнала наше общество... Ну или по крайней мере направление, куда оно движется.
Один только известный мне факт. Это нам принесли с одной из педагогических конференций. Директива - ничто не должно расстраивать детей и наводить их на грустные мысли. Даже тексты о дожде лучше не включать в процесс обучения, так как дождь ведёт к наводнениям, а наводнение - бедствие, которое может травмировать. Травмировать нельзя!
Я вот считаю, что это путь вникуда... Надо знать! Надо уметь думать и знать о конечности человеческой жэизни, и что он, конец, может наступить в любой момент. Но это не значит, что надо сесть и плакать по этому поводу. Это наоборот должно стать стимулом, двигающим прогресс и дающим силы жить!
Хотя наша цивилизация и так зашла в тупик. Но в этой антиутопии Бредбери все же есть надежда...
"Теперь мы пойдём вверх по реке, - сказал Грэнджер. - И помните одно: сами по себе мы ничего не значим. Не мы важны, а то, что мы храним в себе. Когда-нибудь оно пригодится людям. Но заметьте - даже в те давние времена, когда мы свободно держали книги в руках, мы не использовали всего, что они давали нам. Мы продолжали осквернять память мёртвых, мы плевали на могилы тех, кто жил до нас. В ближайшую неделю, месяц, год мы всюду будем встречать одиноких людей. Множество одиноких людей. И когда они спросят нас, что мы делаем, мы ответим: мы вспоминаем. Да, мы память человечества, и поэтому мы в конце концов непременно победим. Когда-нибудь мы вспомним так много, что соорудим самый большой в истории экскаватор, выроем самую глубокую, какая когда-либо была, могилу и навеки похороним в ней войну. А теперь в путь".
А ещё Бёрни, мой начальник сказал, что похороны здесь - невероятно дорогая вещь, в принципе можно и оркестр заказать, но он даже не может представить, сколько это удовольствие могло бы стоить. Получается, что у нас, в маленьком Кумертау моего детства, каждый был очень богат... Но мы о том не ведали...
У меня сегодня пятница, так что всем веры в светлое будущее и прекрасных выходных.
Вот такой разговор у нас был пару дней назад с одной моей очень хорошей знакомой. Я опять не знаю, как разговор вынесло именно сюда!
- А ты помнишь, как хоронили людей в твоём детстве?, - спросила я, - в нашем маленьком Кумертау был духовой оркестр, который репетировал в нашем Дворце культуры угольщиков. И время от времени городская тишина нарушалась взрывом музыки из медных труб и прочих волторн с барабанами. Причем, оркестр был любительский, и нещадно фальшивил, что ещё больше усиливало ужас от осознания того, что где-то неподалёку кого-то провожают в последний путь.
- А у нас на пути в квартиру покойника разбрасывали еловые ветки. И если видишь на земле эти ветки, значит по ним можно прийти туда, где кто-то умер, - сказала моя собеседница.
- Точно! У нас в Кумертау такого обычая не было, но в Жуковском, у бабушки моей, был! А ещё, если умирал кто-то по соседству, то квартира, где лежал умерший, была открыта и любой мог прийти и попрощаться. И мы, дети, порой бегали и смотрели на покойника. Это всегда было страшно и неуютно, но что-то нас влекло туда, даже если потом картинка долго висела перед глазами, и на душе было тошно. И никто нам не запрещал этого делать, не гонял, потому что был обычай - любой мог зайти и попрощаться. И у меня так было, когда маму хоронили. Дверь нараспашку и люди. люди... Приходили, садились рядом с гробом, говорили, молчали, уходили, приходили другие...
Много ещё о чем вспомнилось... Как хоронили из дома напротив отца девочек из нашей школы, он гнал домой новую машину из Оренбурга и не доехал до дома, и мы поднимались на пятый этаж с дворовыми девчонками, чтобы зайти в посмотреть как покойник лежит в гробу. Помню похороны старшей сестры нашей одноклассницы, которая отравилась, будучи беременной, помню похороны матери другой нашей одноклассницы - была промозглая ранняя весна или глубокая осень. Мы с другими девочками ездили на кладбище, было холодно и страшно, и все были настолько подавлены, что даже не могли представить, что должна чувствовать осиротевшая девочка из нашего класса. В общем, тема смерти всегда присутствовала в нашей жизни с детства. Мы о ней знали и помнили.
Ещё запомнился случай, как мы шли на речку Пехорка в Жуковском с моей тётей Верой и Стаськой. Стаська был малыш совсем, и вдруг до нас долетели звуки похоронного марша, а маленький Стасик заметил - "Кого-то хронят". Он тоже знал. Нас ещё повеселило слово "хронят".
