Страх, трепещущие перья и ненависть в столовой.
В абсолютно никудышном настроении я спускался из своего офиса на первый этаж, в ту часть здания, где располагалась столовая. Сегодня меня уже успела вывести из себя по телефону одна стервозная дама из вышестоящей организации. Она полагала, что имеет право ставить меня в один ряд с моими трутнями-коллегами и уличать в безответственности. Это задело не столько мое самолюбие, сколько самоуважение к себе, как к профессионалу. Я всегда относился к своей работе ответственно. А тот факт, что я уже семь лет сижу на своей должности, свидетельствует отнюдь не о безвольности в моем стремлении двигаться по карьерной лестнице.
В столовой меня ждали два корреспондента газеты "Прелюдия", которые намеревались взять у меня интервью, как у одного из величайших и непризнанных финансовых аналитиков, главной затронутой в нем темой должны стать последние события в Ливии. Я неохотно согласился на эту встречу. Последняя встреча с корреспондентом этой газеты, Романом (фамилии не помню), закончилась потасовкой. Я вошел в столовую, там было немноголюдно. Хорошо, что не было моего начальства. Нельзя сказать, что я недолюбливаю этих людей, просто в данный момент не очень хочу их видеть. За столиком меня ждали журналисты из "Прелюдии" - Железный Дровосек и Страшила. Дровосек - металлическое создание, неуклюжее в своих движениях, по умолчанию улыбчивый благодаря вырезанной в его голове широкой улыбке, которая была конечным источником всех звуков при общении с ним. Страшила - краснощекий светловолосый мальчик в потрепанной одежде и голубой шляпе. Я сделал вид, сперва, что не заметил их, и направился к окошечку, где меня встретила наигранной улыбкой буфетчица Людмила. Я взял суп и несколько кусочков хлеба и только потом подсел к столику с ожидающими меня журналистами. Заодно с собой я прихватил какую-то газету, что бы между делом листать ее. Это могло послужить средством для придания мне образа совершенно незаинтересованного в этом интервью человека. Я будто бы делал одолжение этим навязчивым ребятам.
Я поставил тарелку с парящим супом на стол, поздоровался со Страшилой и Дровосеком за руки. Руки у Страшилы были потные, очевидно, что он волновался и это первое его профессиональное интервью. Я не стал ни о чем спрашивать своих интервьюеров и просто ждал конкретных действий от них, увлекшись своим супом, я краем уха слушал Страшилу, он робко спрашивал:
- Владимир, спасибо, что согласились на это интервью. Я хотел бы начать нашу беседу с напрашивающегося вопроса о ситуации в Японии. Является ли эта ситуация очевидным шагом назад для экономики страны и историческим прецедентом в отношении мировой экономики, в том смысле, что может очень повлиять на иену? И не кажется ли вам чудесным совпадением тот факт, что на евро и иену может оказаться давление одновременно, если на евро посредством неразберихи с Ливией, то в Японии из-за природных катаклизмов?
- Да, - резко буркнул я и раздувая щёки начал дуть на ложку с супом и свисающим с нее макаронинами, изредка косясь на явно нервничающего во время своего первого интервью Страшилы.
Он сконфузился. Возникла пауза.
Макароны торчали, словно арматура раскуроченных стен третьего энергоблока станции Фукусима-1.
Чувствуя повисшую в воздухе неловкость, я улыбнулся и пояснил:
- Вот видите эту субстанцию в моей тарелке? Это суп. И все мы - Россия, Япония, Ливия, варимся в одном бульоне. В контексте этого я считаю, что да, и иена и рубль как производные инструменты от единственной мировой валюты, конечно же подвергнутся давлению. Я уже не говорю о евро, который будет расшатывать своими нефтегазовыми рычагами оккупированная звездно-полосатыми шакалами ротационных машин Россия.
Я отхлебнул горячего супа из ложки.
- Россия! - словно объясняя очевидное пояснил я Страшиле, который немного успокоился.
После короткой паузы, Дровосек, до этого упорно смотревший в свой блокнот, наконец посмотрел на меня и спросил:
- Какова роль Израиля в перспективе, с учетом того, что недавно произошло во многих мусульманских странах?
- Ну скоро придет время действовать и Израилю, да. Но глобальная суть в другом.
- В чем? - спрашивает Дровосек.
- Спецслужбами США и НАТО создается огненная исламская зона вокруг Ирана, Индии и Китая. Бахрейн, Оман, Египет, Ливия… Я думаю, как бы ближайшие пару лет Израилю не пришлось бы запускать ядерные ракеты.
- А зачем, в таком случае, необходим непосредственно раскол исламского мира? - спрашивает Дровосек, подчеркивая интонацией слово «раскол».
- Раскол исламского мира создаст дополнительное давление на растущие супердержавы - Индию и Китай.
