Командир разведбата уже вернулся в сопровождении пяти бойцов. Двое, в том числе сам капитан, были вооружены ППД, остальные имели только револьверы и гранаты. Петров снял комбинезон и надел вместо танкошлема порядком засаленную пилотку. Чекменев покачал головой и спросил, есть ли у него обычная гимнастерка. Петров, как и комиссар, бережно сохранял отмененную в 1940 серую танкистскую повседневную форму, он считал, что это отличие заслуженно выделяет танкистов из общей массы красноармейцев и командиров. После ранения галифе пришли в негодность, но старший лейтенант сохранил и продолжал носить застиранную серую гимнастерку.
Естественно, такой цвет вряд ли способствовал маскировке. Чекменев вздохнул, и один из его бойцов принес старую, но чистую гимнастерку когда-то защитного света. Старшего лейтенанта несколько смутило то, что в разведку ему придется идти с петлицами красоармейца, но командир разведбата успокоил его, сказав, что в любом случае, он должен будет оставить документы, медаль и все, что могло содержать какую-то информацию о нем. Петров понемногу начал осознавать, насколько серьезно предстоящее задание. Бои на Украине приучили его к смерти, но то была смерть на миру, в боевых порядках своего батальона. Теперь же он может не просто погибнуть, а, вполне возможно, просто исчезнуть для своих товарищей и родных. И домой придет не горькая, но честная похоронка, а страшное: «пропал без вести». На вопрос комиссара, почему они так легко вооружены, Чекменев пожал плечами и сказал, что они идут в разведку, а не в атаку. С винтовкой же ползать по кустам неудобно, да и вообще, если группа нашумела, задание можно считать проваленным, и думать нужно не о том, как снайперски подстрелить врага, а о том, как отступить без потерь. Такой подход несколько успокоил Петрова. Придирчиво осмотрев старшего лейтенанта, капитан кивнул, и разведчики вместе с танкистом направились к опушке леса. Оставалось только ждать. Было уже шестой час вечера, и комбат надеялся, что разведка вернется прежде, чем стемнеет настолько, что движение танков будет серьезно затруднено. Шелепин собрал командиров рот и взводов и изложил боевую задачу, затем отправился на наблюдательный пункт одного из батальонов 732-го полка и долго осматривал в бинокль опушку леса занятого немцами и болотину, перерезанную тремя канавами. Где-то там, в высокой траве ползали сейчас разведчики и комроты-1. Оставалось надеяться, что они не напорются на немцев. В полседьмого комбат вернулся в расположение батальона. Танкисты, пользуясь моментом, отдыхали после марша, Петров все еще не вернулся, и Шелепин решил проведать его экипаж. У «тридцатьчетверки» командира первой роты он нашел комиссара, Беляков и танкисты о чем-то говорили, потом Симаков полез в танк и достал довольно увесистый сверток.
- Что тут у вас? - спросил комбат.
- Ну, в общем, - задумчиво начал комиссар, - Насчет плевков в рожу ты почти пророком оказался. Давай, Симаков.
Наводчик сжато пересказал разговор с колхозницей и развернул полотенце. Внутри оказалось полтора каравая хлеба, увесистый шмат копченого свиного сала и десяток вареных яиц. Танкисты молча смотрели на продукты, наконец, комбат взял сало, понюхал и положил обратно.
- С полкило будет. И что вы собираетесь с этим делать? Командира ждете?
Экипаж переглянулся, Безуглый кивнул, и Симаков медленно завернул продукты в полотенце.
- Если честно, товарищ майор, - тихо сказал наводчик, - Нам такой кусок теперь в горло не полезет. Даже не знаем, куда это деть.
- В самом деле, - пробормотал комбат, - Я бы тоже после такого есть не смог.
- Дайте-ка мне, - Беляков взял сверток. - И соберите экипажи.
- Ты что это задумал? - удивился Шелепин.
- Буду заниматься своими прямыми обязанностями, - усмехнулся комиссар. - Политинформацию проведу…
***
Петров вернулся в полвосьмого, грязный, вымотавшийся, но довольный. Вместе с ним пришел Чекменев.
- Ну, рассказывайте, - с ходу сказал комбат.
- Сухо там, товарищ майор, - ответил старший лейтенант. - Я, конечно, не все обползал, но уверен - можно там идти. Шомпол втыкал - весь сухой, в низине даже копать пробовал. Вся вода в канавы ушла.
- Значит, танки пройдут? - спросил подошедший Беляков.
К разговору потянулись командиры взводов и машин.
- «Тридцатьчетверки» и «КВ» - точно. Т-26 - не знаю. Там кое-где кочки здоровые - сантиметров сорок высотой. Очень плотные, как бы гусеницы не слетели.
- Ничего, пойдут по нашим следам, - подытожил комбат. - Ладно, идите, переоденьтесь, и я с вами кратенько еще поговорю.
Петров козырнул и отправился к своему танку. Экипаж, не скрывая радости по поводу благополучного возвращения командира, немедленно окружил старшего лейтенанта отеческим вниманием и заботой. Пока Безуглый и Симаков поливали командиру из ведер, водитель опять притащил чистую тряпку, исполнявшую роль полотенца, и почтительно ждал в стороне. Наконец, умытый, кое-как почистившийся и переодетый в свою гимнастерку, командир роты уселся на моторное отделение и, прислонившись спиной к башне, выразил готовность что-нибудь съесть после трудов праведных. Батальон был поставлен на довольствие к разведчикам, так что танкистам доставили кашу и хлеб. Каша, естественно, давно остыла, но Петров умял ее с жадностью. Когда он отложил в сторону котелок, Симаков торжественно подал ему крышку, в которой лежал маленький кусочек хлеба, тоненький ломтик сала и совершенно микроскопический ломтик яйца.
- Так. Это, как я понимаю, шефская помощь от благодарных тружеников села? - спросил озадаченный старший лейтенант. - А где остальное - сожрали уже?
- Не мы одни, - ответил радист. - Комиссар у нас эту историю вытянул и тут же жратву забрал. Ну, думаем, сейчас они это на двоих с комбатом раздавят…
- Никто кроме тебя так не думал, - возмутился Осокин.
И. Кошкин 27.06.2006