Русское многообразие и русский царь: что не понятно в Европе?

Jul 28, 2015 16:22

Фрагмент интервью Валерия Коровина французскому режиссёру документального кино, лауреату многих международных премий и победителю кинематографических конкурсов Жану-Мишелю Карре (Jean-Michel Carrė)

Жан-Мишель Карре: Я сейчас выступаю, конечно, как адвокат дьявола, но такой вопрос  - это то, что остаётся непонятным в Европе - чем объясняется некоторое смешение всего сразу: с одной стороны, русское православие, по определению неагрессивное, по характеристикам, которое вдруг начинает как-то совмещаться с мусульманством, религией молодой, агрессивной в некоторых проявлениях?


Валерий Коровин: Из вашего вопроса логически вытекает следующий вопрос: в чём секрет устойчивости русской цивилизации и русского государства? В том, что русское государство как раз таки не осуществляет смешение культур, идентичностей, языков и конфессиональных проявлений. Не осуществляет перемешивания, но сохраняет их. Это не синкретизм. Это не редуцирование к универсальному социальному стандарту, что свойственно как раз Западу в целом и Европе в частности, реализующей сегодня на наших глазах мондиалистский проект объединения в ЕС. То есть, создания плавильного котла, в котором происходит отказ от всего этнического, традиционного, перемешивание культурного, языкового и религиозного многообразия народов Европы - это убивает народы. Они перестают существовать как органические общности, превращаясь сначала в атомизированных индивидуумов, лишённых идентичности, а затем в бесполую перемешанную биомассу. И в момент, когда Европа достигает этой цели, она лишается ответа на экзистенциальный запрос каждого конкретного человека - в чём смысл моего существования и бытия? Зачем я живу, кто я, и какова моя миссия? Этого ответа на Западе больше нет. И это концептуальный тупик, в который пришёл современный Запад. Он лишил человека всякой идентичности, он лишил человека духа, он лишил человека души одновременно со смертью Бога. «Бог умер», Ницше констатировал это. Это есть итог развития европейской мысли, это есть итог становления эпохи модерна и результат её завершения - отрицание, выведение Бога за скобки и оставление субъектно-объектной пары. Европейский человек в какой-то момент остался один на один с природой и провозгласил свой разум, свой рассудок мерой всех вещей. Но за ХХ век он неоднократно убедился, как сбоит человеческий рассудок, приведя Европу в состояние кровавого хаоса двух величайших войн. Только за одно ХХ столетие! Вот тебе рассудок, пожалуйста. Жизнь без Бога и перемешивание, а самое главное, изъятие идентичности. Это этноцид, это лаоцид, то есть, уничтожение народов как коллективной органической общности и последующее великое смешение, чего, как раз, не произошло в России.

В отличие от Европы, Россия, являясь большим пространством, сохранила всё многообразие идентичностей, которое существовало на этой территории веками. Народы, этносы, культуры, языки и религиозные течения в России сохранены. Не произошло религиозного и цивилизационного синкретизма. Не произошло смешения народов, несмотря на модернистские эксперименты, которые Россию тоже зацепили, но по касательной. Романовы, будучи ориентированны на Европу, особенно царь Пётр, начали модернизацию через вестернизацию, то есть за счёт сакральности. Пётр I развивал технологическую компоненту, изымая сакральность русского общества, потому что она являлась, по научению его западных наставников, неким сдерживающим фактором, который не давал Российскому государству стремительно модернизироваться, а эта модернизация была необходима, потому что нужно было отвечать на вызовы, которые шли опять же с Запада. Ибо Европа в своём стремлении навязать России свой цивилизационный тип, постоянно, каждое столетие отправляла, и даже иногда не один раз за столетие, свою армию на завоевание России для того, чтобы принудительно «цивилизовать» её под европейский стандарт. Россия вынуждена была обороняться и тем самым модернизировать свои вооружённые силы, развивать  индустрию, технологии, что делалось зачастую за счёт идентичности и сакральности, но это есть вынужденная мера.

То же самое повторяли большевики в своём стремлении к индустриализации, приняв западное, европейское учение марксизма, позитивистское, материалистское и прогрессистское. И вот, несмотря на романовский эксперимент, несмотря на индустриальный позитивистский эксперимент большевиков, многообразие культур и идентичностей в России сохранилось, может быть, за счёт того, что это огромное пространство, где всегда было где укрыться - старообрядцы укрывались от никоновской церковной реформы и разрушения традиции, народ укрывался от прогрессизма, атеизма и идеологической обработки со стороны марксистов - и сохраниться.