- Как же западные долларовые инвестиции в Китай?
- Там доллар, да, но они движутся в правильном направлении: создают промышленность на своей территории, а так же увеличивают золотые запасы. К тому же, Китай уже кредитует страны, находящиеся в осязаемой конфронтации с США. Китай, а не Всемирный Банк. Понимаете, ребята? И если Китай и Индия вместе или по отдельности сумеют восстановить силовой паритет с США, то они могут потребовать перехода на расчет юанями, например.
- Существует мнение, - вновь заговорил Страшила, старающийся придать своей речи уверенности забавной жестикуляцией и мимикой, - что конфликтная ситуация в Средиземноморье выгодна непосредственно пентагону…
- Ну, и что я должен на это сказать? - спрашиваю я, бросая несколько надменный взгляд на Страшилу. Тот вновь занервничал.
- А почему выгодно? - с трудом выговорил Страшила, в его глазах был виден испуг. Он не хотел казаться глупым, и задал этот вопрос, очевидно, вне плана интервью.
- Еба-а-а-ть! - крайне выразительно прошипел я, стуча рукой себе по лбу. Страшила в сильнейшем смущении отвел от меня взгляд и уставился в пол.
- Очевидно же, - говорю я, резко меняя интонацию на дружелюбную. - Каддафи из мести начнет класть эмбарго на нефтяную торговлю с блоком НАТО. Это совершенно очевидно усилит политические рычаги русских свиней в давлении на Европу. Европа оказывается в невыгодных экономических условиях, евро теряет в цене, еврозона разваливается, происходит дезинтеграция, ослабление североатлантического блока. При этом у самих русских свиней не подешевеет бензин. Свиньи же. Когда нефть дешевеет, путинские Лукойлы повышают цену, что бы компенсировать убытки. Когда нефть дорожает, путинские Лукойлы повышают цену, так как нефтяная составляющая в бензине же становится более дорогой. Россия - это страна дураков и свиней. Дикая психотронная тюрьма, во главе которой стоит рахитический свадебный генерал, поклонник твиттера.
Видя, что Страшила, хоть немного пришел в себя после того, как я в очередной раз оконфузил его перед более профессиональным Дровосеком, Дровосек решил взять в этом интервью ведущую роль на себя. Он спрашивает:
- В данном конкретном случае роль у России третьестепенная?
- Ну да. Сейчас да. Постольку поскольку Россия - это полное немощное говно, которое даже вооружение теперь покупает у Франции и Германии, то надо надавить на Германию и Францию, что бы ослабить их до уровня русских. Ну или до близкого к русским. Как вы видите, Богом избранная нация германцев отказалась участвовать в этой ливийской авантюре, а Франция ведомая венгерским жидократом Саркози, бросилась в бой. Господь хранит Германию! Deutschland Uber Alles!
- И каков ваш прогноз? Что в итоге?
- Что получаем в Европе: сателлитная штатам Британия с неликвидным фунтом стерлингов, мощная, но трещащая под турками Германия, обдриставшиеся южане и французы, мелкие буржуазные социалисты из Скандинавии и Голландии. Всё. США господствует, - подытоживая я сделал грациозное движение правой рукой, плавно покрутив кистью чуть выше своей головы.
Дровосек хотел спросить что-то еще, но я, дождавшись, когда он едва заговорит, закричал:
- Джамахермания Юбер Аллес!
Это заставило обоих моих интервьюеров, испугавшись, врасти в стулья, давя спинами на затрещавшие спинки. Я ухмыльнулся и спокойно продолжил:
- Там в ЦРУ и госдепе работают тончайшие аналитики, лучшие еврейские и англосаксонские умы. У них куча сценариев. Уверен, мое понимание далеко от полного.
Сказав это, я принялся поедать суп. Поняв, что я успокоился и готов слушать вопрос, Дровосек перешел к следующему, стараясь говорить громче, чем я шоркал, неспешно высасывая из ложки уже остывший суп.
- Как вы расцениваете позицию Медведева, назвавшего Каддафи персоной «нон-грата» для России?
Этот вопрос привел меня в ужас. Брызгая щами из набитого рта и размахивая руками, подобно дирижеру оркестра, исполняющего знаменитый оффенбаховский канкан, я восклицал:
- Ебаный чебурашка! Ему таки пришлось дезавуировать Каддафи!
После этой фразы я спокойно раскинулся на стуле и, подавляя икоту, взял в руки газету и обратил внимание на статью, посвященную отмене крепостного права в Стране Дураков. Там было написано о том, что существует такой термн, как крепостное рабство. А эти мои недоумки одноклассники с недоумком-историчкой, помнится, смеялись надо мной, когда я назвал строй рабовладельческим.