А тут я заметила в своём разговоре, что за все эти годы здесь, мы не видели ни одной процессии и не слышали ни разу звуков похоронного марша. Понятно, что и тут люди умирают, и даже по соседству. Но все как-то тихо. Есть дома прощания, церкви, помню как мы сами ездили на похороны свекра и наблюдали весь процесс. Всё шито-крыто и никто, кроме самых близких о происходящем по соседству и не знает.
Наверное это удобно, что всё проходит тихо, и никого в округе не пугают звуки похоронного марша. Никто зря не расстраивается и не задумывается о вечном... А может сейчас везде так? И в моём Кумертау тоже?
А причем тут 451 по Фаренгейту?
Я просто почему-то на этой неделе нестерпимо захотела перечитать эту книгу. Последний раз я её держала в руках лет 20 назад или больше. И впечатления были настолько сильны, что мне казалось, что я так хорошо её помню, но не знаю почему, мне очень захотелось её снова прочитать.
Читаю...
И, чем дальше, тем больше понимаю, что тут так много того, о чем я совершенно не помнила, или когда-то, живя в другой стране и другой парадигме, не могла оценить всего, что в этой книге. Так же как и "Незнайка на Луне" оказался совсем не тем, о чем я помнила.
И вот цитата. Это через день после нашего разговора:
"Нужна безмятежность, Монтэг, спокойствие. Прочь всё, что рождает тревогу. В печку! Похороны нагоняют уныние - это языческий обряд. Упразднить похороны. Через пять минут после кончины человек уже на пути в «большую трубу». Через десять минут после смерти от человека остаётся щепотка чёрной пыли. Не будем оплакивать умерших. Забудем их. Жгите, жгите всё подряд. Огонь горит ярко, огонь очищает".
И ещё пара цитат, которые меня торкнули:
"Как можно больше спорта, игр, увеселений - пусть человек всегда будет в толпе, тогда ему не надо думать. Организуйте же, организуйте всё новые и новые виды спорта, сверхорганизуйте сверхспорт! Больше книг с картинками. Больше фильмов. А пищи для ума всё меньше. В результате неудовлетворённость. Какое-то беспокойство. Дороги запружены людьми, все стремятся куда-то, всё равно куда. Бензиновые беженцы. Города превратились в туристские лагери, люди - в орды кочевников, которые стихийно влекутся то туда, то сюда, как море во время прилива и отлива, - и вот сегодня он ночует в этой комнате, а перед тем ночевали вы, а накануне - я".
"Возьмём теперь вопрос о разных мелких группах внутри нашей цивилизации. Чем больше население, тем больше таких групп. И берегитесь обидеть которую-нибудь из них - любителей собак или кошек, врачей, адвокатов, торговцев, начальников, мормонов, баптистов, унитариев, потомков китайских, шведских, итальянских, немецких эмигрантов, техасцев, бруклинцев, ирландцев, жителей штатов Орегон или Мехико. Герои книг, пьес, телевизионных передач не должны напоминать подлинно существующих художников, картографов, механиков. Запомните, Монтэг, чем шире рынок, тем тщательнее надо избегать конфликтов. Все эти группы и группочки, созерцающие собственный пуп, - не дай бог как-нибудь их задеть!"
" Вы должны понять, сколь огромна наша цивилизация. Она так велика, что мы не можем допустить волнений и недовольства среди составляющих её групп. Спросите самого себя: чего мы больше всего жаждем? Быть счастливыми, ведь так? Всю жизнь вы только это и слышали. Мы хотим быть счастливыми, говорят люди. Ну и разве они не получили то, чего хотели? Разве мы не держим их в вечном движении, не предоставляем им возможности развлекаться? Ведь человек только для того и существует. Для удовольствий, для острых ощущений. И согласитесь, что наша культура щедро предоставляет ему такую возможность".
"Не удивительно, говорили они, что книг никто не покупает. Но читатель прекрасно знал, что ему нужно, и, кружась в вихре веселья, он оставил себе комиксы. Ну и, разумеется, эротические журналы. Так-то вот, Монтэг. И всё это произошло без всякого вмешательства сверху, со стороны правительства. Не с каких-либо предписаний это началось, не с приказов или цензурных ограничений. Нет! Техника, массовость потребления и нажим со стороны этих самых групп - вот что, хвала господу, привело к нынешнему положению. Теперь благодаря им вы можете всегда быть счастливы: читайте себе на здоровье комиксы, разные там любовные исповеди и торгово-рекламные издания".
"Но при чём тут пожарные? - спросил Монтэг.
