Научишь?
Что ли и в этой классной комнате мало места, что ли и этот звонок звонит пока не по нам, а по старшим классам, что ли и мне тебе еще раз сдавать тетрадку, тебе еще раз вызывать меня отвечать с места, что ли опять тебе говорить мне идти к доске, что ли и мне по пустому проходу снова к мелку и к черной расстрельной этой стене а что остается мне? Надо было не повторять ошибок, надо было слушаться, когда со мной говорят, надо, когда со мной говорят, смотреть тебе в рот, аккуратнее подставлять рот, надо помнить, еб твою мать, какой на нашем школьном дворике год, и не уходить глазами гулять, когда со мной говорят. И поэтому теперь, повинуясь твой руке, мне надо идти к доске, становиться лицом к стене, рукой обхватить мелок, этот звонок звонит не по мне, перемен не будет в ближайший год, все будет так, как сейчас, мы, кто остался в этом классе на третий год, это особенный угнетенный класс, и мне еще много раз разбивать себе лоб, когда ты меня будешь учить молиться в живом уголке решеткой к мокрой щеке. Хорошая ученица видит даже в кромешной тьме, и поэтому я не надеюсь легко отделаться, а готова брать твой мел в рот и водить им округлой вязью, как меня научили однажды, когда я ехала в первом классе, в белом фартучке, в давнем прошлом, в давно погорелом месте. Хорошая ученица, и это известно мне, повторяет полученные уроки даже во сне, повторяет свои ошибки, чтобы как следует их запомнить и по весне по билету по струнке по порядку ответить тебе, как себе: кто мне все это говорил, кто мне все это говорил, кто меня каждой палкой учил и столькому научил, кто меня сделал лучше, чем то дерьмо, каким я была, когда ты меня получил. Что бы я тебе ни поставила, что бы ты ни поставил мне - каждая моя пара будет пластом лежать рядом со мною на простыне, каждая моя тройка понесет с обрыва и выбросит седока, каждая моя четверка будет большой и шершавой, как господня рука, каждая моя пятерка будет разменяна на пятаки, с твоей-то легкой руки.
Что ли и этого я не помню, что ли и в этой классной комнате я не вижу, кто стоит у стены, кто смотрит на меня со спины и глазами спрашивает: "Что ли мы тебе не видны? Что ли ты не узнаешь нас? Это мы, твои учителя, твои наставники с прошлой весны, что ли мел у тебя в руке дрожит не потому, что ты вспомнила, как мы учили тебя уму и сердцу, и как от наших указок ты капала кровью, но действовала по ним, милым, честным, родным? Что ли и ты не помнишь, как в районе прошлой весны ты стояла в классной комнате у стены и тот, что корчился у доски, благодарил тебя за вправленные мозги, за уроки, за розги, за хорошо отвеченный волчий билет, за чеканный синтаксис, за отточенный оборот четвертовального колеса, за то, что это еще не все? Так же и ты, пожалуйста, узнавай нас, узнавай нас, мы твой старший правящий класс, ты любила нас.
Это мы тебя поднимали с первым звонком, мы тебя учили пользоваться нашим мелком, мы тебя линейкой гладили по рукам, мы тебе на карте показывали Содом, ты жалела нас. Мы тебя выводили к этой черной стене, мы тебя ставили к ней лицом, мы тебя учили правилам букв, мы тебе давали в рот и в гриву и в бровь и в глаз ты благодарила нас".
Это они меня вызывают, и вот я иду к доске, бант роняю, цепляю парту колготками, прячу царапины на руке в рукав с кружевной манжетой и стою с мелком наголо, и сама начинаю писать сто раз начисто, набело добровольно, просто затем, чтобы мне уже никогда не забыть, что иначе, что ли, у меня не бывало, и не будет, и, видно, не может быть, потому что я выбрала их. Только все это лишнее, потому что я не хочу аттестат, потому что я не знаю, как поступать, когда закончится этот учебный год, потому что они все равно никогда и ни с кем не разрешат мне спать, никого не разрешат мне есть, ни за кого не разрешат мне пить, а будут только меня учить, учить и учить, а я их буду любить. И поэтому я должна быть хорошей девочкой, и что ли пора уже взять мелок и писать сто раз и больше, на сейчас и впрок, только бы ты, стоящий в этой классной комнате у стены, смотрел на меня со спины и говорил: "Хорошо, крепче только мелок держи, быстрее води, пиши, поспеши, пиши:
ТЕ, КТО ЛЮБИЛИ НАС НИЧЕМУ НАС НЕ НАУЧИЛИ. НАС ВСЕМУ НАУЧИЛИ ТЕ, КТО НАС НЕ ЛЮБИЛИ.
© Линор Горалик
Что ли и этого я не помню, что ли и в этой классной комнате я не вижу, кто стоит у стены, кто смотрит на меня со спины и глазами спрашивает: "Что ли мы тебе не видны? Что ли ты не узнаешь нас? Это мы, твои учителя, твои наставники с прошлой весны, что ли мел у тебя в руке дрожит не потому, что ты вспомнила, как мы учили тебя уму и сердцу, и как от наших указок ты капала кровью, но действовала по ним, милым, честным, родным? Что ли и ты не помнишь, как в районе прошлой весны ты стояла в классной комнате у стены и тот, что корчился у доски, благодарил тебя за вправленные мозги, за уроки, за розги, за хорошо отвеченный волчий билет, за чеканный синтаксис, за отточенный оборот четвертовального колеса, за то, что это еще не все? Так же и ты, пожалуйста, узнавай нас, узнавай нас, мы твой старший правящий класс, ты любила нас.
Это мы тебя поднимали с первым звонком, мы тебя учили пользоваться нашим мелком, мы тебя линейкой гладили по рукам, мы тебе на карте показывали Содом, ты жалела нас. Мы тебя выводили к этой черной стене, мы тебя ставили к ней лицом, мы тебя учили правилам букв, мы тебе давали в рот и в гриву и в бровь и в глаз ты благодарила нас".
Это они меня вызывают, и вот я иду к доске, бант роняю, цепляю парту колготками, прячу царапины на руке в рукав с кружевной манжетой и стою с мелком наголо, и сама начинаю писать сто раз начисто, набело добровольно, просто затем, чтобы мне уже никогда не забыть, что иначе, что ли, у меня не бывало, и не будет, и, видно, не может быть, потому что я выбрала их. Только все это лишнее, потому что я не хочу аттестат, потому что я не знаю, как поступать, когда закончится этот учебный год, потому что они все равно никогда и ни с кем не разрешат мне спать, никого не разрешат мне есть, ни за кого не разрешат мне пить, а будут только меня учить, учить и учить, а я их буду любить. И поэтому я должна быть хорошей девочкой, и что ли пора уже взять мелок и писать сто раз и больше, на сейчас и впрок, только бы ты, стоящий в этой классной комнате у стены, смотрел на меня со спины и говорил: "Хорошо, крепче только мелок держи, быстрее води, пиши, поспеши, пиши:
ТЕ, КТО ЛЮБИЛИ НАС НИЧЕМУ НАС НЕ НАУЧИЛИ. НАС ВСЕМУ НАУЧИЛИ ТЕ, КТО НАС НЕ ЛЮБИЛИ.
© Линор Горалик