И вот мы сегодня сосуществуем в ситуации этнического многообразия на Кавказе, за Уралом, на Дальнем Востоке, Крайнем Севере. Этническое многообразие сохранено, то есть, этнос как базовая, изначальная категория любого народа - сохранился и соприсутствует с нами по факту. А в Европе он преодолён, преодолён однонаправленным слиянием в народы, затем в империи, распавшиеся на политические нации. Европейские народы складывались в империи, распад империй преодолевал народ, как явление, а сами империи распадались на национальные государства - état-nation, где уже атомизированный индивид становился главной социальной категорией, приближая бездну гражданского общества.

В России так же сложился народ - это большой, полиэтничный русский народ, органичный и цельный. И если в Европе народы были преодолены, то в России народ сохранился как органическая общность. В Европе национальные государства сложились в единое образование - Европейский союз, где люди лишились последней, национальной идентичности, то есть, принадлежности к тому или иному национальному государству. А в России это осталось. Это на самом деле то, что даёт возможность понимать свою идентичность, любить свою идентичность, и за счёт этого осознавать, почему другой имеет другую идентичность и уважать её, - исходя из того, насколько ты любишь свою веру, свою традицию, - понимать, почему другой любит свою.

В Европе человек лишён идентичности, он всё равно ищет различия, и единственное, что ему остаётся - это визуальное определение: вон тот с тёмным цветом кожи, он чужой, и к нему возникает неприязнь. Ответом на это становится толерантность, то есть, необходимость терпеть то, что у тебя вызывает неприязнь. Ты не знаешь, кто он, араб или негр, христианин или мусульманин, какая у него вера, где его корни, где его предки. Он знает. Ты не знаешь. Поэтому ты его не любишь, просто потому что он другой, визуально другой, но так как закон тебя заставляет терпеть - ты терпишь, терпишь, скрежеща зубами. Это общество взаимной ненависти, где все друг друга терпят, в отличие от многообразия идентичностей в России, где все друг друга уважают, любят и познают. Ибо в основе две совершенно разные предпосылки.

С другой стороны, что касается Путина  -  тут начинается какое-то смешение личностных ассоциативных моделей: тут сразу тебе и царь, тут и православный лидер, тут тебе и Сталин. Как же всё это совместить?

По поводу функций власти и сопоставления Путина с фигурами то Сталина, то царя, следует заметить, что в принципе фигура лидера российского государства обусловлена русской политической культурой, которая складывалась столетиями в течение всей истории русской государственности, которую в её необратимости стоит считать от момента крещения Руси. И именно это стало точкой отсчёта становления именно государственности, государства-империи, потому что имперская модель была взята от Византии вместе с православием, а система централизации власти была принята от монгольской империи, тюркской, монгольской, жёсткой вертикали.

Ещё одна особенность - это то, что русское общество не так политизировано, как общество Европы. Европа шла по пути политизации населения, соответственно, национальное государство, государство-нация есть некая квинтэссенция политического - это становление политического общества, где атомизированные граждане государства политически активны, у них есть своя политическая позиция, и они её делегируют власти. В результате, в Европе складывается устойчивая элитная модель, когда элитные группы выполняют властные функции, а лидер, президент лишь является спикером, озвучивая консолидированную позицию элит. Такая система власти сложилась в европейских государствах. Она же принята Соединёнными Штатами Америки: там президент есть лишь нанятый менеджер, представляющее позицию консолидированной элиты, теневой - финансовой, бюрократической, политической, клановой, орденской, как в Европе, - но, тем не менее, это те люди, которые действительно принимают важнейшие стратегические решения, а президент лишь некий интерфейс между теневыми элитами и массами.