Дровосек недоуменно смотрел на меня некоторое время и спросил:
- Владимир, позвольте поинтересоваться, видите ли вы в ситуации с Японией проявление мистического провидения?
В ответ ему была гробовая тишина в моем исполнении.
- Владимир? - повторил Страшила, отхлебнув своего противного капучино.
Капучино всегда был противным в нашей столовой. «Странно, они задают мне свои глупые вопросы, а в ответ слышат тишину…» - думал я.
- Владимир, как бы повели себя на месте Фридриха Паулюса в ходе Сталинградской битвы? - спросил Дровосек.
Я немного подумал над ответом, после чего встал со стула, одернул свою одежду, сделал вид, что поправляю свою совершенно идеальную прическу. Затем я принялся танцевать. Я делал абсолютно немыслимые па, двигаясь настолько изящно между белых хрупких пластмассовых столиков, что, должно быть, был подобен благородному лебедю, мягко скользящему по штилевой озерной глади. Это был мой ответ.
- Россия! - словно объясняя очевидное пояснил я Страшиле, который сначала занервничал, но потом немного успокоился.
Сквозь слепую метель в диком поле на берегах Волги шел, закутавшись в красное знамя, навстречу советским войскам генерал-фельдмаршал вермахта Фридрих Паулюс. «Неожиданный поворот», - подумал он, увидев дорожный знак.
Сегодня с утра он оставил сотни тысяч замерзающих, ослабевших сынов Рейха за спиной, что бы отдаться в благодатные объятия советской власти. Что бы прижаться заросшей осунувшейся и обмороженной щекой к широкой груди Генералиссимуса Иосифа Виссарионовича Сталина. Он хотел расплакаться и оросить своими слезами золотые звезды на груди верховного главнокомандующего вражеской армии, он хотел молиться на него и забыв всё содеянное прежде самозабвенно лечь костьми в составе штрафного батальона в бессильной борьбе за благо Советского Союза.
- Что ж, - облегченно вздохнув говорил Сталин, поглаживая Паулюса по голове и сжимая в объятьях его трясущееся от холода и страха тело. - Мы всегда жертвуем, но никогда не делаем неправильный выбор. Неисповедимы пути господни, малыш.
Да, никто не знал, но Сталин был двоюродным дядей Фридриха.
Никто не знал, даже сам Фюрер! Никто не знал, что Соломон Юльевич Юдашвили, потерянный своими еврейскими родственниками в пламени гражданской войны в средней Азии был усыновлен позже простым немецким фермером Йозефом Паулюсом. Никто не знал этого. Кроме него самого и Сталина. И дядя Иосиф не мог себе простить этого. И Фридрих не мог простить этого себе.
- Ну хорошо, как вы смотрите на программу разоружения с участием США и России? Что от этого выигрывает наша сторона? - спрашивает Дровосек, возвращая меня из моих реалистичных, как самая первая кинолента, фантазий.
- А вы, Дровосек, идите нахуй, - резко ответил я, придя в себя. - Воронка на вашей голове сделана из редкоземельных металлов, и я подозреваю, что вы неспроста работаете в этой газете. Потакать вашим заказным провокациям - это не в моем духе.
Я посмотрел в сторону, показывая, что не очень расположен к беседе, затем добавил:
- Мой жар - это карнавал!
Я извлек из-под стола пышное розовое боа, и, обмотавши им шею, попытался прикинуться сыном Куклачёва или знатной дамой девятнадцатого века.
С грохотом распахнулась дверь столовой, впуская в помещение метель. Перья моего боа затрепетали на ветру.
- Я прошу прощения, не могли бы вы отнестись к нашему интервью серьезнее? - прокричал сквозь метель несколько возмущенный моей наглостью Дровосек. - И, в конце концов, имейте уважение, ведь я припас потрясающее платье на тот случай, если подобное произойдет сегодня.
В столовую вошел Паулюс. Он был похож на мумию. Замотанный в грязные обледеневшие тряпки. С посиневшим носом. Он присел на краешек стула за наш стол.
В это время Дровосек извлек из сумки, стоящей до этого под столом, шикарное розовое платье, похожее на свадебное, какого не смогла бы позволить себе никакая невеста в этой нищей стране рабов и пушечного мяса.
- Вот оно! - улыбаясь воскликнул Дровосек и принялся наряжаться.
Паулюс дрожащей рукой освободил подбородок от холодного тряпья и дрогнувшим голосом произнёс:
- Das ist... - глаза его увлажнились - Das ist schwul... meine kleine Joseph... grossvater kaput alles…
Нечленораздельные причитания этого постаревшего на глазах полководца заглушили шелест платья, надеваемого дровосеком. Я налил Паулюсу горячего чая.
- Фридрих, мой дорогой Фридрих, - попытался успокоить его я, будет вам еще баварская сосиска, да под кружку шнапсу! Но ответьте мне на один простой вопрос - где вы бродили последние 68 лет?
