Славный отрывок:
Особенно хорош второй абзац. После этого лично мне довольно трудно удержаться от похода в винный отдел и приобретения бутылочки красницкого… Но полно, читаем:
«…Однажды, когда на втором году моего пребывания в Париже я устроил себе
такой отдых, со мной случилось приключение, о котором следует рассказать;
собственно, к нему-то я и вел, ибо именно благодаря этому приключению я
познакомился с Джимом Пинкертоном. Как-то в октябре я обедал совершенно
один; на бульварах осыпались рыжие листья и, крутясь, неслись по мостовой. В
такие осенние дни впечатлительные люди склонны равным образом и грустить в
одиночестве и веселиться в дружеской компании -- Ресторан не был особенно
модным заведением, но обладал хорошим погребом, и клиенту предлагалась
весьма разнообразная карта вин. Ее-то я и читал с двойным наслаждением
человека, любящего и хорошие вина и красивые, звучные названия, когда мой
взгляд упал (в самом ее конце) на малоизвестную марку -- "руссильонское". Я
вспомнил, что никогда еще не пробовал этого вина, тут же заказал бутылку и,
найдя ее содержимое превосходным, осушил ее до дна, а затем заказал еще
пинтовую бутылку. Оказалось, что руссильонское вино в маленькие бутылки не
разливается. "Ладно, -- сказал я, -- давайте еще одну большую", после чего
все погрузилось в туман. Столики в этом заведении стоят близко друг к другу,
и когда я немного опомнился, то обнаружил, что веду громогласный разговор с
моими ближайшими соседями. Очевидно, такое количество слушателей меня не
удовлетворило, так как я отчетливо помню, что обводил взглядом зал, где все
стулья были повернуты в мою сторону и откуда на меня смотрели улыбающиеся
лица. Я даже помню, что именно я говорил, но, хотя с тех пор прошло уже
двадцать лет, стыд по-прежнему жжет меня, и я сообщу вам только одно: речь
моя была весьма патриотичной -- остальное пусть дорисует ваше воображение. Я
собирался отправиться пить кофе в обществе моих новых друзей, но едва вышел
на улицу, как почему-то оказался в полном одиночестве. Это обстоятельство и
тогда меня почти не удивило, а теперь удивляет еще меньше; но зато я весьма
огорчился, когда заметил, что пытаюсь пройти сквозь будку с афишами. Я начал
подумывать, не повредила ли мне последняя бутылка, и решил выпить кофе с
коньяком, чтобы привести свои нервы в порядок. В кафе "Источник", куда я
отправился за этим спасительным средством, бил фонтан, и (что крайне меня
изумило) мельничка и другие механические игрушки по краям бассейна,
казалось, недавно починенные, выделывали самые невероятные штуки. В кафе
было необычайно жарко и светло, и каждая деталь, начиная от лиц клиентов и
кончая шрифтом в газетах на столике, выступала удивительно рельефно, а весь
зал мягко и приятно покачивался, словно гамак. Некоторое время все это мне
чрезвычайно нравилось, и я подумал, что не скоро устану любоваться
окружающим, но вдруг меня охватила беспричинная печаль, а затем с такой же
быстротой и внезапностью я пришел к заключению, что я пьян и мне следует
поскорее лечь спать.
До моего пансиона было два шага. Я взял у швейцара зажженную свечу и
поднялся на четвертый этаж в свою комнату. Хотя я и был пьян, мысль моя
работала с необычайной ясностью и логичностью. Меня заботило одно: не
опоздать завтра на занятия, и, заметив, что часы на каминной полке
остановились, я решил спуститься вниз и отдать соответствующее распоряжение
швейцару. Оставив горящую свечу на столе и не закрыв двери, чтобы на
обратном пути не сбиться с дороги, я стал спускаться по лестнице. Дом был
погружен в полный мрак, но, поскольку на каждую площадку выходило только три
двери, заблудиться было невозможно, и я мог спокойно продолжать свой спуск,
пока не завижу мерцание ночника в швейцарской. Я прошел четыре лестничных
марша -- никаких признаков швейцарской! Разумеется, я мог сбиться со счета,
поэтому я прошел еще один марш, и еще один, и еще один, пока, наконец, не
оказалось, что я отшагал их целых девять. Я уже не сомневался, что каким-то
образом прошел мимо каморки швейцара, не заметив ее, -- по самому скромному
подсчету, я спустился уже на пять этажей ниже уровня улицы и находился
где-то в недрах земли. Открытие, что мой пансион расположен над катакомбами,
было очень интересным, и если бы я не был настроен по-деловому, то, без
сомнения, продолжал бы всю ночь исследовать это подземное царство. Но я
твердо помнил, что завтра должен встать вовремя и что для этого мне
необходимо отыскать швейцара. И вот, повернув обратно и тщательно считая, я
стал подниматься до уровня улицы. Я прошел пять... шесть... семь маршей --
по-прежнему никаких следов швейцара. Все это мне порядком надоело, и,
сообразив, что моя комната уже совсем близко, я решил вернуться в нее и лечь
спать. Я продолжал подъем и вскоре оставил за собой восьмой, девятый,
десятый, одиннадцатый, двенадцатый и тринадцатый марши лестницы, но моя
открытая дверь, казалось, исчезла так же, как швейцар и его ночник. Я
вспомнил, что в самой своей высокой точке этот дом насчитывает шесть этажей,
из чего следовало, что я находился теперь по меньшей мере на три этажа выше
крыши. Сначала мое приключение казалось мне забавным, но теперь оно, вполне
естественно, начало меня раздражать. "Моя комната должна быть здесь, и все",
-- сказал я и, вытянув руки, направился к двери. Двери не было, не было и
стены, вместо них передо мной зиял темный коридор. Некоторое время я шел по
нему, не встречая никакого препятствия. И это в доме, где на каждом этаже
были только три маленькие комнаты, выходившие прямо на лестничную площадку!