В России не так. В России власть ориентирована не горизонтально, а вертикально. Царь есть интерфейс общения между народом и Богом, а не между элитами и массами. Это совсем другая функция. Царь в русском традиционном государстве - это первый молитвенник, это тот, кто за счёт своей истовости обеспечивает божественное покровительство народу и государству. Отсюда русское государство - это государство-крепость, которое обороняется от сил антихриста, который воцарил на земле. На земле - это царство дьявола, который посылает антихристово войско для того, чтобы попрать православную сакральность Руси, как государства-крепости. И царь за счёт своего общения с Богом обеспечивает обороноспособность русского сакрального государства, а затем, менее сакрального, тогда и обороноспособность становится более материальной. Эта функция царя ретранслируется во все форматы русской государственности, будь то империя Рюриковичей, империя Романовых, империя большевиков, где первое лицо, как окружением, так и народом наделяется теми же сакральными функциями. Она же переносится и на нынешнюю Россию, абсолютно уже остывающую в плане сакральности, и, тем не менее, функция лидера есть функция, наделённая, пусть остаточной, размытой, но сакрализацией. Народ сам наделяет царскими атрибутами первую фигуру и, в отличие от Запада, в России первое лицо всегда самостоятельно принимает решение, потому что над ним только Бог.

Если над президентом европейского государства или США есть консолидированная теневая элита, финансовая, олигархическая, в основном, то над русским лидером нет никого. Бог и он. Поэтому он принимает решения сам и спускает их элитам. Всегда так. Это совсем другая функция. И вот эта функция царя переносится из века в век, вплоть до нынешней, сегодняшней фигуры Путина, который не сакральный, не молитвенник, и, тем не менее, он наделяется именно этими чертами и несёт именно эту функцию человека, принимающего все решения и за всё, соответственно, лично отвечающего.

Во времена правления Ельцина сложилось олигархическое сообщество, которое, когда встал вопрос о назначении преемника, пыталось реализовать западную модель власти, то есть, выбрать малозначимую фигуру из российского истеблишмента, по сути, случайную, и поставить её на первую позицию для того, чтобы управлять ею. То есть, сложив консолидированное олигархическое сообщество, - а российские олигархи мыслили себя частью транснациональной олигархической элиты, - взять податливую, нехаризматичную фигуру, поставить её в центр и манипулировать ею для управления народом и государством. То есть, осуществлять функцию управления через подконтрольную, слабую политическую фигуру. Таков был замысел Березовского, который, являясь неформальным лидером российского олигархата, тогда пытался эту западную модель инсталлировать на российскую почву.

И что произошло в тот момент, когда они реализовали этот сценарий? Они взяли никому не известного человека, особенно никому не известного на Западе, отсюда вопрос - Who is mister Putin? Кто это вообще? Для западного обозревателя российской внутриполитической ситуации он не находился в истеблишменте вообще, выполняя технические функции. Они взяли техническую фигуру, и поставили в центр власти, обеспечив технологически его избрание президентом. Что произошло после этого? Через 10 минут после того, как Путин стал президентом, он объявил им ультиматум и сказал, что, либо вы принимаете мою волю, либо вас просто не будет. Часть олигархов согласилась, признала - «о, так это же царь!» - восприняли его естественно и гармонично. Среди таких оказались Абрамович, Потанин, Прохоров, Аликперов - они приняли Путина и его условия, которые заключались в следующем: «Вы не лезете в политику - я не забираю у вас наворованные на предыдущем этапе активы». Но часть олигархов не приняла ультиматум Путина - это Березовский, Гусинский, Невзлин и Ходорковский. Они сказали - «нет, ты функция от нас. Мы будем тебе указывать, ты - исполнять». И они лишились всего: Ходорковский отправился в Сибирь шить рукавицы, Березовский утонул в лондонской ванной, Гусинский бежал в Израиль, отписав всё Газпрому, Невзлин скрывается от суда за организацию многочисленных заказных убийств. Путин их рассеял. Это произошло через сразу после того, как он стал президентом. То есть, эта западная модель не будет работать в России. Здесь другая политическая культура. Что интересно, даже Медведев был принят русским обществом как президент, хотя он был избран только за счёт Путина, который передал Медведеву часть своей легитимности, он просто снял её с себя и надел на Медведева. И тот на время стал русским царём. Медведев! И его приняли как царя.

Предыдущие фрагменты интервью:

Путин и евразийство: русская идея
Дугин и Путин: историческая правота и политическая задержка

Путин, Медведев, царь, Сталин, русские, власть, многообразие, народ, Россия, полиэтнизм, евразийство

Previous post Next post
Up