Страшила в это время начал симулировать приступ эпилепсии, никто не обращал на него внимания, кроме буфетчицы, которая поспешно вызвала бригаду ремонтников из службы антикоррозийной катодной защиты.
Паулюс осушил бокал горячего чая.
- Schwul… - всхлипнул он и ушел в себя.
Я, Дровосек, и несколько подоспевших жеманных ребят из службы антикоррозийной катодной защиты с удивлением наблюдали эту потрясающую метаморфозу: человек вливается сам в себя, преодолевая пространство и законы физики. Паулюс постепенно, совершая движения ногами, будто бы куда-то направляется, на самом деле просто сжимался в точку, входя сам в себя. Постепенно он исчез. Став свидетелями этой фантасмагории, все оцепенели.
Бригада ремонтников, после того как Паулюс ушел в себя, вышла из оцепенения и стала ломиться в открытую дверь. Однако я, перекрикивая шелест трепещущих перьев, предложил конвульсивно дергающемуся соломенному чучелу продолжить интервью.
Буфетчица осознала свою ошибку. Она вызывала своего друга - Бригаду Ремонтникова, но приехала группа вооруженных широкими лыжами и стальными стержнями полупьяных люмпенов в синих робах Газпрома.
Скользя по усыпанному соломой полу, Железный Дровосек в розовом платье стальной поступью двигался к открытой двери, что бы отрезать Бригаде путь к отступлению.
Летающие над нашими головами истребители заглушали истерический крик буфетчицы, в полной мере осознавшей свою вину только сейчас. Арматура из стен третьего энергоблока АЭС Фукусима-1 хрустела на моих зубах.
"До взрыва осталось четыре минуты двадцать пять секунд" - отрывисто, словно автоответчик, объявила по громкой связи Рената Литвинова, и глядя в зеркальце продолжила подкрашивать губы.
- Страшила! Ты должен задать мне главный вопрос! - неистово кричал я.
Бригадный арьергард столкнулся, к тому времени, с серьезными проблемами. Их войска, в частности, не могли справляться с крещенскими морозами, отчего со стороны мне казалось, что это просто умноженный в количестве целой армии Иссей из сальеревской "Признанной Европы" сдерживает нужду, от чего так противоестественно дергается на месте. Надо было отдать им должное - своим героизмом они заставили меня забыть о телефонной склоке с надменной сучкой из отдела по капитальному строительству и ремонту. Страшила изнемогал. Он спрашивал у меня что-то о Мартине Бубере, преодолевая боль и перекрикивая свист падающих на нас бомб.
А я больше не мог продолжать интервью. Меня клонило ко сну и я начал уходить в себя, рискуя там встретиться с Паулюсом.
- Какой же вопрос тебе придумать, что бы ты шел спать? - кричал Страшила, судорожными движениями сгребая солому с пола и небрежно пихая обратно в свое брюхо, распоротое одним из воинов Цезаря. Солома с писком расползалась, а Мартин Бубер с боку на бок переворачивался тем временем в своем экзистенциальном гробу.
В это время Дровосек отчаянно молотил жеманных ребят из ремонтной службы, конечности их взлетали в небо и распылялись в нем, отчего на следующий день выпадут неестественные для этой местности осадки, состоящие из пероксида водорода.
Затем он оборотился белым кроликом с заклеенными черной изолентой глазами. Дверь сама собой захлопнулась и кроль припал к ней ухом. Ничего больше не слышалось сквозь монотонный вой ветра. Индеец по имени Один Из Воинов Цезаря смотрел в даль сквозь белую мглу.
Мне было непонятно, кто же из них превратился в белого кролика, так как мое зрение было затуманено пигментными пятнами в виде головы Ленина.
Сквозь голову Ленина я оглядел местность. В пригороде Арля моя душа всегда находила покой. Я обнаружил взглядом вход через красивые высокие ворота в парк и обрадовался перспективе этим хорошим днем прочесть очередную порцию утренних новостей, сидя под кленом прямо на газоне. Здесь, в Арле, этим чудным вечером все мои друзья сидели за длинным столом и пили молодое вино. Здесь был и Страшила, стеганый лучшими модельерами из конюшни Гуччи, и индеец, пленяющий взор своей лоснящейся краснокожестью, и Робокоп, в которого превратился вздорный гомосексуальный дровосек. Жаворонки уносили с собой последние признаки климатической рекурсии, я наслаждался красотой большого тукана, сидевшего на плече молодой симпатичной студентки в очках с толстой оправой. Вдруг всё затихло. В мёртвой тишине Страшила повернул ко мне голову и задал тот самый вопрос:
- А откуда ты знаешь, что это было именно твоим интервью?
to be continued…
Click to view