Художник и власть
В стародавней дискуссии про взаимоотношения художника и власти, которую намедни вновь возбудил К. Райкин, лукавят обе стороны. Одна сторона хочет денег и полной свободы. Вторая - за свои деньги требует как минимум лояльности. По сути, все это напоминает отношения подростков с родителями.
В родном отечестве так сложилось исторически после Октябрьской революции 1917 года, когда всю культуру поставили на службу интересам советской власти в области пропаганды и воспитания граждан нового типа. Взамен «мастера культуры» получили гарантированный дополнительный паек, вполне себе приличное жилье, дачи, автомобили, звания и награды. Большинство из них эту сделку одобрило. Понять «творцов» можно: муза прилетает не каждый день, а кушать хочется всегда. К слову сказать, в обмен на лояльность государство позволяло порой отдельным «героям» даже шалости. Легкие. Тех же, кто заигрывался, быстренько вразумляли. Хотя бывали случаи и откровенной фронды, и тогда блудных детей откровенно выставляли за дверь.
Удивительно, но этот негласный социальный договор между «инженерами человеческих душ» и властью чудесным образом сохранился и после развала социалистического государства. Новая страна остро нуждалась в новых смыслах, а муза так и не скорректировала график своих посещений. Жрать же «творцам» хотелось не меньше. Вдобавок появилось море дополнительных соблазнов. И власть предложила новый договор, слегка подкорректировав старый. Большинство опять согласилось и выстроилось в длинную очередь за бюджетным финансированием, где и пребывает вот уже четверть века.
По правде говоря, невзирая на солидную подкормку, новых смыслов никто так и не создал. Что и немудрено: трудно творить, до конца не понимая, что от тебя требуется. А ведь что-то же требуется, да? А что? Не знаете? Ох, ну может быть вот это? Не то? А вот это? Тоже не то? Ну не заказчик, а дебил какой-то! Втюхаю-ка я ему натюрморт с селедкой, авось купит, лапотник…
Настало время, когда нефтедоллары в казну полились щедрым потоком, вздулись и сметы. «Творцы» сыто заурчали, продолжая впаривать государству разного рода ботву, которую на рынке не продашь за три копейки и в базарный день. Но никого это не интересовало: мы художники, мы так видим, а кто не понимает, тот последний болван, дайте-ка лучше еще денег. Однако смыслы так и не появлялись, что начало слегка раздражать государство. Ну действительно, у нас тут сложная геополитическая ситуация, а эти раздолбаи ничего, кроме натюрморта с селедкой, предложить не могут. А давайте-ка, ребята, поработаем по темничку, ага? И тут непонятно, что конкретно смутило «творцов»: предложенный темник или вообще предложение поработать. Но на местах начался ропот, заговорили о цензуре и про то, что казенные деньги в общем-то народные, а мы тоже народ, так что отдайте нам наше и не мешайте рисовать селедку. Что значит никому не нужна???
Бизнес на культуре в родном отечестве весьма специфичен. Главным образом, потому, что в отличие от всего остального мира он ну никак не зависит от кассовых сборов. Снять фильм за 200 миллионов и собрать 200 тысяч в прокате можно и в Голливуде. Только после этого таким деятелям никто и цента не даст на следующую картину. У нас же - запросто. И знаете почему? Нет, дело не в откатных схемах (хотя и это тоже имеет место быть), дело в том, что вонь поднимется. Вот что-что, а устраивать бурю в унитазе наши «творцы» традиционно умеют превосходно. А там и околокультурная общественность подтягивается: сейчас покажем папке с мамкой, кто в доме главный! У нас ведь сложная геополитическая ситуация, вы помните?
Так вот к чему я это все. На самом деле обеим сторонам пора перестать играть в эту странную ролевую игру «заботливый родитель и подросток с дивиантным поведением». Новых смыслов в этом сценарии все равно не появится. Они найдутся только после того, как будет обрезана пуповина. Всем будет только лучше, если государство оставит пропаганду профессиональным пропагандистам и перестанет насиловать творцам мозг темниками. В свою очередь, художники без государственной поддержки наконец-то смогут заняться поиском новых смыслов, которые гораздо легче и проще формулируются без пристального внимания со стороны кого-либо. И да, голод двигатель прогресса. Как бы печально это для кого-либо не звучало.