Происходившее было настолько нелепо, что я, как вы легко поймете,
окончательно потерял терпение. Тут я заметил у самого пола узкую полоску
света, исследовал стену, нащупал дверную ручку и без всяких церемоний вошел
в какую-то комнату. Там я увидел молодую девушку, которая, судя по ее весьма
домашнему туалету, собиралась ложиться спать.
-- Простите мое вторжение, -- сказал я, -- но я живу в двенадцатом
номере, а с этим проклятым домом произошло что-то непонятное.
Поглядев на меня, она ответила:
-- Если вы будете так любезны выйти отсюда на несколько минут, я вас
туда провожу.
Таким образом, вопрос был улажен при полной невозмутимости обеих
сторон. Я стал ждать в коридоре. Вскоре незнакомка вышла в халате, взяла
меня за руку, повела вверх по лестнице (то есть на четвертый этаж выше
крыши) и втолкнула в мою комнату, где, чрезвычайно утомленный всеми этими
удивительными открытиями, я немедленно бросился на постель и заснул, как
ребенок. …»
Роберт Луис Стивенсон. Потерпевшие кораблекрушение
______ ______ ______ ______ ______ ______ ______
Прошлосезонная «Театральная Стена Крутости (Королевская) 2011-2012
Действующая «Театральная Стена Крутости (Королевская)» 2012-2013
«Театральная афиша (Королевская) в Челябинске»
«…Однажды, когда на втором году моего пребывания в Париже я устроил себе
такой отдых, со мной случилось приключение, о котором следует рассказать;
собственно, к нему-то я и вел, ибо именно благодаря этому приключению я
познакомился с Джимом Пинкертоном. Как-то в октябре я обедал совершенно
один; на бульварах осыпались рыжие листья и, крутясь, неслись по мостовой. В
такие осенние дни впечатлительные люди склонны равным образом и грустить в
одиночестве и веселиться в дружеской компании -- Ресторан не был особенно
модным заведением, но обладал хорошим погребом, и клиенту предлагалась
весьма разнообразная карта вин. Ее-то я и читал с двойным наслаждением
человека, любящего и хорошие вина и красивые, звучные названия, когда мой
взгляд упал (в самом ее конце) на малоизвестную марку -- "руссильонское". Я
вспомнил, что никогда еще не пробовал этого вина, тут же заказал бутылку и,
найдя ее содержимое превосходным, осушил ее до дна, а затем заказал еще
пинтовую бутылку. Оказалось, что руссильонское вино в маленькие бутылки не
разливается. "Ладно, -- сказал я, -- давайте еще одну большую", после чего
все погрузилось в туман. Столики в этом заведении стоят близко друг к другу,
и когда я немного опомнился, то обнаружил, что веду громогласный разговор с
моими ближайшими соседями. Очевидно, такое количество слушателей меня не
удовлетворило, так как я отчетливо помню, что обводил взглядом зал, где все
стулья были повернуты в мою сторону и откуда на меня смотрели улыбающиеся
лица. Я даже помню, что именно я говорил, но, хотя с тех пор прошло уже
двадцать лет, стыд по-прежнему жжет меня, и я сообщу вам только одно: речь
моя была весьма патриотичной -- остальное пусть дорисует ваше воображение. Я
собирался отправиться пить кофе в обществе моих новых друзей, но едва вышел
на улицу, как почему-то оказался в полном одиночестве. Это обстоятельство и
тогда меня почти не удивило, а теперь удивляет еще меньше; но зато я весьма
огорчился, когда заметил, что пытаюсь пройти сквозь будку с афишами. Я начал
подумывать, не повредила ли мне последняя бутылка, и решил выпить кофе с
коньяком, чтобы привести свои нервы в порядок. В кафе "Источник", куда я
отправился за этим спасительным средством, бил фонтан, и (что крайне меня
изумило) мельничка и другие механические игрушки по краям бассейна,
казалось, недавно починенные, выделывали самые невероятные штуки. В кафе
было необычайно жарко и светло, и каждая деталь, начиная от лиц клиентов и
кончая шрифтом в газетах на столике, выступала удивительно рельефно, а весь
зал мягко и приятно покачивался, словно гамак. Некоторое время все это мне
чрезвычайно нравилось, и я подумал, что не скоро устану любоваться
окружающим, но вдруг меня охватила беспричинная печаль, а затем с такой же
быстротой и внезапностью я пришел к заключению, что я пьян и мне следует
поскорее лечь спать.