- А, - Битти наклонился вперёд, окружённый лёгким облаком табачного дыма. - Ну, это очень просто. Когда школы стали выпускать всё больше и больше бегунов, прыгунов, скакунов, пловцов, любителей ковыряться в моторах, лётчиков, автогонщиков вместо исследователей, критиков, учёных и людей искусства, слово «интеллектуальный» стало бранным словом, каким ему и надлежит быть. Человек не терпит того, что выходит за рамки обычного. Вспомните-ка, в школе в одном классе с вами был, наверное, какой-нибудь особо одарённый малыш? Он лучше всех читал вслух и чаще всех отвечал на уроках, а другие сидели, как истуканы, и ненавидели его от всего сердца? И кого же вы колотили и всячески истязали после уроков, как не этого мальчишку? Мы все должны быть одинаковыми. Не свободными и равными от рождения, как сказано в конституции, а просто мы все должны стать одинаковыми. Пусть люди станут похожи друг на друга как две капли воды, тогда все будут счастливы, ибо не будет великанов, рядом с которыми другие почувствуют своё ничтожество. Вот!"
"Домашняя среда может свести на нет многое из того, что пытается привить школа. Вот почему мы всё время снижали возраст для поступления в детские сады. Теперь выхватываем ребятишек чуть не из колыбели.
"Набивайте людям головы цифрами, начиняйте их безобидными фактами, пока их не затошнит, ничего, зато им будет казаться, что они очень образованные. У них даже будет впечатление, что они мыслят, что они движутся вперёд, хоть на самом деле они стоят на месте. И люди будут счастливы, ибо «факты», которыми они напичканы, это нечто неизменное. Но не давайте им такой скользкой материи, как философия или социология. Не дай бог, если они начнут строить выводы и обобщения. Ибо это ведёт к меланхолии! Человек, умеющий разобрать и собрать телевизорную стену, - а в наши дни большинство это умеет, - куда счастливее человека, пытающегося измерить и исчислить вселенную, ибо нельзя её ни измерить, ни исчислить, не ощутив при этом, как сам ты ничтожен и одинок. Я знаю, я пробовал! Нет, к чёрту! Подавайте нам увеселения, вечеринки, акробатов и фокусников, отчаянные трюки, реактивные автомобили, мотоциклы-геликоптеры, порнографию и наркотики. Побольше такого, что вызывает простейшие автоматические рефлексы! Если драма бессодержательна, фильм пустой, а комедия бездарна, дайте мне дозу возбуждающего - ударьте по нервам оглушительной музыкой! И мне будет казаться, что я реагирую на пьесу, тогда как это всего-навсего механическая реакция на звуковолны. Но мне-то всё равно. Я люблю, чтобы меня тряхнуло как следует. Битти встал".
И ещё много чего там, что меня сильно торкнуло, потому что я узнала наше общество... Ну или по крайней мере направление, куда оно движется.
Один только известный мне факт. Это нам принесли с одной из педагогических конференций. Директива - ничто не должно расстраивать детей и наводить их на грустные мысли. Даже тексты о дожде лучше не включать в процесс обучения, так как дождь ведёт к наводнениям, а наводнение - бедствие, которое может травмировать. Травмировать нельзя!
Я вот считаю, что это путь вникуда... Надо знать! Надо уметь думать и знать о конечности человеческой жэизни, и что он, конец, может наступить в любой момент. Но это не значит, что надо сесть и плакать по этому поводу. Это наоборот должно стать стимулом, двигающим прогресс и дающим силы жить!
Хотя наша цивилизация и так зашла в тупик. Но в этой антиутопии Бредбери все же есть надежда...
"Теперь мы пойдём вверх по реке, - сказал Грэнджер. - И помните одно: сами по себе мы ничего не значим. Не мы важны, а то, что мы храним в себе. Когда-нибудь оно пригодится людям. Но заметьте - даже в те давние времена, когда мы свободно держали книги в руках, мы не использовали всего, что они давали нам. Мы продолжали осквернять память мёртвых, мы плевали на могилы тех, кто жил до нас. В ближайшую неделю, месяц, год мы всюду будем встречать одиноких людей. Множество одиноких людей. И когда они спросят нас, что мы делаем, мы ответим: мы вспоминаем. Да, мы память человечества, и поэтому мы в конце концов непременно победим. Когда-нибудь мы вспомним так много, что соорудим самый большой в истории экскаватор, выроем самую глубокую, какая когда-либо была, могилу и навеки похороним в ней войну. А теперь в путь".
А ещё Бёрни, мой начальник сказал, что похороны здесь - невероятно дорогая вещь, в принципе можно и оркестр заказать, но он даже не может представить, сколько это удовольствие могло бы стоить. Получается, что у нас, в маленьком Кумертау моего детства, каждый был очень богат... Но мы о том не ведали...
У меня сегодня пятница, так что всем веры в светлое будущее и прекрасных выходных.