В родном отечестве так сложилось исторически после Октябрьской революции 1917 года, когда всю культуру поставили на службу интересам советской власти в области пропаганды и воспитания граждан нового типа. Взамен «мастера культуры» получили гарантированный дополнительный паек, вполне себе приличное жилье, дачи, автомобили, звания и награды. Большинство из них эту сделку одобрило. Понять «творцов» можно: муза прилетает не каждый день, а кушать хочется всегда. К слову сказать, в обмен на лояльность государство позволяло порой отдельным «героям» даже шалости. Легкие. Тех же, кто заигрывался, быстренько вразумляли. Хотя бывали случаи и откровенной фронды, и тогда блудных детей откровенно выставляли за дверь.
Удивительно, но этот негласный социальный договор между «инженерами человеческих душ» и властью чудесным образом сохранился и после развала социалистического государства. Новая страна остро нуждалась в новых смыслах, а муза так и не скорректировала график своих посещений. Жрать же «творцам» хотелось не меньше. Вдобавок появилось море дополнительных соблазнов. И власть предложила новый договор, слегка подкорректировав старый. Большинство опять согласилось и выстроилось в длинную очередь за бюджетным финансированием, где и пребывает вот уже четверть века.
По правде говоря, невзирая на солидную подкормку, новых смыслов никто так и не создал. Что и немудрено: трудно творить, до конца не понимая, что от тебя требуется. А ведь что-то же требуется, да? А что? Не знаете? Ох, ну может быть вот это? Не то? А вот это? Тоже не то? Ну не заказчик, а дебил какой-то! Втюхаю-ка я ему натюрморт с селедкой, авось купит, лапотник…
Настало время, когда нефтедоллары в казну полились щедрым потоком, вздулись и сметы. «Творцы» сыто заурчали, продолжая впаривать государству разного рода ботву, которую на рынке не продашь за три копейки и в базарный день. Но никого это не интересовало: мы художники, мы так видим, а кто не понимает, тот последний болван, дайте-ка лучше еще денег. Однако смыслы так и не появлялись, что начало слегка раздражать государство. Ну действительно, у нас тут сложная геополитическая ситуация, а эти раздолбаи ничего, кроме натюрморта с селедкой, предложить не могут. А давайте-ка, ребята, поработаем по темничку, ага? И тут непонятно, что конкретно смутило «творцов»: предложенный темник или вообще предложение поработать. Но на местах начался ропот, заговорили о цензуре и про то, что казенные деньги в общем-то народные, а мы тоже народ, так что отдайте нам наше и не мешайте рисовать селедку. Что значит никому не нужна???
Бизнес на культуре в родном отечестве весьма специфичен. Главным образом, потому, что в отличие от всего остального мира он ну никак не зависит от кассовых сборов. Снять фильм за 200 миллионов и собрать 200 тысяч в прокате можно и в Голливуде. Только после этого таким деятелям никто и цента не даст на следующую картину. У нас же - запросто. И знаете почему? Нет, дело не в откатных схемах (хотя и это тоже имеет место быть), дело в том, что вонь поднимется. Вот что-что, а устраивать бурю в унитазе наши «творцы» традиционно умеют превосходно. А там и околокультурная общественность подтягивается: сейчас покажем папке с мамкой, кто в доме главный! У нас ведь сложная геополитическая ситуация, вы помните?
Так вот к чему я это все. На самом деле обеим сторонам пора перестать играть в эту странную ролевую игру «заботливый родитель и подросток с дивиантным поведением». Новых смыслов в этом сценарии все равно не появится. Они найдутся только после того, как будет обрезана пуповина. Всем будет только лучше, если государство оставит пропаганду профессиональным пропагандистам и перестанет насиловать творцам мозг темниками. В свою очередь, художники без государственной поддержки наконец-то смогут заняться поиском новых смыслов, которые гораздо легче и проще формулируются без пристального внимания со стороны кого-либо. И да, голод двигатель прогресса. Как бы печально это для кого-либо не звучало.