До моего пансиона было два шага. Я взял у швейцара зажженную свечу и
поднялся на четвертый этаж в свою комнату. Хотя я и был пьян, мысль моя
работала с необычайной ясностью и логичностью. Меня заботило одно: не
опоздать завтра на занятия, и, заметив, что часы на каминной полке
остановились, я решил спуститься вниз и отдать соответствующее распоряжение
швейцару. Оставив горящую свечу на столе и не закрыв двери, чтобы на
обратном пути не сбиться с дороги, я стал спускаться по лестнице. Дом был
погружен в полный мрак, но, поскольку на каждую площадку выходило только три
двери, заблудиться было невозможно, и я мог спокойно продолжать свой спуск,
пока не завижу мерцание ночника в швейцарской. Я прошел четыре лестничных
марша -- никаких признаков швейцарской! Разумеется, я мог сбиться со счета,
поэтому я прошел еще один марш, и еще один, и еще один, пока, наконец, не
оказалось, что я отшагал их целых девять. Я уже не сомневался, что каким-то
образом прошел мимо каморки швейцара, не заметив ее, -- по самому скромному
подсчету, я спустился уже на пять этажей ниже уровня улицы и находился
где-то в недрах земли. Открытие, что мой пансион расположен над катакомбами,
было очень интересным, и если бы я не был настроен по-деловому, то, без
сомнения, продолжал бы всю ночь исследовать это подземное царство. Но я
твердо помнил, что завтра должен встать вовремя и что для этого мне
необходимо отыскать швейцара. И вот, повернув обратно и тщательно считая, я
стал подниматься до уровня улицы. Я прошел пять... шесть... семь маршей --
по-прежнему никаких следов швейцара. Все это мне порядком надоело, и,
сообразив, что моя комната уже совсем близко, я решил вернуться в нее и лечь
спать. Я продолжал подъем и вскоре оставил за собой восьмой, девятый,
десятый, одиннадцатый, двенадцатый и тринадцатый марши лестницы, но моя
открытая дверь, казалось, исчезла так же, как швейцар и его ночник. Я
вспомнил, что в самой своей высокой точке этот дом насчитывает шесть этажей,
из чего следовало, что я находился теперь по меньшей мере на три этажа выше
крыши. Сначала мое приключение казалось мне забавным, но теперь оно, вполне
естественно, начало меня раздражать. "Моя комната должна быть здесь, и все",
-- сказал я и, вытянув руки, направился к двери. Двери не было, не было и
стены, вместо них передо мной зиял темный коридор. Некоторое время я шел по
нему, не встречая никакого препятствия. И это в доме, где на каждом этаже
были только три маленькие комнаты, выходившие прямо на лестничную площадку!
Происходившее было настолько нелепо, что я, как вы легко поймете,
окончательно потерял терпение. Тут я заметил у самого пола узкую полоску
света, исследовал стену, нащупал дверную ручку и без всяких церемоний вошел
в какую-то комнату. Там я увидел молодую девушку, которая, судя по ее весьма
домашнему туалету, собиралась ложиться спать.
-- Простите мое вторжение, -- сказал я, -- но я живу в двенадцатом
номере, а с этим проклятым домом произошло что-то непонятное.
Поглядев на меня, она ответила:
-- Если вы будете так любезны выйти отсюда на несколько минут, я вас
туда провожу.
Таким образом, вопрос был улажен при полной невозмутимости обеих
сторон. Я стал ждать в коридоре. Вскоре незнакомка вышла в халате, взяла
меня за руку, повела вверх по лестнице (то есть на четвертый этаж выше
крыши) и втолкнула в мою комнату, где, чрезвычайно утомленный всеми этими
удивительными открытиями, я немедленно бросился на постель и заснул, как
ребенок. …»
Роберт Луис Стивенсон. Потерпевшие кораблекрушение
______ ______ ______ ______ ______ ______ ______
Прошлосезонная «Театральная Стена Крутости (Королевская) 2011-2012
Действующая «Театральная Стена Крутости (Королевская)» 2012-2013
«Театральная афиша (Королевская) в Челябинске»