Метаюсь по жизни я птицей -
То в свет, то во тьму, снова в свет,
И стала ночами мне сниться
Вдруг Набережная Круазетт.
С чего бы? А хрен ее знает,
Как будто мне мало забот -
Она, солнцем вся залитая,
Во сне, что ни ночь, предстает.
Напьюсь-ка я вечером чаю,
Да встану средь ночи в клозет -
А, тщетно: едва засыпаю -
Опять предо мной Круазетт!
И вы, верно, спросите: "Митя!
Откуда ж хранцузская грусть?
Ты ж Галлию век ненавидел!
Не трюфель ты славил, а груздь!"
Отвечу: ребята, не знаю!
Хоть я не читаю газет,
Раз в год телевизор включаю,
Нечасто хожу в Интернет -
Но влезу я вечером в ванну,
Сожрав перед тем винегрет,
И снятся всю ночь потом Канны -
И Набережная Круазетт!
Но я не бывал за границей -
Ни ныне, ни даже давно;
Не грезил Монако и Ниццей,
И не снимался в кино -
Помилуй, Господь! Ну, за что же
Дана мне такая напасть?
Ведь я - заурядный прохожий,
Ну, правда, поругивал власть -
Но это ж, пожалуй, не повод
К лазурным хотеть берегам!
Я не Гарибальди, не Овод,
Не продался большевикам,
Не призывал к баррикадам.
Но так уж велик этот свет,
Что, если бежать куда надо -
Так только не на Круазетт!
Коль хочешь ты спрятаться в тине,
Покинув бурлящий свой край,
Ховайся тогда в Аргентине,
Ну, иль Эквадор выбирай.
Там дождик, индейцы, бананы,
Тандемов, роспилов там нет,
С утра - золотые туманы,
И нет никакой Круазетт!
Ведь я - раздолбай и бездельник,
Простой среднерусский медведь.
А в Каннах - представь, сколько денег
С собою потребно иметь!..
Но время все мчится, раз сорок
Мороз поменяет жару,
И этот мучительный морок
Растает однажды к утру.
Усну я, и лягу на доски,
А доски затянет глазет.
Всплакнут надо мною березки.
Что, съела меня, Круазетт?
Пусть мой кругозор дюже узкий,
(Чуть шире, чем у кенгуру),
Но знаешь, зараза, я - русский.
Здесь вырос, и здесь же помру.
И вспомнят меня тогда внуки:
"Какой же смешной был наш дед!
С какой же нелепейшей скуки
Хотел он на ту Круазетт?"...
И, в горние выси взмывая,
(Иль в ад, скрежетая, сходя),
С родным попрощаюсь я краем,
Где воздух звенит, как слюда,
Где вьюга зимой завывает,
Хладна и остра, как стилет,
Где роща моя золотая...
Где нет никакой Круазетт!